Шэрон Кендрик - Идеальная жена для шейха

Кулал вскочил вслед за ней, взял ее за дрожащие плечи и попытался усадить обратно.

– Пожалуйста, сядь, Ханна. Я не хотел расстроить тебя.

– Я не хочу садиться! Я хочу…

Слова застряли в сжавшемся горле. Она отошла к окну, стараясь незаметно вытереть набежавшие слезы.

– Думаю, я знаю, чего ты хочешь, Ханна.

Он подошел к ней сзади, его голос звучал совсем близко. Так же близко, как той незабываемой ночью, когда он что-то шептал ей на языке, которого она не понимала, но тогда это не имело значения. Потому что Кулал заставил ее впервые в жизни почувствовать себя женщиной. Вот почему она невольно реагировала на ласку его голоса, даже сейчас. Вот почему ее соски снова напряглись в желании снова ощутить его руки, его губы…

Она старалась напомнить себе, что сейчас не время для постельных утех и вообще для сантиментов. Но воспоминания детства наполнили ее такой тоской, что она отдала бы все на свете, лишь бы он сейчас обнял и утешил ее. Баюкал ее, как испуганного ребенка. Сказал ей, что все будет хорошо.

Но он этого не сделал, и Ханна не смела обернуться, потому что не доверяла самой себе.

– Вы знаете, чего я хочу? – переспросила она деревянным голосом.

– Я знаю решение проблемы, которое устроит всех.

– Решение проблемы? – с сомнением повторила она.

– Я думаю, нам удастся выйти из этой ситуации с минимальным ущербом.

«Выйти из ситуации с минимальным ущербом».

Это не было предложение мира, и Ханна инстинктивно это почувствовала. Это было начало военных действий. Она повернулась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила голосом, в котором не было и следа обуревавших ее чувств:

– Что у вас на уме, Кулал?

Шейх колебался, что было совершенно необычно для него. Но разве был другой выход из сложившихся обстоятельств? Кулал не собирался становиться отцом, его поставили перед фактом, и теперь он был вынужден брать ситуацию под контроль. Он решительно посмотрел на Ханну.

– Ты сказала, что твоей матери выписали чек, но она жила не по средствам, и деньги быстро кончились.

– Да, – недоуменно подтвердила Ханна. – Я так сказала.

– Что, если бы я гарантировал тебе, что деньги на твоем счете никогда не кончатся?

– Наверное, речь идет об очень большой сумме, – ответила она осторожно.

– Да, – подтвердил он столь же осторожно.

– И что я должна сделать за эти деньги?

– Я думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, Ханна, – сказал он почти нежно. – Это единственный разумный выход из сложившихся обстоятельств. Отдай ребенка мне, и я сделаю его своим наследником.

– Отдать вам ребенка, – эхом повторила она.

Он кивнул:

– При отсутствии других наследников этот ребенок может получить все, что у меня есть: мои земли, мою корону, все мое королевство. Позволь ребенку остаться со мной, и я обещаю сделать для него все, что в моих силах. Он будет расти наследным принцем Заристана, а не станет метаться между двумя культурами. – Он на секунду умолк, его лицо стало суровым. – И между двумя людьми, совершенно чужими друг другу.

Ханна ощутила, как в ней, заглушая все остальные чувства, поднимается волна гнева. И она была рада этому. Потому что гнев наполняет тебя силой. Боль, страх, желание делают уязвимым, но гнев придает мужества и решительности. Наверное, будь она выше и крупнее, она вмазала бы сейчас по его самодовольной физиономии, а потом еще и еще раз. Но ее удары были бы для него не ощутимее комариных укусов. Так что она собрала все свои внутренние силы, закаленные и отточенные многолетней борьбой за выживание. Ей вдруг стало очень легко смотреть на эти жестокие губы без воспоминаний об их поцелуях, ответить презрением на бездонный взгляд его черных глаз.

– Я даже не буду отвечать на это оскорбительное предложение. Я возвращаюсь в Англию и буду воспитывать своего ребенка сама. А ты можешь убираться к черту.

– Перестань, Ханна, ты преувеличиваешь! Не мог он так сказать!

Ханна покачала головой, глядя в изумрудные глаза своей сестры.

– Это правда, – устало сказала она.

– Он предложил купить твоего ребенка?

– Он выразился не так грубо, но смысл был именно такой. – Ханна поежилась. – Наверное, зря я тебе это сказала.

– Да ты просто обязана была сказать мне! – в ярости завопила Тамсин. – Мне хочется пойти во все газеты и рассказать, что он за человек! Это возмутительно! Это варварство! Я…

– Если ты сделаешь это, – тихо прервала ее Ханна, – если ты вообще хоть слово об этом кому-нибудь скажешь без моего разрешения, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.

Тамсин помотала головой, густые рыжие кудри запрыгали на узких плечах.

– Я просто не понимаю! Ты защищаешь его?

– Я пытаюсь сделать как лучше для ребенка, – сказала Ханна.

Чайник на плите засвистел. Ханна поднялась, достала две кружки из кухонного шкафчика и бросила в каждую по пакетику мяты.

– И я не собираюсь устраивать вендетту его отцу, – добавила она.

– Неужели он не попытался тебя остановить, когда ты сказала, что уезжаешь?

Ханна кивнула:

– Конечно, пытался. Он извинился, сказал, что не должен был этого говорить. Я ответила, что все равно не изменю своего решения и лечу в Англию первым же рейсом. Он предложил воспользоваться одним из его частных самолетов.

– Но ты ведь отказалась, верно?

Ханна взяла чайник и налила в кружки кипятку.

Само собой, она хотела отказаться, ее гордость требовала этого. Но она была настолько измотана и морально и физически. Она начинала беспокоиться, что такой стресс может плохо отразиться на ребенке. А мысль о том, что она сможет поспать на нормальной кровати в самолете шейха, вместо того чтобы провести семичасовой перелет стиснутой локтями соседей с двух сторон, совсем лишила ее сил сопротивляться. Но она все равно упрямилась, она ехидно посмотрела на Кулала и спросила:

– А что подумают люди, когда увидят, что какая-то неизвестная английская горничная пользуется частным самолетом шейха Кулала аль-Дия?

– Мне все равно, что они подумают, – ответил он. – Я забочусь только о тебе.

– Вы не думаете, что несколько запоздали с этим?

Ханна заметила, как он вздрогнул, и собиралась злорадно насладиться его смущением. Но почему-то не получилось. Она просто чувствовала себя совершенно несчастной. Настолько несчастной, что у нее не хватило сил отказаться и от лимузина, который ждал ее в Лондоне, чтобы отвезти домой. Было так странно выйти под холодный октябрьский дождь после солнца Заристана, но она была рада вернуться в свою маленькую комнату для служащих в «Гранчестере» и наконец-то перевести дух. Она упала на кровать, проспала целых двенадцать часов и проснулась отдохнувшей и решительной. Она понимала, что лучше сохранить ее поездку в Заристан в тайне, но по привычке написала сестре, что вернулась, а когда та прибежала, не выдержала и рассказала ей все. Потому, что у них никогда не было тайн друг от друга. И еще потому, что лопнула бы, если бы продолжала держать все в себе.

– Так что получается, этому подонку все сойдет с рук? – спросила Тамсин, принимая кружку из рук сестры.

– Пожалуйста, не говори так. Его зовут Кулал.

– Но он…

– Он, вероятно, все еще в шоке после известия, что я беременна. А шок толкает людей на странные действия.

– Ханна, ты почему такая добрая?

– Я не добрая, – ответила Ханна, машинально накручивая прядь волос на палец. – Я просто пытаюсь быть разумной. Кулал отец моего ребенка, и, даже если он никогда не захочет встретиться с ним, я не собираюсь воспитывать ребенка в ненависти к отцу.

– Значит, ты собираешься лгать своему ребенку? – горько спросила Тамсин. – Так же, как ты лгала мне?

Губы Ханны сжались. Прошлое возвращалось, оно наносило тебе удары, когда ты меньше всего этого ждешь.

– Я никогда не лгала тебе, Тамсин. Я просто пыталась представить реальность в наименее болезненной форме, – сказала она. – Точно так же я собираюсь поступить и с ребенком. Когда возникнет вопрос, я просто скажу, что мне вскружил голову горячий парень, что в общем-то правда.

– А как ты будешь оплачивать счета? Как, черт возьми, ты собираешься выкручиваться, Ханна? Ты действительно думаешь, что сможешь одна вырастить ребенка на зарплату горничной?

– Другие женщины справляются.

– А если кто-нибудь узнает? Я думала, сотрудникам «Гранчестера» нельзя спать с гостями.

Ханна вздрогнула.

– Но ведь никто не узнает, правда? – ответила она с уверенностью, которой вовсе не чувствовала.

Звонок телефона прервал неловкое молчание. Ханна посмотрела на экран, и ее сердце упало. Она ответила на звонок и, едва дыша, выслушала то, что ей говорил голос в трубке. Нажав на отбой, она повернулась к Тамсин и сказала дрожащим от страха голосом:

– Это мадам Мартин. Она хочет, чтобы я немедленно зашла к ней.

Кулал постучал в дверь, точно такую же, как и все остальные двери по обе стороны узкого коридора. Дверь распахнулась, и на него тут же накинулась худенькая рыжая девушка с огромной копной огненно-рыжих волос.

– Ты подонок! – завопила она. – Как ты смеешь?

На секунду шейх подумал, что она действительно накинется на него с кулаками, и прикинул, как защититься, не покалечив хрупкую девочку, но тут увидел за ее спиной Ханну.

– Тамсин, – сказала она, и ее голос звучал неестественно спокойно. – Это не поможет.

Рыженькая не двинулась с места.

– Кто сказал?

– Я сказала. А теперь я хочу, чтобы ты пошла домой, потому что мне нужно поговорить с Кулалом.

– Думаешь, я оставлю тебя одну? С ним?

Кулал наконец понял, кем была маленькая фурия.

– Если я дам вам слово, что думаю исключительно о благополучии вашей сестры, вы оставите нас, Тамсин?

Девушка прищурила свои изумрудные глаза, так не похожие на голубые глаза Ханны.

– Не верю я вашему слову и никуда не пойду! – заявила она.