— Я так не могу…

Клоун наклонился ниже, помахал широкой крестьянской ладонью перед ее лицом:

— Что с вами такое произошло? Обида на всю жизнь?

— Нет. Со мной только что поздоровалась Зинаида Бондаренко!

— А! — кивнул Костик, и голос его выдал ревность. — Понятно, прикоснулись к звездам!

Маргарита Петровна возмутилась. Неправда! Никогда в жизни такими глупостями не занималась — даже фото с артистами не собирала? Никакой зависимости от блеска! Полная самодостаточность! Она и мужа выгнала…

— Я, между прочим, и мужа выгнала…

Теперь пришла пора клоуну испытать смятение.

— Ну… Вы можете не объяснять мне все в таких подробностях и так издалека…

— Я и не собиралась.

— Да, я так и понял.

Какая дурацкая ситуация, надо же! Маргарита Петровна усилием воли заставила себя остаться на месте и не сбежать. Тогда было бы совсем уж нелепо, а Лене еще с этим человеком работать.

— А что, муж был «звездой»?

Ну, вот зачем он спрашивает? Издевается?

Маргарита Петровна взглянула на клоуна с мольбой: давайте не будем замечать мою глупость! Давайте поговорим о погодных условиях?

Но навстречу ей торчала намалеванная белая улыбка. Так нереально ядовито, густыми мазками по пористой коже. Все-таки вблизи клоуны выглядят не очень хорошо…

— А вам… не жарко в гриме? Он у вас… не стекает? По-моему, его очень много.

— Не так уж и много, некоторые и больше мажут. — Костик подергал щекой. — Знаете, за много лет так привык к косметике, что теперь без нее в магазин выйти стесняюсь. Чувствую себя голым.

Слава Богу! Можно смеяться:

— Это не ваш, а мой текст! В смысле женский!

— Ну, он хоть и женский, но не ваш!

— Это почему?

Вы же вообще косметикой не пользуетесь, так?

И снова Маргарита Петровна почувствовала прилив горячего стыда.

— Просто я не успеваю. У меня работа с полвосьмого, а надо еще Лену в школу собрать… Потом сюда привезти… А в другое время я пользуюсь косметикой. Разными кремами, например.

— Вот опять вы начинаете объясняться, — Костик, поискав в кармане, выудил пачку «Космоса». — Курите? Нет? Правильно. А я курю. И выпиваю. И безвкусно крашусь. Но всем этим горжусь. И вам советую гордиться чем-нибудь… Пойду, а то перекур закончится, так и не успею восстановиться.

Он ушел, обреченно неся свой затертый до блеска бутафорский зад. Маргарита Петровна, как человек с двумя высшими образованиями, понимала, что под этими веселыми ватными штанишками кроются тощие магазинные брюки, наверняка плохо выглаженные и покрытые невыводимой ватной пылью. А под щедрым гримом имеется поношенное лицо опытного алкаша. Но представить Костика человеком все равно не получалось, и поэтому не получалось сердиться. Маргарита Петровна просто смотрела вслед.

***

— Ты их сама заработала?

— Да, сама.

Ирочка держала в руках три рублевые бумажки и медленно оседала.

— Сама заработала… А как тебе их дали? Вот просто так дали, не ругались?

— Нет.

— А откуда их достали, из большого кошелька?

— Неа… Маме по почте пришла бумажка, она сказала, что в ней мои деньги, а потом дала мне три рубля.

— И что ты собираешься на них купить?

— Пока не знаю.

Лена чуть-чуть беспокоилась о судьбе своих денег. Вещь ценная, хрупкая, а Ирочка трет, складывает. Хорошо было бы их забрать.

— Что? — Ирочка с тревогой посмотрела на подружкину протянутую руку.

— Я хочу пойти домой!

— Хорошо, иди.

— Отдай мои три рубля.

— Послушай, — заволновалась Ирочка. — Пусть они у меня полежат! У меня есть очень красивая копилка, оттуда их никто-никто не достанет! Я буду их чистить, стеречь, честное слово!

Лене стало грустно и обидно. Она и сама не заметила, как разревелась.

— Меня мама заругает!

— А ты маме не говори!

— Я ей хотела купить тапки!

— Тапки? Зачем твоей маме тапки?

— В ее тапки Мурка писает!

— Тогда давай купим твоей маме пирожное за 22 копейки! Она обрадуется и забудет про тапки!

— Но я хотела тапки!

— Тапки можно постирать! — решительно заявила Ирочка и сунула деньги в карман. — А пирожное твоя мама точно не купит!

— Почему-у-у?

— Моя мама сказала, что твоя мама бедная как мышь и не может дочке даже пирожное купить!

Лена поняла, что нужно соглашаться хотя бы на пирожное, иначе и этого не будет.

Поэтому кивнула.

Они выбрали два пирожных, тут же их съели, потом пошли в книжный магазин и там стали обладателями книжки про «Арбузика и Бебешку».

— Лучше бы еще два пирожных купили, — вздохнула Ирочка, пролистав приобретение. — Мало картинок.

— Очень интересная книга, а картинки можно и нарисовать.

— Глупости! — Ирочка пересчитала оставшиеся деньги. — Больше никаких книжек!

В соседних «Канцтоварах» девочки приобрели кое-какую жизненно необходимую ерундистику: пару кисточек, ластик с белым мишкой, несколько величественно красивых карандашей «Кохинор» и набор цветной бумаги.

На обратном пути, жутко довольные походом, они начали рассматривать свои сокровища, но были вынуждены отвлечься от приятного и экстренно нырнуть за колонну: прямо на них шел Сергей, старший брат Ирочки.

— Смотри-смотри! Сумка какая!

— Ага! Мамина! Еле тащит!

— А что в сумке?

— Не знаю! Может, мамины вещи?

Сергей остановился передохнуть, поставил огромную спортивную сумищу на тротуар, достал сигареты.

— О! Он курит!

— Ага! Мамка его убьет!

— Как он может курить? Одна капля никотина убивает лошадь!

— А он здоровее, чем лошадь! Его ничем не убьешь! Я пробовала подушкой…

Сергей насторожился, повертел крепким затылком, потом медленно, медленно-премедленно шагнул в сторону колонны. И прыжок!

И как на-а-бросится! Как схватит обеих за косы!

— Шпионили??

— Нет, Сергей! Мы не шпионили!! Мы из магазина шли!

— Какого хрена прятались тогда? Отвечать!

— Мы нечаянно! Мы больше так не будем!

У Лены зазвенело в голове — с такой силой впились в ее волосы пальцы Сергея. Она пыталась дернуться, потом пыталась не дергаться вовсе: бесполезно, волосинки, натянутые как струны, кололи кожу огнем.

— А я маме расскажу, что ты курил!!!

Волосинки были отпущены на волю, ладонь свернулась и убралась в карман Сергея.

— Что ты сказала?

— Ничего! — румяная от страха и возмущения Ирочка тяжело дышала и размазывала слезы и сопли по лицу. — Что слышал! Расскажу маме, что ты курил!

— Я тебе, мля, сейчас так расскажу!

Девочки отступили на шаг.

— Только тронь попробуй! Расскажу, что курил и меня заставлял!

— Чего-о-о?

— Того!

Ирочка рыкнула, развернулась так, что косички веером мелькнули в воздухе. Яростно прошлась туда-сюда.

— И про то, что мамины вещи украл, тоже скажу!

— Да какие мамины вещи, ты что чокнулась?

— Вот эти! — Ирочка пнула ногой сумку. — В маминой сумке командировочной! Что, не вещи там?

— Дура тупая! — Сергей зло разодрал молнию сумки. — На, зырь! Здесь книги!

— Мамины?

— Откуда у мамы книги, ты че, с дуба упала? Это из соседнего подъезда книги! Там бабка умерла, а у ней библиотека осталась! И я с Лешкой Сусловым, ее внуком, договорился сдать книги букинистам, въехала теперь?

— Кому сдать?

— Букинистам!

Ирочка посмотрела на Лену. Та пожала плечами. Может быть, он имел в виду библиотеку?

— А зачем ты их сдашь?

— Чтобы деньги получить, идиотка, блин…

— Деньги? — голубые Ирочкины глазки блеснули. — Тогда мне пять рублей!

— Что??

— Пять рублей. А то все расскажу маме!

А потом из окна Ирочкиной комнаты девочки наблюдали, как хоронили старушку-соседку.

Сначала шли люди с крестом и портретом, потом две маленькие девочки, которые с важным видом бросали на асфальт гвоздики. И хотя роль этих девочек казалась очень интересной, взгляды Ирочки и Лены были прикованы к предмету, который уныло, но торжественно приближался к их окну, — к гробу, в котором находилось что-то крайне любопытное.

— Видишь? Видишь? — волновалась Ирочка, вытягивая шею.

— Нет! Еще далеко!

— А теперь?

— Теперь… чуть-чуть!

— А что там?

— А там… Что-то разноцветное!

— О! Это… Это что?

— Похоже на куклу.

— Желтая такая!

— Совсем не страшная!

— Да, цветы вокруг.

— Я думала, там будет скелет, как в кабинете биологии!

— Нет, не похоже на скелет. Похоже на человека, только из пластилина.

— Тебе страшно?

— Ну, не знаю… А тебе?

— Ну… не страшно!

— И мне!

Больше самой смерти удивляла и завораживала странность поведения сразу стольких людей. Их медленное, вызывающе страдальческое шествие сильно будоражило. Смерть — что это такое? Ее ведь не видно! А то, что у старушки-соседки закрыты глаза — так ведь когда спишь, тоже глаза закрыты!

***

Наташа пришла за Анжеликой в детский сад. Там уже давно привыкли к тому, что одну маленькую девочку забирает другая маленькая девочка. Наташа выполняла почетную обязанность главной няни лет с семи.

— А Анжелка сегодня всю еду вытошнила, бе-е-ее! — радостно сообщил пухлый мальчик вредительской наружности.

Маленькая Анжелика только сморщилась, но рыдать не решилась, поскольку надеялась на скорейшее разрешение конфликта. Но пухлый мальчик не унимался и весело скакал вокруг, громко распевая: