Дверь была солидной. Толстый металл, надёжные замки, никакого лишнего декора. За эти минуты я изучил её до последнего миллиметра. Вздохнул, понял, что тянуть нельзя больше.

Юлька навстречу не вышла. С кухни тянуло чем-то вкусным. Сама готовит? Готовить Юлька не любила. Тихонько играла музыка, телевизор тоже бубнил. Тишины моя жена не выносила.

— Это ты?

Я поморщился — ну кто ещё может прийти? Со своими то ключами. Прошёл на голос. Юлька сидела на полу обложившись листами бумаги, водрузив ноутбук на закрученные кренделем ноги.

— Смотри, — позвала она. — Вот эта квартирка очень неплоха. Конечно, всего сто десять квадратов, но нам вдвоём много ли нужно? Я на неё уже интерьер примерила, такая вкуснятина выходит.

— Юль, — перебил я. — Я тебя не люблю. Совсем.

Глава 18

Если кто и знал практически все, так это Ляля. Может быть, она даже рассказала бы, хотя не факт — Лялька была особой вредной. Раньше.

Сначала судьба свела Лялю с Сенькой. Сенька был невероятно хорош. Ах, если бы только это. Сенька казался другим. Если он обещал — то делал. Если любил, то вусмерть. Но вся беда в том, что Ляльке он не обещал ничего и любить её не собирался вовсе.

Но сердце доводов разума слушать не хотело нисколько. Возможно, все дело в том, что было чертовски плохо. Денег не хватало катастрофически. Нет, раньше у них прекрасно все получалось — им с мамой много не было нужно. Все было, как в маминых мечтах: крошечная чистенькая квартирка, выданная ей государством, как сироте, любимая, пусть и не очень высокооплачиваемая работа, и Лялька — идеальная дочка. Глазищи, в которых бездонное небо, белокурые локоны, в которые так ловко вплетаются ленты.

Лялька очень старалась быть хорошей девочкой. Не для себя — для мамы. Глубоко внутри она чувствовала, что этой самой хорошести в ней не так много. Но её хватало на то, чтобы производить впечатление. А потом в маленькую семью пришёл диабет.

Сначала все казалось безобидным. Мама сильно уставала. Потом ела конфеты, каясь, что виновата, обещая, что больше не будет. Потом конфеты и правда исчезли — после двух экстренных госпитализаций. Мама больше не могла работать в полную силу, она была швеей, и, даже получив инвалидность, старалась брать заказы на дом. Выплачивали пособие, но раньше оно было маленьким до невозможности.

Лялька задыхалась. Она очень любила маму, но чувствовала себя, словно в клетке. А из-за этого — постоянную вину. Тем летом, когда она повстречала Сеньку, ей было пятнадцать. Она выбиралась тайком на дискотеки, она многое делала тайком — например шоколадки в подъезде ела. Покупала самую маленькую «Аленку» — на большее денег не хватало, и ела. Сладкого, как назло, хотелось невероятно.

Так вот, Сенька был просто невозможен. Лукав, смешлив, обворожителен. Умереть от восторга хотелось, глядя на него. Раньше Лялька уверенно считала себя самой красивой, теперь сомневалась.

— Если я чего-то и хочу больше всего на свете, — сказала себе Лялька, — так это выйти замуж за Сеньку.

Тогда она глотала любовные романы пачками и мечтала о большой любви, которая и не замедлила явиться. Причём такая, что пятнадцатилетней Ляльке сразу становилось ясно — настоящая. Великая.

Странно, но Сенька не спешил разделять Лялькиных чувств. Что само по себе вопиюще — Ляльку любили все. Сенька же отшучивался.

— Маленькая ты ещё, — говорил он, хотя был не намного старше.

Рыдала в подушку. Кокетничать пыталась — кремень. Шантаж тоже совсем не помогал. И даже девственность Лялькина не нужна была нисколько, хотя в романах же пишут… Тогда Лялька решилась на преследование.

Выбиралась привычно — тайком. К дому Сеньки. Он всегда выходил в девять — десять вечера. Дискотеки посещал с завидной регулярностью. И вообще образ жизни вёл самый что ни на есть престранный. А через неделю отловил в подворотне, куда специально, похоже, и завернул.

— Какого хрена за мной ходишь?

И схватил за шкирку, словно нашкодившего щенка. Так с Лялькой ещё не обращались. В глаза смотрел — страшно. И что сказать — неизвестно. Лялька испугалась по-настоящему. Своя любовь показалась глупой, точнее, не сама любовь, а признание в ней.

Сенька влепил затрещину. Не столько больно, сколько обидно. И с этой обиды Лялька все и вывалила. Про любовь до гроба. Про свадьбу и пушистое белое платье. А потом кошка с колокольчиком на ошейнике и двое детей — мальчик и девочка.

А он смеялся. Долго.

— Не ходи за мной больше. Проблем не оберешься, дурочка.

Сенька отпустил, ушёл. Разумеется, Ляльку это не остановило — страх излечился, воспоминание о прекрасных голубых глазах осталось. Лялька была очень упертой, к сожалению. И в течении года втерлась в компанию любимого, который просто не понимал её чувств. Пока.

А потом деньги. Разве можно отказаться, когда так легко? На них столько всего можно купить. Лекарства маме. Не те, что дают в аптеке бесплатно по рецепту — от них мама отекает и давление поднимается. А зарубежные, после приёма которых кажется, что мама вдруг возьмёт и выздоровеет. Можно забить холодильник продуктами. Можно шоколадку купить, только уже большую, правда, есть её все равно придётся тайком.

Всего-то нужно — наркотики продавать. Много не доверяли, но и этого хватало. Лялька была милой, юркой, умудрялась везде стать своей, при этом почти не влипая в проблемы. И Сенька всегда рядом. Тоже — почти. Разве оно того не стоит?

Потом повысили до курьера. Работы меньше, а денег больше. К тому времени Лялька справила восемнадцатилетие, распрощалась с девственностью совсем не по любви, а просто на дискотеке. Вместе с девственностью ушла большая часть иллюзий. А Сенька как был чужой, так и остался, даже ещё хуже — смеялся он все реже. И старательно не пускал Ляльку в свою жизнь. Дискотеки, работа — пожалуйста. Пива попить иногда. А что в его душе творилось — непонятно.

А после случилось невероятное. Мама тогда в больнице лежала в очередной раз. Ей уже ампутировали ногу, прогнозы были ужасные, несмотря на то, что Лялька пыталась заработать все на свете деньги и врачам отдать. Квартиру бы продала, но та на маму оформлена, а та свято верила в неприкосновенность недвижимости. Вот тогда к ней Сенька и пришёл.

Сотового тогда у неё не было, дозвониться он не мог, а касательно работы появились вопросы. И Сенька пришёл. Усталый такой, измученный: смотришь на него, и хоть плачь. И хотелось утешить, переложить на себя хоть часть его печалей.


К тому времени Лялька уже строго уяснила себе, что есть один, наиболее действенный способ утешения мужчин — секс. И впервые осмелилась к нему подойти по-настоящему. Причём поняла, что лучше не юлить и не ходить вокруг да около — три года уже ходила — не помогло. Просто сняла футболку. Под ней лифчик самый простой, купленный на рынке за сто пятьдесят. Зарабатывала Лялька много, но тратить на себя ещё не научилась, все уходило на маму.

— Чокнутая девчонка, — тоскливо сказал Сеня.

— Ну и пусть, — упрямо ответила Лялька и лифчик расстегнула.

Сенька не устоял. Да и кто бы устоял против обворожительной восемнадцатилетней Ляльки? Она сокрушала своей юностью и красотой, сбивала с ног. Жаль, что любви это не гарантировало.

Тогда Лялька и узнала, что секс может быть ТАКИМ. Что дыхание перехватывает. Что сердце бьётся где-то в пятках. Что он касается тебя, а тебе кричать хочется. Что волновать может не только прикосновение, а одно лишь предчувствие его. Что руки могут обжигать…

И кричала, голос срывая. И прижималась всем телом, и голова кругом — Господи, как он близко! Целовать можно, да что там — нужно! Пусть он не любит, но целовать хочет всю… трогать, тискать, кусать… И лучше этого не может быть ничего во всем белом свете. Определённо.

— Ты точно чокнутая, — констатировал Сенька потом. — Связываться с тобой опасно для психики и здоровья.

Лялька вздохнула. Сейчас она боялась только одного — что уйдёт. И смотрела на него, стремясь жадно впитать в себя его образ. Таким она его не видела, возможно, и не увидит. Обнажённый, расслабленный, на спине — испарина. Кожа солёная, если лизнуть. Лялька смело пробовала её на вкус совсем недавно, а сейчас прикоснуться робела.

— Уйдёшь? — спросила она.

— До утра останусь… если не выгонишь.

В тот день Лялька испытала не только первый в жизни оргазм, но и впервые поняла каково это, быть счастливой целиком и полностью, безоговорочно, и неважно, что завтра будет. Следующие-то двенадцать часов — её.


И сердце щемило, так хотелось вдруг поверить, что навсегда. Бывало, и верилось — когда Сенька рядом спал. Он уходил, но возвращался. Не любил, но себя позволял любить. Даже с мамой его Лялька познакомилась. И надеялась, что вот теперь то точно. Её любви на двоих хватит.

А потом случилась Катька. Чужая совсем девушка. С парнем своим под руку, молодая, счастливая. И взгляд Сеньки, как у зверя затравленного. Не надо было долго гадать, чтобы понять, что к чему.

Просто не думай о ней, убеждала себя Лялька. Она уйдёт. Уже уходит. Но Катька вернулась. Мама Сеньки на лето переезжала на дачу, И Лялька почти поселилась у него, благо — не гнал. Про наркоту Катя узнала…

Гнать бы её в три шеи и ничего бы не случилось. Да просто Сеньке рассказать, он бы решил. Так далеко бы дело не зашло. Но Ляльку мучило больное любопытство. Какая она, девушка, которая сердце любимого украла? Украла и возвращать не хочет.

Обычная. Красивая, да. Но Лялька то красивее. Глаза страшные — жёлтые. Поначалу в них смотреть страшно было. Фигурка отличная, но сколько таких, с отличными фигурками? Тысячи. Почему именно на ней Сеню перемкнуло?

Приглядывалась. Примеривалась. Не понимала. Разве что чистая она. Вся. Как солнышко. Может поэтому глаза такие? И кожа светится. Лялька хотела Катю ненавидеть. Очень. Но не получалось. Ляльку к ней тянуло. Может судьба у Катьки такая, примагничивать на свою чистоту грязь? Вот Лялька и примагнитилась.