Жестоко, но смешно.

У Джаски 17.00

Джаска с джасменом скоро опять идут в поход, и Джаска хочет похвалиться, как она подготовилась. Пришлось тащиться к ней домой — вот на какие жертвы идешь ради дружбы.

В комнате у Джаски идеальный порядок: на кровати мягкие игрушки рассажены по росту, очень грустное зрелище. Я посмотрела на это дело и говорю:

— Даа… Приехали.

Джаска роется в шкафу, что-то оттуда вытаскивает.

— Смотри, — говорит она, — почти армейский вариант. Водонепроницаемые штаны. Даже если я упаду в болото, то не промокну.

Я смотрю на эти штаны жуткого лимонного цвета и отвечаю ей:

— По-моему, это штаны от недержания.

— Джорджи, ты ничего не понимаешь, — говорит Джас. — У девушки обязательно должно быть хобби — все лучше, чем вешаться парням на шею и унижаться.

Она меня достала. Причем очень.

18.00

Но на этом демонстрация походной моды не закончилась. Джас похвалилась, какие у нее резиновые сапоги, плащ и пр. и пр.

С чувством исполненного долга я отправилась домой.

Мне хотелось дойти как можно быстрее, поэтому я представила, что я маленькая девочка и скачу на лошадке. Я помчалась галопом — и-го-го! — подхлестывая лошадку воображаемым прутиком. Дорога была пустынной, и Черная Звезда (так я назвала лошадку) скакала галопом, и на боках ее выступала пена. Я всякий раз поддавала ей прутиком, и мы неслись так, что ветер в ушах свистел! Нно, милая! — приговаривала я. — Нно! А потом — тпру! — потому что нам пора было переходить дорогу. Смотрю, а на той стороне — Дейв Смехотура. Замечательно. Спасибо, Господи, ты меня круто подставил. Я вся красная и потная, без косметики, да еще на «лошадке».

Дорогу я перешла, преисполненная достоинства и холодная, как айсберг (хотя дышала как загнанная лошадь).

— Джорджия, а что это ты меня игнорируешь? — окликнул меня Дейв.

— Что тебе надо? — сказала я, не сбавляя шага, а сама с ужасом подумала: у меня, наверное, прическа сейчас похожа на хвост бешеной лошади.

Но Дейв не отстает, идет следом. Это называется — игнорирует мое игнорирование. Меня это бесит. А потом еще он меня и за руку схватил.

— Джорджия, ну посмотри на меня. Может, хватит злиться? Ведь я же не твой парень, а ты не моя девушка. Ты ведь сама не захотела. А потом я встретил Рашель, она хорошая, она ведь тоже человек…

Но у меня даже мускул на лице не дрогнул.

Дейв улыбнулся и говорит:

— Разве мы не можем просто дружить? Ведь нам было так весело друг с другом.

Что ж, он прав. Пусть из нас не получилась влюбленная парочка, зато Дейв как никто умеет смешить.

Как-то так, без всякого напряга, мы оказались в кофейне, где я и рассказала Дейву про Марка Большую Варежку.

— Да он полный придурок, — возмутился Дейв.

И мне сразу стало легче. Одно дело, когда такие вещи говорит Рози, а другое — друг мужеского пола. Выпив кофе, мы вышли на улицу и еще немного погуляли, держась за руки. А потом Дейв остановился и взял меня за подбородок (не путать со «схватил»). Он притянул меня к себе и тихонько поцеловал в губы. Черт! У меня коленки затряслись.

А потом я пошла домой.

— Эй! — окликнул меня Дейв. — А насчет Марка не беспокойся. Я с ним поговорю.

Дома

Вот радости привалило: к нам с ночевкой приезжает мой кузен Джеймс.

— Мам, ну за что? — воскликнула я.

— Дорогая, он наш родственник.

— А если б Гитлер, например, был моим родственником, ты и его впустила бы в дом?

Тут мутти «включила маму»[33]:

— Не глупи, пожалуйста. Отправляйся делать уроки. Да, и душ пока не принимай, мне нужно убрать в ванной кучку после Горди.

Горди сделал в ванной кучку? Представляю, как он долго закапывал ее, скребя когтями эмаль… Ему что, собственного лотка мало? И как он вообще забрался в ванну? А, знаю, наверняка Либби его подсадила. Или Ангус. Точно, Ангус. Я вхожу в комнату: Ангус развалился на моем кардигане и умывается после туалета.

— Ну ты и гад, — говорю я. — Вот погоди, вырастет у тебя сын, узнаешь. Маленькие детки — маленькие бедки.

Но Ангус меня не слушает. Закрыл глаза и спит. Да что я распинаюсь? С какой стати Ангус будет переживать за своего сына, если он сам такой же хулиган? Это у них в крови.

21.00

Звонят в дверь. Как всегда, открыть некому. Мама с Либби в ванной и, судя по громкому мяуканью, там же наши коты. Не представляю, как туда вообще после этого можно заходить. Чтоб я еще раз приняла там ванну или душ! Ни за что — даже если мама вымоет ее нитроглицерином[34].

А звонок все дзынь да дзынь.

21.03

Я кричу своим:

— Не беспокойтесь, мои дорогие, я открою! Это ничего, что у меня экзамены на носу! Я работаю — вы отдыхаете!

Иду вниз.

Если это Джеймс, у меня случится истерика.

21.05

Ёпрст! Открываю — а там Марк Большая Варежка. Стоит, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Джорджия, я тут насчет вчерашнего…

Что? Он опять хочет посягнуть на мои нунги-нунги?

— Чего надо? — устало спрашиваю я.

— Я это…

Тоже мне, культура.

— Я это…

— Ты кто? Граф Монте-Кристо? Тупица? Наглая Большая Варежка? Определись.

— Я это… Я пришел извиниться, — говорит Марк.

Джорджиально. И тут я вижу, что у него рот распух и губа рваная. Может, он превращается в монстра, как в фильме «Невероятный Халк»[35]?

— Так ты меня прощаешь? — интересуется Марк.

Ой, прямо сцена из «Унесенных ветром», старого кино, где джентльмены в камзолах и панталонах. Мне следовало бы ответить примерно в таком духе:

«Сэр, ваши извинения приняты. Ваше благородство беспредельно».

Но весь облик Марка как-то не вяжется с традицией изъясняться высокопарным слогом, поэтому я просто говорю:

— Эээ… Ну да, прощаю.

Еще немного потоптавшись, Марк уходит, а потом поворачивается и говорит:

— Только скажи своему приятелю, что я извинился.

— Какому еще приятелю?

— Ну, Дейву.

Bay! Ваще!!!

Это Дейв его что ли так разукрасил?

21.15

Я позвонила Рози и рассказала о случившемся.

Рози впечатлилась по полной программе — она у нас вообще любительница всего брутального.

— Вот это я понимаю! — воскликнула она. — Наш человек. Это еще хорошо, что Свен не подключился. Тут на одной вечеринке парень вперед меня в туалет заскочил, так Свен закинул его задницу через забор.

— То есть парня отдельно, а задницу отдельно?

— Джорджия, не ерничай. Это выражение такое.

— Sacré bleu. Ужас.

— Mais oui[36].

21.35

Теоретически я против насилия, если учитывать мое отношение к Иисусу. Но хорошенького понемножку. То, что Дейв поколотил Марка — это как раз то самое исключение из правил, которое меня вполне устраивает.

21.40

От этого меня еще больше тянет к Дейву.

А вот к кузену Джеймсу я испытываю совсем иные чувства. Он нынче зачитывается «Хоббитом» Толкиена и прожужжал мне все уши на эту тему.

«А ты знаешь, — говорит он, — что люди до сих пор собираются у могилы Толкиена и разговаривают между собой на эльфийском языке»?

Тоже мне интересность. Какие-то придурки собираются у могилы мертвого чувака и говорят на эльфийском языке. Это тупость, вот что я вам скажу.

Слава богу, что Джеймс не пристает ко мне со своими «щекоталками». Пусть лучше читает своего Толкиена.

Полночь

Интересно, чем отличается парень от эльфа?

Четверг, 17 марта

Позвонила Дейву Смехотуре и отблагодарила его за то, что он кое-кому «взбил перинку», защищая мою честь.

— Всегда пожалуйста, — ответил Дейв.

И никаких тебе «ну, до встречи»…

Суббота, 19 марта

Были времена — целовали меня мальчишки в ушко и все такое, а теперь я одна. Как такое могло произойти? Неужели я уже достигла своего «потолка» по поцелуйной шкале?

23.00

Села за письмо к БЛ:

Дорогой Робби,

Тут у нас идут дожди, и в школе мы разучиваем одну дурацкую шотландскую пьесу…

12.15

Лучше не напоминать ему, что я до сих пор школьница.

Пятница, 1 апреля, День дураков

Мой праздник.

Пятница, 8 апреля

Несколько раз пыталась засесть за письмо к Робби, но, увы, мне нечего ему сказать. Нужно принять эту горькую истину: он не хочет быть моим бойфрендом. Пора очищать комод от алтаря.

23.00

Я убрала все реликвии, связанные с БЛ. Когда в комнату вошла мама, то застала меня в слезах. Она присела на кровать и погладила меня по головке. В другое время это считалось бы посягательством на личность, но сейчас мне даже все равно.

— Солнышко, мне так не хочется, чтобы ты расстраивалась, — говорит мама. — У тебя все будет хорошо, и мальчики от тебя никуда не денутся. Ведь ты у меня такая хорошая и смешная, доченька моя.

От этого я заплакала еще горше.

Тут пришла Либби:

— Джи, матли.

В одной руке у нее было печенье, уже много повидавшее на своем веку, а в другой она держала за шкирку Горди. Она запустила Горди ко мне под одеяло, и тот стал кусать мои коленки.