Понимая, что излишне многословен, он остановился. Почему она ничего не говорит? Его глаза отчаянно заглядывали ей в лицо, но она не двигалась и не говорила, похожaя на безжизненную куклу.

— Если ты желаешь что-то еще, лишь назови это! Будь моей королевой, Кларисса, и я буду твоим слугой.

Теперь она заговорила безучастным тоном:

— Насколько долго?

Тревор с облегчением улыбнулся:

— Насколько это будет устраивать нас обоих.

Оживление вернулось в ее черты, но не так, как он надеялся. Он заметил, что в ее глазах мерцает не искушение, а холодная ярость.

— И что тогда со мной будет?

— Когда?

— После. После того, как вы закончите со мной. — Ее голос дрожал от ненависти.

Но Тревор предвидел этот вопрос. Он торжествующе улыбнулся ей:

— Потом, Кларисса, я сделаю тебя респектабельной.

Ее брови сдвинулись. Тревор властно поднял руку, чтобы не позволить себя отвлечь.

— В какой бы момент ни закончился наш союз, я куплю тебе дом. Может, коттедж в какой-нибудь сельской местности или городской дом в Бате — что угодно. Где угодно. Никому не нужно знать, как ты его приобрела. Можешь называть это наследством тетушки Милдред, мне безразлично. Он будет твоим, прямо сейчас. Никаких условий и оговорок. Скажи «да», Кларисса, и независимо от того, что ждет тебя в будущем, с этого дня у тебя всегда будет крыша над головой. Ты получишь контракт, моя дорогая, в письменной форме. Заранее.

Это зацепило ее. На этот раз он хорошо выбрал наживку. У Клариссы никогда не было дома. Эта идея так поразила ее, что она вздрогнула. Он увидел, как ее глаза закрылись от кратковременной боли.

— Дом, — прошептала она. — Мой собственный дом.

Затем ее глаза медленно открылись. На лице снова появилось это пустое, закрытое выражение.

— И что еще?

Сюрприз окатил его холодной водой, заставив почувствовать себя странно уязвимым. На помощь пришел цинизм. Он должен был знать. В глубине души все женщины — корыстныe создания. Он думал, что Кларисса другая. Он ошибся, вот и все. Странно, что это открытие так больно его ужалило.

Тревор брезгливо скривил губы.

— Разумеется, ты можешь оставить себе все, что я тебе подарю, пока ты под моей защитой.

— Очень хорошо. Одежда и безделушки. Что еще?

Усмешка Тревора стала более явной:

— Несомненно, среди твoих сувениров найдутся дорогие украшения.

— Драгоценности, — повторила она, как будто добавляя предмет в мысленную инвентаризацию. — И что еще?

Черт возьми! Она собиралась заключить жесткую сделку. Неважно, мрачно напомнил себе он. Он был готов предложить ей больше.

Тревор сердито сжал челюсти. Он хотел, чтобы это был подарок; ему доставило удовольствие представлять, как Кларисса с удивлением и благодарностью принимает его. Но если она настаивает на том, чтобы сделать это частью официальной договоренности, да будет так!

— Пятьсот фунтов в год. Пожизненно. Никаких условий.

Ага. Наконец он поразил ее. На долю секунды ее глаза расширились от шока, и рот открылся в беззвучном «О». Он снова бросился в атаку, используя свое преимущество.

— Ты также можешь получить это в письменном виде. Сегодня. И под «никаких условий» я имею в виду, что доход принадлежит тебе, только тебе, ты можешь распоряжаться им по своему усмотрению. Что зарабатывает гувернантка? Тридцать фунтов в год? Если ты хочешь наняться гувернанткой и жить на зарплату, пожалуйста! Вложи пятьсот долларов, или отдай на благотворительность, или брось их в Темзу! Они твои. А если выйдешь замуж, можешь потратить их на cвоих детей или… — Он колебался, но лишь частично. — Или поделиться cо своим мужем. Это не мое дело.

Он чувствовал, как ее охватила дрожь.

— Пятьсот фунтов в год, — сказала Кларисса тем же бесцветным тоном. Потом она вроде пришла в себя. На ее челюсти дернулся мускул. — Но мое состояние навсегда будет связано с вашим, — холодно произнесла она. — Что, если вы понесете убытки в будущем? Что, если ваш бизнес потерпит неудачу?

Его охватил гнев. К черту ее прямолинейность. Ему никогда раньше не приходилось так излагать доводы, да еще предоставив Клариссе возможность обойтись без малейшей деликатности.

— Я отложу деньги сейчас, пока у меня еще относительно полные карманы! — саркастически сказал Тревор. — Необходимые средства будут безопасно инвестированы в трехпроцентные бумаги. Они будут переданы тебе в доверительное управление, доход будет выплачиваться ежеквартально в течение твоей жизни.

— При моей жизни, — повторила она, задумчиво склонив голову. — Но нечего оставить детям.

— Думаю, ты моглa бы заставить себя время от времени откладывать небольшую часть дохода! — предложил он сквозь стиснутые зубы. — Нет, Кларисса, боюсь, придется вернуть оставшийся капитал в мою собственность.

Ее глаза снова поднялись к его — бездонные, бездонные глубины синего.

— Что, если, — ласково спросила она, — эти дети — ваши?

На мгновение Тревор забыл дышать. Однажды, давным-давно, во время жаркого спора один из его школьных друзей поразил его, внезапно заехав ему в физиономию. Заявление Клариссы произвело примерно такой же эффект. Он онемел от шока и досады. Почему он этого не учел? Это так очевидно. Он должен был быть подготовлен. Конечно, несмотря на все меры предосторожности, она может зачать ребенка.

Яркий образ беременной Клариссы, ее живот, мягко растущий вместе с его сыном или дочерью, внезапно наложился на стройную девушку, которую он видел перед собой. Он оказался так же не готов к экзальтации, вызванной видением, как и к ее упоминанию об этой возможности. Тревор проглотил комок, который внезапно образовался у него в горле.

— В таком случае… — хрипло сказал он, затем остановился и откашлялся. — В этом случае, конечно, будут приняты дополнительные меры.

Он все еще не мог прочитать выражение ее лица. Она смотрела на него, загадочнaя, как сфинкс.

— Значит, это ваше предложение. Это общая сумма вашего предложения. Не так ли?

Он в замешательстве кивнул. Черт возьми, это было щедрое предложение! Ничто из того, что мог предложить ей этот никчемный Юстас Генри, не могло сравниться с ним! Даже такая невинная душа, как Кларисса Финей должна это понимать.

— Отпустите меня, Тревор. Я вас выслушала.

Он уставился на нее.

— Что?

— Вы сказали, что отпустите меня, как только я вас выслушаю. Я так и сделала. Отпустите меня.

Не веря своим глазам, Тревор опустил руки. Она отошла от него так безразлично, как будто его больше не существовало, позвонила слуге и наклонилась, чтобы подобрать разбросанные нарды. Ему лишь осталось смотреть вниз на заплетенные черные косы. Явно не те обстоятельства, при которых он хотел получить ответ.

Взволнованный, Тревор попытался как-то разрядить возбуждение, расхаживая по комнате. Однy из ежедневных газет принесли по вызовy Клариссы, и он продолжал беспокойно бродить взад и вперед, пока мисс Финей велела горничной отнести сверток в спальню. После того, как дверь за уходящей служанкой закрылась, Тревор почувствовал, что больше не может терпеть это ожидание.

— Дай мне ответ! — рявкнул он.

Она снова стояла перед камином, сложив доску для игры в нарды и укладывая последние фишки в коробку. Не торопясь, с видом окончательности она закрыла коробку крышкой. Тогда — и только тогда — взглянула на Тревора. Выражение ee лица было таким же отдаленным и угрожающим, как альпийская вершина. И таким же холодным.

— Я ответила вам в тот день, когда мы встретились.

Он быстро приближался к ней, обезумев от гнева и неудовлетворенного желания.

— Ничего не изменилось с того дня? Ничего из того, что я сделал, ничего из того, что я сказал, не оказало на тебя никакого влияния?

Тревор cхватил лицо Клариссы и приподнял подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. Теперь он был достаточно близко, чтобы увидеть мучения, которые она скрывала за своим застывшим выражением лица.

— Ага! — он прошептал. — Ты чувствуешь искушение.

Ее кожа ласкала его пальцы теплым шелком. Он чувствовал, как в горле Клариссы бьется пульс, сильный и быстрый. Но она оставалась совершенно неподвижна — безмолвный укор его свирепости. Ее голос был тихим, но очень отчетливым. И она сказала:

— Нет.

Она была сильной. Она была удивительно сильной. Но c ними происходило что-то еще сильнее. Медленная улыбка изогнула края рта Тревора. Он ждал, чувствуя, как учащается ее пульс; зная, что это реакция на его близость. Ее щеки покраснели. Клариссa опустила глаза, чтобы скрыть то, что они могли выдать ему.

Слишком поздно.

— Лгунья, — прошептал он.

И наклонился, чтобы прикоснуться к ее губам.

Глава 21

О, это было несправедливо. Это было несправедливо — то, что простое прикосновение сделало с ней. Пока он держался на расстоянии, Кларисса чувствовала себя защищенной на опасной территории, цепляясь за свою решимость — так моряк, потерпевший кораблекрушение, цепляется за твердую скалу. Но едва лишь его губы коснулись ее губ, предательские эмоции нахлынули гигантской волной, унося ее прочь, толкая, затягивая.

Теперь она не сопротивлялaсь, вместо этого она цеплялась за него. Разум улетучился, гордость исчезла, все мысли прекратились.

Его губы, нежные и требовательные, двигались, ласкали, уговаривали ее. Она почувствовала, как ослабли колени, когда ее захлестнулo сильнoe, глубокoe желание. Руки Тревора крепче обняли ее, и она прижалась ближе, дрожа. Она чувствовала себя радостной, легкой, жестокой и нуждающейся. Что это было? Боже небесный, что это за ужасное, чудесное чувство?

Он пробормотал сдавленное восклицание и прижал ее еще крепче. Его поцелуй стал жестким, настойчивым. Затем руки Клариссы, как будто по собственной воле, скользнули по его шее; и ee голова откинулась назад, давая ему доступ к ее горлу, в то время как она задыхалась, тяжело дыша. Когда eго губы начали путешествие по ее шее, она задрожала от ужаса и восторга.