Потом вошли двое — мужчина и женщина в спортивном.

— Так! — мужчина захлопал в ладоши. — Всем построиться! Всем детям построиться в центре зала! Товарищи родители, разбирайте детей и выстраивайте их в центре зала!

Родители засуетились, начали ронять пальто и сумки, нервно выкрикивая имена детей.

Мужчина открыл блокнот, о чем-то строго заговорил с женщиной. Та напряженно слушала, кивала, и было понятно, что они очень важные персоны.

— Ирочка! Ира! — тонким голосом звала Валентина Сергеевна. Нужно было и ребенка устроить где повиднее, и ценную Розу Наумовну не потерять.

Ирочка примчалась не одна. Вслед за ней топала Наташа в грязных резиновых сапогах и лохматая Анжелика.

— Это ваша девочка? — спросила Роза Наумовна.

— Вот! — Валентина Сергеевна схватила Ирочку как оправдание и продемонстрировала красоту ее локонов. — Вот моя девочка! Я в детстве была такой же блондинистой, тоже носила длинные волосы! Правда, хорошенькая девочка?

Роза Наумовна кивнула и погладила Ирочку по прекрасной макушке.

— А ваш мальчик где?

— Мой? — Роза Наумовна посмотрела куда-то за плечо Валентины Сергеевны, взгляд ее потеплел. — А вот он… Рома, ну где же ты бегаешь? Вспотел весь!

Валентина Сергеевна с готовностью обернулась, собираясь отсыпать университетскому сыну комплиментов, и на мгновение потеряла дар речи.

Мальчик, которого она увидела, был красив настолько, что это казалось легкой галлюцинацией. Темноволосый, с огромными карими глазами в густых ресницах, с ангельскими темными кудряшками и персиковой кожей — мальчик казался картинкой из книги восточных сказок

— Вот он, мой сладкий, сердце мое, — Роза Наумовна присела, провела ладонью по мокрому лбу сына и рука ее светилась от нежности.

— Какой красивый мальчик, — выдохнула Валентина Сергеевна. — Просто очень красивый мальчик...

— Да, дитя любви, — Роза Наумовна уже не могла оторвать взгляд от Ромы. — Он у меня поздний, долгожданный. Солнце мое, ангел…

Ангел широко зевнул и завертел головой в поисках приключений.

— Видишь, Ирочка, какой красивый мальчик? Его зовут Ромочкой… А это Ирочка, Рома. Правда, она очень красивая девочка? Пожмите друг другу руки, дети…

Ирочка с тоской посмотрела на маму.

— Господи, просто чудесный мальчик, — Валентина Сергеевна присела, чтобы лучше рассмотреть его. — Я таких и не видела. Знаете, у меня дочка красивая, но это же нормально… Девочка должна быть красивой… Но чтобы мальчик…

— Это он в папу… Фамильная черта — красота…

— Ну, вы тоже очень даже привлекательная женщина, — Валентина Сергеевна потихоньку пришла в себя и начала действовать. — Знаете, я предлагаю дружить семьями. Благородные семейства должны друг с другом поддерживать отношения, тем более когда есть мальчик и девочка… Вы меня понимаете, да? Вот, будем вам невесту растить…

***

— Тебя Рома зовут? — спросила Ирочка.

— Да. А тебя?

— Ирочка. А это — Наташа. А это — ее сестра Анжелка. А ты тоже танцевать будешь?

— Не знаю.

— А я буду. Меня мама устроит.

Рома подумал, поморщил лоб:

— А у меня есть игрушечный автобус!

— Ну и что? А у меня есть десять кукол! В смысле тысяча!

— А у меня тоже есть куклы!

— У тебя? Ты же мальчик!

Ирочка засмеялась, толкнула локтем Наташу:

— У него есть куклы! Ха-ха!

Рома обиделся и отвернулся.

— Так, товарищи родители, отойдите от детей! — мужчина в спортивном костюме прошелся вдоль нестройного ряда будущих танцоров. — Оставьте детей и отойдите в сторону.

Родительская волна, колеблясь и дергаясь, схлынула к стене.

— Хорошо, — мужчина посмотрел на часы, потом передал блокнот женщине и медленно пошел вдоль ряда.

— Ты, ты и ты, — он указал пальцем на нескольких детей. — Можете быть свободны.

— А почему? — немедленно раздался возмущенный родительский голос. — Что вас не устраивает?

Мужчина обернулся на этот голос, пощурился, готом сообщил: — Для образцового танцевального коллектива ваши дети слишком упитанны. Можете остаться после собрания, мы запишем вас в танцевальный платный кружок на общих основаниях.

Родители, гневно сверкая глазами, разобрали свои сокровища.

Валентина Сергеевна проследила их путь с возмущением и досадой: ну неужели не понятно? Если ребенок толстый, зачем же вести его на танцы? Отнимать время зачем у серьезных людей?

— Теперь слушайте внимательно, — мужчина снова пошел вдоль ряда. — Сейчас будет играть музыка, а вы танцуйте! Просто танцуйте, как сможете, ясно? Лидия Венедиктовна вам сейчас будет показывать движения, а вы попытайтесь повторить!

Валентина Сергеевна взволнованно вздохнула и посмотрела на Розу Наумовну. Та тоже волновалась, но ободряюще улыбнулась.

Важная Лидия Венедиктовна вышла вперед, дождалась первых тактов музыки и начала демонстрировать невозможно сложные пируэты и выкрутасы. Валентина Сергеевна даже охнула.

Дети весело и криво повторяли движения, кто-то упал, кто-то запутался и заплакал, кто-то убежал к родителям. Ирочка старательно болтала руками, приседала, кивала, вертелась и периодически, словив строгий взгляд Валентины Сергеевны, взбивала платье, чтобы было видно, какое оно легкое и красивое.

Рома флегматично делал гимнастические упражнения, взгляд его был полон скуки. Зато Наташа вся сияла, легко подхватывала нужное движение, с готовностью и легко находила нужные повороты. Маленькая Анжелика восторженно топталась на заднем плане.

— Стоп! — мужчина махнул кому-то, веля выключить музыку. — Хватит.

Он медленно двинулся по уже известному маршруту, осторожно обходя опасные зоны: дети еще не успели остановиться и по инерции дергались.

— Ты, — он указал пальцем на Наташу. — Ты. Ты. И ты…

Валентина Сергеевна покачала головой. Жалко, конечно, эту Наташу. Но, с другой стороны, детьми нужно заниматься. Пусть Наташина мама не лишних рожает, а с теми, кто уже есть, работает. Тогда и выгонять не будут.

— …И ты, — мужчина сделал несколько шагов назад. — Останьтесь и скажите свои фамилии Лидии Венедиктовне. И все мальчики пусть останутся… Остальные свободны!

Он широкими шагами направился к выходу.

Родители ахнули: как? Как это свободны?

— Минуточку! — Валентина Сергеевна бросилась вслед. — Минуточку, товарищ тренер!

Он продолжал удаляться.

— Минуточку!!!

Они уже покинули зал и оказались на лестнице. Наплыва других родителей можно было не опасаться, и мужчина остановился.

— Послушайте, вы можете записаться в танцевальный кружок на общих основаниях. Пожалуйста, ходите, танцуйте. А в ансамбль танца «Ровесник» мы набираем только одаренных детей!

— Но моя дочь очень одаренная!

— Пожалуйста, не отнимайте у меня и у себя время.

— Как это — не отнимайте? — Валентина Сергеевна всплеснула руками. — Я сюда ехала черт знает откуда! Из Серебрянки! Девочка так старалась! А вы даже толком ее не видели!

— Я все, что надо, видел!

— Да? Вернитесь и посмотрите еще раз!

— Это невозможно, — мужчина устало, с мольбой во взоре обернулся к Валентине Сергеевне.

— Все на свете возможно, — терпеливо улыбнулась Валентина Сергеевна. — Я вот работаю заведующей в центральном магазине и знаю, что все возможно. Особенно, если вы возьмете мою девочку в ваш ансамбль!

— Но…

— Мальчиков вы взяли независимо от таланта, правильно?

— Мальчиков не хватает, поэтому…

— Прекрасно! — Валентина Сергеевна ухватила мужчину под локоть. — Взяли столько мальчиков для мебели, возьмите и одну девочку! Я вас отблагодарю, поверьте!

Мужчина нервно вырвал локоть и пошел вниз. Валентина Сергеевна, спокойная и хладнокровная, последовала за ним.

***

Телевидение.

Лена с ужасом смотрела на пуховку, которой вот-вот должны были пройтись по ее конопатому лицу. До сих пор она видела такое только в кино и ничего хорошего, в смысле ощущений, от пудры не ожидала.

— Мама! — не выдержала она.

Маргарита Петровна выглянула из-за шкафа, робко улыбнулась гримершам, строго взглянула на дочь: что?

— А это… не больно?

— Не больно, — успокоила ее гримерша. — Наоборот.

Да, действительно. Лена пыталась уследить глазами за движениями на своем лице, но словила в зеркале отчаянный жест мамы: прекрати! И прекратила.

— Мама! — гримерша поманила пуховкой Маргариту Петровну. — Идите сюда!

Маргарита Петровна выползла из укрытия, стесняясь, подошла к зеркалу.

— Я с вами пойти не смогу, так что дам вам пудру с собой. Будете пудрить девочку, если заблестит.

— Пудрить?

Глупо, конечно, но Маргарита Петровна не умела пудрить. Она, конечно, имела представление о косметике, даже таскала в сумке зеркальце с помадой странного цвета. Но чтобы вот так вот сразу пудрить…

— Ой, боюсь, я не справлюсь.

— Справитесь! — гримерша посмотрела на Маргариту Петровну в отражении, потом в голосе ее угадалось сомнение. — В крайнем случае, попросите кого-нибудь из женщин в студии.

Маргарита Петровна кивнула и юркнула назад, в тень вешалки с верхней одеждой.

Подлая намять тут же вернула ей ее собственное отражение, ту пятисекундную картинку, которая нарисовалась в зеркале во время краткой беседы. Господи, какая «никакая»…

Маргарита Петровна попыталась отогнать видение собственной серости, но не смогла. Оказалось, что в гримерках такие видения особенно навязчивы.

Никакая, бесцветная, с сереньким каре вокруг тусклого лица. Одета как придется, немарко. Увидеть — и забыть немедленно…