Н-да, когда банальный поход в туалет превращается в подвиг, жизнь теряет краски. И Лена вернулась в комнату абсолютно потухшая. Ведь как не вовремя, а? Как не вовремя с ней случилась эта непонятная позорная почечная беда! Сейчас бы дышать в унисон, любоваться человеком, который сказал тебе главные слова, а разум занят низким…

Жизнь состоит из контрастов…

***

Ирочка и Рома проснулись в обнимку на заднем сиденье. Валили снежинки, в заросших белой рамкой окнах торчала Москва Пригородная.

— Это мы где? — поинтересовался Рома, протирая лицо свитером. — Это что вокруг?

— Это Москва!

Ирочка пожевала то, что после ночи остается во рту, поморщилась:

— Фигня такая… Каждый раз утром жалеешь, что у тебя есть зубы…

Зато не пришлось жалеть, что люди изобрели автомобили. Завелся сразу, несмотря на мороз. Пока машинка прогревалась, Ирочка устроила себе сеанс свежести. В частности, отворила дверь, нарушив конструкцию сугроба, получила снегом по голове. Тут же загребла то, что осталось на крыше, и начала тереть лицо и десны. А мороз при этом был недетский, так что бодрость к Ирочке пришла очень быстро. В связи с этим она попрыгала, повизжала.

Рома смотрел изнутри, улыбался. Безумная девка, смешная. Такая удивительная!

— Заболеешь! В машину иди!

Но Ирочка вернулась только после того, как кто-то из местных жителей вышел к дороге узнать, не нужна ли «скорая».

— Колбасит меня! — сообщила Ирочка, красиво хлопая снежной дверцей.

— Что с тобой?

— Колбасит! Слово такое новое! Употребляется, когда надо передать веселое возбуждение!

— Колбасит! — сам себе повторил Рома. — Колбасит!

— Ну что? Выедем?

Машинка послушно заревела, сминая снежные преграды.

— Сейчас добираемся до первого телефона, звоним одной моей тетке, у нее моемся-переодеваемся, потом едем в агентство, всех там делаем, подписываем контракт на пару тысяч баксов, и сразу же домой!

Но уже у первого телефона их ожидало большое разочарование.

Сначала Ирочка долго прикладывалась ухом к разным трубкам — автоматов много, а работают единицы. Рома представлял себе, как промерзший пластик касается виска, и ежился. А ведь Ирка еще и плечом прижимает, и роется голыми пальцами в сумке! А на морозе любая мелочь в сумке — острая!

Потом Ирочка яростно швырнула трубку на рычаг и погрузилась в сумку уже двумя руками. Начала вываливать на полку в будке ее содержимое. И было видно, что она сильно ругается.

Вернулась злая как черт.

— Вот фффак!

— Что случилось?

— Сволочи! Скоты!

— Да что случилось, скажи?

— Записная!

— Что?

— Записная книжка, бллин!

— Потеряла?

— Откуда я знаю! Нет нигде!

— А ты хорошо смотрела?

— Ой, слушай! — Ирочка яростно сунула в зубы сигарету, сморщилась. — Заткнись, а? Не до тебя сейчас!

Рома замолчал, отвернулся к окну.

Ирочка слегка успокоилась, взяла свою сумку, вывернула горкой все, что там было, на заднее сиденье. Долго расшвыривала, не доставая из зубов сигарету.

— Ну, вот! Все! Ничего нет!

И она упала на свое место, затекая яростью. В том числе и к Роме. Как будто Рома был виноват.

Он уже знал, что в таких случаях надо переждать.

Ирочка поискала еще, вышла на мороз, свирепо пиная снег, потом лежала на руле без сил.

Наконец стало можно.

— Ир! А что, мы без этой записной книжки никак?

— Никак!

— Ну, давай пойдем на переговорный пункт, позвоним в Минск кому-нибудь, кто знает московские телефоны…

— Никто не знает!

— Так может без звонка? Просто приезжаем и все?

— Куда? — во взгляде Ирочки было усталое презрение. — Адреса тоже в книжке!

— Да?

Ирочка утомленно закрыла глаза.

Рома тихонько радовался. Адресов нет, явок нет, остается часок поненавидеть мир и вернуться в Минск. Это будет правильно. Рома и мечтать не мог о таком подарке судьбы, когда можно не суетиться, не демонстрировать непонятно кому и непонятно зачем свои новые трусы… Домой!

Тонкий Ирочкин профиль ничего не выражал.

Думает об обратной дороге. Можно представить, как переживает… Рома уже хотел утешить, поддержать дорогую женщину, любимую жену, соратника…

— Ладно, — сказала любимая жена, соратник. — Будем действовать по плану «Б».

— Это как? — ласково поинтересовался Рома.

— Это значит, сейчас умываемся на вокзале и ищем по объявлению нужное нам агентство.

— Что делаем? — Рома все еще улыбался.

— Все то же, что и собирались, милый! Только в боевых условиях!

***

Ехали на работу, слушали радио. Сергей молчал, Лена молчала. Лене было странно и не хотелось выяснять отношения. Хорошо было бы задать один-единственный вопрос. Или два единственных вопроса. Но как вместить все то, что нужно узнать, в два вопроса? За ними потянутся новые, и даже в теории Лена понимала, что где-то на третьем она пустит слезу. Начнется трудное выяснение отношений, которое не приведет ни к чему. Скорее всего. Со вчерашнего дня схема отношений должна была измениться, но почему-то не изменилась. Видимо, надо как-то выйти, молча, без выражения закрыть дверь. И потом ходить полдня с тремя килограммами горькой жижи в подключичной ямке, пока не сядешь и не поплачешь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Сергей.

— Нормально, — сообщила Лена. И все равно нейтрально не получилось.

Он бы еще о погоде спросил…

— Ладно, пойду.

— Вечером заедем кое-куда, ничего не планируй, — Сергей как бы даже и улыбнулся, но быстро передумал. — Позвоню.

И Лена осталась стоять, как дура. С выражением окончательного изумления, которое всегда прорезается на лицах досрочно брошенных.

«Ты меня любишь?».

«Я тебе позвоню».

***

Прохожие были слишком заняты, иначе могли бы увидеть следующее:

Вот Рома и Ирочка по очереди смотрятся в пудреницу.

Вот Рома не хочет идти в туалет переодевать белье.

Вот Ирочка грозит ему пакетиком с бельем, лупит им по Роминой пояснице.

Вот он уходит, а Ирочка стоит у двери вокзального мужского туалета и с презрением отвечает что-то товарищу, очень заинтересовавшемуся ее статусом. То есть товарищ хочет с Ирочкой познакомиться и таким образом решить ее финансовую проблему, а то чего это она стоит на вокзале возле мужского туалета? А Ирочка посылает его куда подальше.

Вот Ромы долго нет, и Ирочка заглядывает внутрь.

Вот к ней снова подходят с игривым предложением, и она грязно ругается. Тут появляется Рома, краснея, рассказывает Ирочке что-то на ухо. Ирочка снова грязно ругается, ищет в сумке, ломает ноготь, демонстрирует его Роме. Потом вместе с ним удаляется в туалет. Довольно быстро выбегает оттуда, волоча за собой Рому. И так далее, и в том же духе еще минут сорок…

Напоследок Ирочка еще красилась в машине, отогревая красные пальцы.

— Задница полная, — подвела она итог, всматриваясь в зеркало. — Первый раз в жизни у меня помада примерзала к губам. В первый и в последний! Слышишь, Ромка?

Как будто эту диверсию подготовил он.

Далее Ирочка купила кучу журналов и газет, и пока Рома проливая себе на колени кофе из пластикового стаканчика и давился венской колбаской из фастфуда, она изучала модельный рынок.

— Все понятно, — сказала через пятнадцать минут. — Нашим агентством и не пахнет!

— Так что, это все зря? — Роме снова засветила надежда на скорое возвращение домой. — Нас обманули? Модельным бизнесом никто не занимается?

— Да до фига народу им занимается! До фигища! Вот только того агентства, в которое мы перлись, нигде не видно! А на хрена нам такое агентство?

Рома пожал плечами. Подобный вопрос, только в более лояльной формулировке, посещал его много раз. Может быть, Ира сама поймет тщетность попыток объять необъятное модельное?

— Короче, едем в самое крутое! — сказала Ирочка и весело газанула поперек дороги. Вы тут, в Москве, восьмиполосные, да? А мы плевать хотели на вашу буржуазность! У нас свои правила жизни и дорожного движения!

***

— И чего снова случилось? — спросил добрый друг Коленька, видеоинженер. — Снова не взяли замуж?

Лена даже вздрогнула, настолько привычная глупость сейчас оказалась жестокой и актуальной. Отлично звучит: «снова не взяли замуж»!

— Отвали.

— Да я бы и рад. Задолбали вы своим творческим подходом к монтажу! Снова сидеть тут с тобой до ночи…

Он крутнул волосатым пальчиком «шаттл», полюбовался переношенным на стоп-кадре ртом говорящего.

— Я сегодня выпить с однополчанами собирался, а тут вы… со своими экспериментами… Нельзя было на следующий год отложить?

— Нельзя.

— В первый раз вижу людей, которые хотят работать тридцатого декабря!

— Тебе повезло.

— Ты так думаешь?

Лена никак не думала. Она думала, что ей очень не везет в личной и общественной жизни.

Видеоинженер лукаво скалился, потом извлек из полки бутылочку:

— Может, того… Начнем утро гордо?

Лена отказалась. Не хватало еще!

— Как скажешь, — бутылочка скрылась. — Я хотел, как лучше…

Тут зазвонил телефон, видеоинженер снял трубку двумя перстами.

— У аппарата.

Потом слушал, кивал, зачем-то смотрел на Лену большими глазами.

— Я сейчас передам ей трубочку, — сказал наконец. — Она, конечно, сейчас очень занята. Но вам уделит минуту. Слышите? Не больше!

Что за ерунда?

Лена взяла трубку и вежливо «алекнула».