Когда я вышла из ванной, держа их в руке, от выражения его лица я застыла на месте.

Оно было пронизано не страхом, как я полагала, а надеждой. Таким количеством надежды, что он едва её сдерживал. Он стоял, прислонившись к стене, подергивая ногами и барабаня пальцами по бедру. Его голова была откинута назад, а глаза закрыты. Но стоило мне сделать шаг и подойти к нему, все эти дерганья прекратились.

За считанные секунды он прочитал каждый нюанс на моём лице и нашёл ответ, на который уповал. Мне не нужно было ничего говорить или показывать ему тесты. Он прочитал все в моих глазах и закричал от радости, сгреб меня в охапку и сжал до полусмерти в своих объятиях. Он не оставил без поцелуя ни один сантиметр на моей шее и лице, прежде чем зажать в ладонях мои щеки и с жадностью наброситься на мои губы, и, клянусь, в последующие два дня он был очень нежен.

Впрочем, мне все равно. Он мог целовать меня так, как ему заблагорассудится, тем самым демонстрируя мне, насколько он был счастлив со мной, как его обрадовали новости и перспективы, которые нас ждали в будущем.

К счастью, я попросила Лили присмотреть за Уилл ещё пару часов. И я рада, что сделала это, поскольку Мав, не мешкая, отнес меня в свою кровать и снова познакомил меня с той стороной своей личности, которую я не видела вот уже несколько недель.

Люци.

Мой Люци.

Я отбрасываю воспоминания и возвращаюсь в настоящее, где Мав отделяет верхнюю часть коробки от нижней половины. В его груди слышится рокот одобрения. Он цепляет своим мизинцем красные кружевные трусики.

— Боже, детка. Ты пытаешься меня убить?

Мав облизывает губы, когда берет идущие в комплекте с бюстгальтером чулки и пояс с подвязками.

— Чёрт, ты собираешься носить это?

Он изучает меня своими пылающими золотистыми глазами и протягивает руку, чтобы схватить меня.

— Почему бы тебе не открыть конверт, пока я переодеваюсь? — говорю я, уворачиваясь от его рук и улыбаясь.

Он передаёт мне коробку с явной неохотой и провожает меня взглядом, пока я не выхожу из комнаты. Я оставляю его на пару с конвертом и поднимаюсь наверх, чтобы переодеться. После чего надеваю свои красные туфли на высоких каблуках под цвет нижнего белья, и возвращаюсь вниз.

Я догадываюсь, какая картина передо мной предстанет, когда я, наконец, увижу его, но все равно моё сердце переполняет счастье. Мав сидит, повернувшись лицом к елке, на краю кремового замшевого дивана и смахивает слёзы с глаз, высматривая своего ребёнка на снимке с УЗИ, который я ему подарила.

— Я хотела подарить тебе первую фотографию нашего малыша, — говорю я, подходя ближе, и провожу руками по его тёмным волосам. Он тычется головой в мою руку. Его пальцы скользят вверх по моей голени и кружат по ноге. Другая его рука проделывает то же самое, и вместе они скользят по тыльной стороне моих коленей вверх, добираясь до бедер. Когда Мав поднимает голову и его глаза встречаются с моими глазами, я сажусь на него верхом, опускаясь на его колени.

— А ещё я купила нам камеру, чтобы мы могли делать больше снимков, — признаюсь я, продолжая пропускать сквозь пальцы его волосы.

Мав просто смотрит на меня, но в его взгляде целый калейдоскоп эмоций. Я не могу определить, рад он снимку или расстроен тем, что я пошла на свой первый приём к врачу без него. Мне было не по себе от того, что не попросила его вчера пойти со мной на особый приём, который мне назначил доктор Алистер. Но я хотела устроить ему сюрприз.

С силой, которую я не ощущала раньше, он впивается пальцами в мою кожу. Он держит меня так крепко, будто боится, что, если отпустит, я ускользну. Затем он качает головой и отводит взгляд.

— Эй, — я наклоняюсь так, чтобы заглянуть ему в глаза. — Что не так? Ты злишься, что не смог пойти со мной?

Он слегка отклоняется, и его глаза цвета расплавленного золота встречаются с моими глазами. Он опускает взгляд на моё тело, а когда поднимает, то вздыхает:

— Это все, о чем я мечтал, и каждый день становится все лучше и лучше, — он долго смотрит на меня, после чего добавляет: — Иногда мысль о том, что могу всего этого лишиться, до ужаса меня пугает.

Он окидывает взглядом моё лицо. Эмоции, которые я вижу, на секунду вводят меня в ступор.

Я кладу руку на татуировку набитую на его предплечье.

— Тише… Я здесь и никуда уходить не собираюсь. Мы вместе, так? Навсегда.

Его хватка на моей талии вновь усиливается.

— Я боюсь каким-то образом всё испортить. Как раньше. Мы потеряли столько недель, потому что я не пришёл и не рассказал тебе, что со мной происходит.

— Мав, нет человека, который мог бы любить меня больше, чем ты. Я знаю это. Я не жду, что ты будешь идеальным. Никто не идеален. Даже я. Просто будь настолько хорошим, насколько можешь, и я буду любить тебя за это, как Уилл и этот ребёнок. Все, что ты можешь сделать, это говорить со мной и рассказывать, что ты чувствуешь. Я не могу читать твои мысли, вот в чем проблема. Мы не можем продолжать строить из себя знатоков человеческих душ. Мы должны разговаривать друг с другом.

— Я знаю, детка, — он обхватывает моё лицо ладонями и гладит по щеке. — Обещаю впредь быть откровенным с тобой, хорошо? Больше не придётся строить догадки и предположения.

— Я тоже обещаю, — киваю я.

Я позволяю ему притянуть меня поближе к себе, чтобы прикорнуть на его груди. Его сердце бьётся под моим ухом. Его рука гладит меня по спине.

— Спасибо, — говорит он. — Это был лучший рождественский подарок, который я когда-либо получал.

— Ты видел предполагаемую дату родов?

Я не вижу этого, но знаю, что он улыбается.

— Да, июнь. Кажется, что долго, но я понимаю, что время пролетит незаметно.

— Как ты думаешь, когда нам лучше рассказать Уилл?

Какое-то время он обдумывает вопрос, прежде чем ответить.

— Завтра?

Я усмехаюсь, потому что подумала о том же. Я просто немного нервничаю при мысли о том, как Уилл воспримет новости. Что, если она не захочет делить нас с другим ребенком? Сейчас она в центре внимания, но что она будет чувствовать, когда придётся разделить это внимание?

— А что насчёт другого подарка?

Проходит не так много времени, как передо мной предстает мой непредсказуемый байкер. Я знала, что он будет не прочь поиграть. Его пальцы начинают теребить кромку моих трусиков, затем они скользят ниже и одной большой ладонью он накрывает мою ягодицу. Нагнув голову, он шепчет мне на ухо:

— Твоё тело не должно быть обернуто в этот цвет.

— Да? Почему это? — улыбаюсь я, прижимаясь к его груди.

Проигнорировав мой вопрос, он спрашивает:

— Ты думаешь, она уже спит?

Когда я сажусь прямо и кладу руки ему на плечи, он украдкой бросает взгляд на лестницу.

Я прослеживаю за его взглядом, а затем снова смотрю на него.

— Да, я проверяла. Она спит.

Его палец начинает скользить по бретельке моего бюстгальтера. Потянув в сторону, он позволяет ему упасть с моего плеча. Затем он делает то же самое с другой стороны, поэтому мой лифчик повисает и демонстрирует больше, чем нужно. Он снова откидывается на спинку дивана и размещает меня на своих коленях так, чтобы он мог лучше меня рассмотреть.

— Чёрт, Куколка. Я хочу ущипнуть себя и убедиться, что не сплю.

Он поднимает свои большущие руки и обхватывает ладонями мои груди. Он проверяет их вес и чувствительность.

— Они определенно стали больше, — я хмурюсь. Не могу сосчитать, сколько раз он твердил это за последние несколько дней. Смеясь над моим укоризненным взглядом, он снова смотрит на них. — Я не жалуюсь. Ни в коей мере. На них… — высунув язык, он облизывает губы и потирает своими мозолистыми пальцами каждый сосок. — На них просто трудно не пялиться. У меня встаёт, стоит лишь подумать о них. Но это…

Он коварно ухмыляется.

— У меня руки чешутся сделать фотку, чтобы никогда не забыть их такими, заключенными в красное кружево и готовыми практически выпрыгнуть из этого лифчика.

Подавшись вперёд, он выталкивает мою грудь за границы кружева, а затем кружит своим языком вокруг моего набухшего соска. Я выгибаю спину от пронзающей моё естество боли, словно от того места, где меня касается его рот, до моего лона проходит струна. Обхватив Мава за затылок, я прижимаю его голову к себе. Его рот осыпает поцелуями нежную кожу моей груди, и с каждым таким поцелуем моё влагалище напрягается. Он воздаёт должное обеим половинкам моей груди, прокладывает дорожку поцелуев вверх по шее, пока не выдыхает мне в ухо.

— Развернись, — от низкого тембра его голоса все волоски на моём теле приподнимаются, но не от страха. С его помощью я поворачиваюсь, садясь лицом к дереву. Через мгновение я оглядываюсь через плечо, чтобы взглянуть на него. Мав стонет долго и глубоко. Он поглаживает себя под штанами, а другую руку поднимает, чтобы погладить меня по спине. — Иисусе, Куколка, не знаю, что я сделал, чтобы заслужить тебя, но я чертовски благодарен, что ты моя.

Его глаза горят ярким пламенем.

— Иди сюда, — произносит он.

Мав запускает руку в мои волосы, зажимая их в своём кулаке. Он разворачивает меня в пол-оборота к себе так, чтобы прикоснуться своим лбом к моему, и помогает мне откинуться назад, чтобы моя спина легла ему на грудь. Его порывистые вдохи пробуждают во мне похоть. Он обвивает меня другой рукой и щиплет за сосок, вынуждая его затвердеть.

Он опускает взгляд на свою руку.

— Я был нежен с тобой до сих пор, — хрипотца в его голосе говорит сама за себя. Это уже не мой Мав. Это Люци, и от одной мысли о том, что меня ждёт, новые трусики, которые я надела, промокают насквозь. Затем он целует меня, накрывая своими губами мои губы, и его язык проскальзывает мне в рот. Он властвует и играет с моим языком, лаская меня изнутри. Когда он обрывает поцелуй, его зубы мгновенно погружаются в мою нижнюю губу и, прежде чем отпустить, зажимают её между зубами. — Но сегодня я не хочу быть нежным, Куколка.