Обычно, в такие моменты начинаешь искать какие-то способы, чтобы успокоиться и очиститься от осевшего на тело и душу слоя грязи. И, желательно, подальше ото всех и вся. Но, похоже, сегодняшний день изначально пошёл наперекосяк во всём и заканчивать его добровольным затворничеством почему-то не тянуло. Вернее, подсознательно тянуло только в одно место. Куда я и направился после того, как принял душ, переоделся, решив не усугублять своё озверевшее состояние алкогольными парами, как обычно любил делать, если всё валилось из рук или хотелось поскорее от всего забыться. По крайне мере, затягивать до глубокой ночи не стал. Да и данные обещания надо всё-таки выполнять.

— Как ты?

Кажется, Юлька ждала меня всё это время, поскольку и в кровать не спешила ложиться, да и к учебникам за весь прошедший день явно не прикасалась. Забилась, как обычно в углу облюбованного ей эркера и бесцельно листала на ноутбуке какие-то интернет-страницы с развлекательной тематикой. Единственное, обернулась в мою сторону, когда я без стука вошёл в комнату и остановился в паре шагах от ступенек её маленького убежища, пряча руки в карманы спортивных карго. Что-то вроде неосознанного возведения между нами мнимого барьера, который я могу переступить в любой момент, а могу и не переступить.

— Не знаю. Наверное, никак. — Юлька пожала плечами как бы апатичным жестом и снова спрятала взгляд на мониторе ноутбука. Очередная попытка убедить меня в своей отстранённости, за которой скрыты обиды неохватных размеров. — Обдумывала все эти часы идею о возвращении к тёте Вале. Поскольку я здесь не то что лишняя, а вообще никто — никому и ни для кого. И будет всё-таки лучше для всех, если я уеду отсюда.

____________________________

[1] oğlum — турец. мой сын, сынок

* * *

— Вот это поворот, так поворот. — честно сказать, после всего произошедшего и наслоившегося за этот день, у меня не осталось сил даже на то, чтобы воспринять слова Воробушка, как за шутку. Хотя и усмехнулся, слегка ошалев, и пока ещё не имея никакого понятия, как на всё это реагировать и что говорить. Но резануло меня и смыслом её озвученного желания, и интонацией обиженного голоса весьма ощутимо. Будто и вправду приложили отрезвляющей оплеухой.

— Какой поворот? — она ещё и плечами пожимает, якобы удивляясь моей реакции на её вполне “естественное” высказывание. — Я уже спрашивала вас не один десяток раз — зачем я вам тут нужна, но никакого чёткого ответа так и не получила. Кроме одной и той же озвученной хотелки. Вернее… Самого обыкновенного удовлетворения ваших физических потребностей с моей помощью. Я же так удобно нахожусь под вашей рукой. Удивительно, что вы вообще сегодня обо мне вспомнили, после того как потратили половину дня на общение с той… кого вроде как не переносите на дух. С таким же успехом я могла использовать всё это время на свою личную жизнь в квартире тёти Вали или на встрече с друзьями по ВУЗу. И получила бы от этого куда больше пользы, чем от бесцельного прозябания внутри этой… полупустой роскошной клетки.

— Судя по твоей заранее отрепетированной речи, готовилась ты к моему приходу далеко не один час.

— Тоже мне, капитан очевидность!

Наверное, при иных обстоятельствах я бы и принял её вызывающее поведение, как за бесконтрольную акцию протеста очень обиженной, а потому не в меру раскапризничавшейся девочки, но… Я не мог не заметить в нотках её напряжённого голоса нечто большее, чем самое обыкновенное желание сбежать отсюда и больше никогда со мной не пересекаться. Она пыталась меня поддеть и хоть как-то сделать мне больно, имея для это все законные и более чем объяснимые основания. И, надо отметить, частично ей удалось это сделать, пусть я и понимал истинную природу её далеко не спонтанного бунта.

— Не хочу показаться напыщенным павлином, но, что-то мне подсказывает, в тебе сейчас говорить не просто обида за бесцельно потраченные в этом доме дни, а… нечто более приземлённое. То, в наличии чего иногда сложно признаться даже самому себе.

Я наконец-то сошёл с места и начал делать очень медленные шаги в сторону эркера, пока ещё не вытягивая из карманов руки и вроде бы выдерживая между нами мнимую дистанцию. Как если бы стал крайне осторожно подкрадываться к жертве, которой, по сути, отсюда и так некуда бежать.

— Кажется, я только что озвучила очень даже реальную проблему. Я сказала вам, что мне здесь не место! И я не понимаю, на кой вы продолжаете меня здесь держать. Тем более, если та, из-за кого вы заставили меня остаться в вашем доме теперь находится здесь же под вашим неустанным присмотром. Она добилась своего — получила тёплое местечко у вас под боком и едва не круглосуточный доступ к вашей персоне. Для неё уже нет никакого смысла что-то со мной делать. Сегодняшним примером вы дали чётко мне понять, кто я для вас на самом деле! Простите! Но… Я не вижу никаких причин оставаться тут и дальше, как и занимать чьё-то чужое место в вашей жизни. Особенно, когда его полноправная хозяйка только что сюда вернулась. И о возвращении которой вы почему-то не удосужились меня предупредить. Что ещё раз подтверждает, насколько я вам безразлична, а о моём существовании вы вспоминаете только в удобные для вас моменты. Например, когда хочется расслабиться или разрядиться.

— Не хочется тебя перебивать или чем-то подкреплять твои сложившиеся на мой счёт убеждения.

Её задушевного монолога как раз хватило на весь мой путь до её месторасположения, и теперь я рассматривал её насупленное личико с высоты своего роста и с расстояния одного незначительного движения, которым я мог в любое мгновение прекратить весь этот нелепый фарс.

— Но по мне, все твои повторяющиеся из раза в раз претензии уж очень сильно отдают нотками плохо контролируемой ревности.

— Что? Ревности? Вы это сейчас серьёзно? Или вы просто решили надо мной посмеяться? — Юлька чуть было не задохнулась. И, скорее, не от возмущения, а изумления, схожего с неожиданным открытием для неё самой.

Конечно, она не собиралась с этим соглашаться, как и признавать мою правоту касательно всего, что я о ней говорил.

— Тогда какого шайтана ты постоянно себя накручиваешь? Придумываешь обо мне и Веронике то, чего нет и никогда не будет. Убеждаешь себя, что это всё чистая правда, а не плод твоего воспалённого воображения, а потом предъявляешь мне всё это в виде истины последней инстанции. Или, по-твоему, я настолько конченный извращенец, что стану держать в доме двух почти одинаковых двойников, чтобы поочередно трахать то одну, то другую? Вообще-то у меня только один член и куда попало я его не сую. И, если ты ещё не забыла, этим днём ты сама ко мне пришла с весьма конкретной целью и даже успела кончить, в отличие от меня.

— Пришла, потому что была дурой! И понятия не имела, что меня ждал за сюрприз в ближайшее время. Ещё и думала, что я вам действительно не безразлична. Но раз эта… красавица уже здесь, выходит, всё, что вы говорили о ней и о чувствах к ней — откровенная ложь. Как можно пустить в собственный дом человека, которого вы ненавидите до едва контролируемого желания убить? В моей голове почему-то такие вещи не укладываются. Может ваша к ней ненависть совсем иного происхождения? Может подсознательно вы всё ещё к ней тянетесь, а я… Я так удобно на неё похожа…

— Прости, Сэрче, но я уже банально не знаю, что тебе ещё сказать! Я объяснил свои поступки вроде бы на доступном для твоего понимания русском языке, а не на турецком! Если ты не хочешь этого принимать, продолжая и дальше что-то во всём этом для себя выискивать, то, извини, слушать твои бредни я не намерен!

Я и сам не понимал, почему продолжал тут стоять, в попытке достучаться до упрямого сознания этой непредсказуемой, а временами ещё и совершенно несносной девчонки. Но и просто уйти почему-то тоже не мог. Я же припёрся сюда не против своей воли, а как раз по её наитию.

Может оттого и не сумел сдержаться, выплёскивая своё негодование через бессмысленные действия. Выхватил у Юльки ноутбук, как будто это он был главным виновником нашей идиотской стычки, захлопнул этот недешёвый гаджет чуть было не до пугающего треска и в сердцах отбросил его на мягкие сиденья секционного дивана — в противоположную от временно оробевшего Воробушка сторону. Хотя, на деле, меня порывало сигануть его прямо в окно, куда подальше.

— Тогда почему вы меня не отпускаете? — похоже, она и не собиралась униматься. Если не сказать об обратном. — Зачем я вам здесь? Или, хотите сказать, что вы до сих пор не наигрались мною?

А что я вообще мог ей на всё это ответить? У меня не было ответов. Одни лишь тупо навязчивые чувства и, да, самые обыкновенные физиологические хотелки. Как будто существовали какие-то другие — сказочно эфемерные и волшебные, превращающие воду в вину, а безобразных жабр в прекрасных царевн.

— Если для тебя это будет вполне достаточно, то, ДА! — я не выдержал и всё же нагнулся над Юлей, одной рукой вцепившись в спинку дивана рядом с её головой, а ладонью второй прижавшись к сиденью у её бедра и тем самым отрезав все возможные пути побега. — Я не хочу никуда тебя отпускать. Вот такая у меня необъяснимая блажь. И никакого отношения к Веронике она не имеет! Меня заводит сама мысль, что ты постоянно у меня под боком. Что в любой момент я могу к тебе прийти и взять! Сделать с тобой… по крайней мере, хоть какую-то ничтожную часть из своих извращённых фантазий. Даже сейчас, когда я тебе всё это говорю, у меня так встаёт… будто я не имел бабы как минимум с полгода!

Думаю, она прекрасно поняла до какой ручки только что меня довела. Поскольку мгновенно присмирела, онемела и оцепенела, глядя широко раскрытыми глазёнками в мои явно налившиеся кровью глаза. Так как в голову мне сейчас било отнюдь неслабо, впрочем, как и в пах.

— К тому же… я и не собирался тебя отпускать ни до появления Ники, ни уж, тем более, после. Либо смирись с этим уже наконец, либо… не знаю! Но, если в будущем ты начнёшь возвращаться к этой теме снова и снова, не представляю, что я тогда с тобой сделаю. Хотя, давай! Продолжай! Если тебе самой очень любопытно до какой точки кипения ты способна меня довести. А, главное, до каких последствий!