— Ты хоть сколько-то своим скудным рассудком осознаешь, что я в действительности мечтаю с тобой сделать? — на последней фразе мой голос окончательно охрип, поскольку по-другому я её сейчас и не воспринимал.

— Ну так сделай! Хватит сыпаться угрозами, которые ты зассышь когда-нибудь воплотить в жизнь. А то они уже начинают вводить меня в состояние дичайшей скуки…

Похоже, мы оба не поняли, как это произошло. У обоих сработал свой собственный врождённый инстинкт. У Щербаковой — инстинкт самосохранения, у меня — охотничий. Но вскрикнула она от неожиданности далеко не наигранно. Причём очень даже натурально, выдав своё истинное внутреннее состояние с потрохами, в тот самый момент, когда я резко схватил её за горло и одним чётко выверенным движением уложил затылком и спиной на могильную землю, практически на то же место, где ещё недавно красовалось её именное надгробие. И не забыл придавить локтем сверху далеко не забытым приёмом из смешанных единоборств, пока нависал над её побелевшим от смертельного страха лицом, заглядывая в вытаращенные на меня глаза с неподдельным бешенством.

— Так ты за этим сюда пришла, да? Чтобы я наконец-то свернул тебе шею или придушил? Не терпится отправиться на тот свет, несмотря на все твои предыдущие попытки выжить любой ценой?

Я хрипел в искажённое ужасом и окружающими тенями лицо Ники, но сжатие пальцев на её горле всё-таки контролировал (а то ведь точно переломаю позвонки и пикнуть не успеет). И мысленно отчитывал секунду за секундой её предполагаемого потенциала. Но больше всего жалея, что сюда не дотягивал фонарный свет, и я не мог наблюдать во всех мельчайших подробностях, каким пунцовым становиться её изумлённое лицо, и сколько ей осталось времени и сил перед неизбежной потерей сознания. Зато прекрасно ощущал пальцами каждую её попытку сделать спасительный глоток воздуха с ещё более тщедушным барахтаньем подо мной, когда она тыкалась в меня своими кукольными кулачками и даже пыталась ударить. Забавная картинка, а, главное, такая восхитительная. Почти что услада для глаз.

— Ты… т-ты с ума сошёл! — я, скорее, прочёл по губам, чем расслышал её немощный ответ на все мои издевающиеся вопросы. — Отпусти… бога ради! Отпусти!

— Ты же сама только что попросила это сделать… Какая же ты, Ника, непостоянная. Или же сама не знаешь, чего хочешь.

Но хватку пальцев всё же ослабил, а то, не приведи Аллах, таки это сделаю. Уж слишком сладок соблазн. Почти уже на грани.

— Я говорила о другом, твою мать!

Она упёрлась своими хилыми ладошками в мою грудь, но это малой чем ей помогло.

— Да неужели. Дай угадаю. Видимо, это я не так всё понял или вырвал из контекста твои слова.

Правда, играться в её же игры мне надоело почти сразу же. Я снова нагнулся над её оцепеневшим личиком и снова прохрипел в блестящие от набежавших слёз глазища этой подколодной гадюки свой безапелляционный вопрос.

— Повторяю ещё раз! Какого ты здесь забыла? Именно здесь, где тебе не место ни живой, ни мёртвой!

— Просто не смогла спокойно смотреть, как ты мучаешься! Ты же приезжаешь сюда, когда тебе очень плохо. Когда не знаешь, как по-другому скинуть со своих плеч навалившийся груз проблем. И если тебе сейчас стало хоть немножко легче от попытки меня придушить, я буду рада даже этому! Даже самому ничтожному вкладу со своей стороны в твою душевную стабилизацию.

— Сколько же пафоса и фальши, Ника, в каждом твоём слове. Ты бы хоть получше подготовилась, что ли. Теряешь хватку и сдаёшь позиции? Признайся честно. Это твоих рук дело, да?

— О чём ты?

Великий Аллах. Как же она предсказуема!

Я наконец-то её отпустил и отполз обратно к надгробию брата, испытывая страстное желание оттереть руки и лицо от оставшихся на них отпечатков и запахов этой сучки. Может поэтому и поспешил сделать большой глоток из бутылки, чтобы прополоскать хотя бы рот.

— Опять эти твои излюбленные игры, да, Никки? Вся такая несведущая и совершенно ни в курсах. Только-только проснулась и абсолютна ничего не зная, поскакала за мной на кладбище. К Юльке побежала тоже из чисто самаритянского порыва — поддержать и погладить по головке? Или думала, что я в своём нынешнем состоянии просмотрю этот момент и пущу всё по боку?

— Ну, знаешь ли!.. Было сложно удержаться, когда видишь вас обоих на взводе. И раз ты так пристально за нами наблюдаешь, почему тогда не послал Догана за мной и не попёр взашей из комнаты Юльки?

Занимательная паразитка, а, главное, такая живучая. Не прошло и минуты после того, как её тут старательно душили по всем канонам классики жанра, а она уже, как ни в чём ни бывало, приподнимается с земли, отряхивается и даже прихорашивается, пытаясь придать своей внешности изначальный вид фатальной красотки. Разве что в брендовом пальто, а не в нижнем белье. Даже горло своё пощупала лишь поверхностно и то, скорее, проверяла, не сорвал ли я ей в порыве бурной “страсти” какую-нибудь скрытую под одеждой цепочку.

— Наверное, было просто интересно наблюдать за всеми твоими поползновениями и выбранной тактикой. Или до чего ты готова дойти при достижении поставленной цели. Думаю, пока Юльке не угрожает смертельная опасность от твоих рук, ты едва ли способна замутить воду уже больше, чем есть. Но, учти… Если я узнаю, что ты спелась с Уваловым (а я обязательно об этом скоро узнаю), лучше тебе сразу готовить все свои вещи на выход.

— Увалов? Это бывший парень Воробушка? Кажется, она о нём сегодня упоминала…

В этот раз я всё же удержался от соблазна снова схватить её за горло и приложить головой к чему-то более твёрдому. Но вот жёсткой усмешки скрыть не удалось.

— Как мило! Я тебе почти поверил… Не хватило, разве что, самой малости.

Я хотел было сделать ещё один глоток, но в этот раз Щербакова выхватила ловким манёвром из моей руки бутылку и с показательным изяществом прижалась оттопыренными губками к вершине стеклянного горлышка. Ни дать, ни взять, собралась устроить минет сымпровизированному фаллоимитатору.

— Тебе не кажется, что ты попросту заблудился в трёх соснах, а сегодняшний случай — лишь яркое тому подтверждение. — она почти даже не поморщилась, хотя и сделанный ею глоток был отнюдь немаленьким. Причём, бутылку мне она так и не вернула. — Ты же не можешь не понимать, насколько вы с Русиновой разные. И это я ещё не говорю о вашей разнице в возрасте! Она же ведь, по сути, ребёнок! Совершенно безопытный и не смыслящий абсолютно ни в чём! С одной стороны, это, конечно, весьма удобно. Из неё можно слепить кого угодно. Например, идеальную и покладистую игрушку для своих извращённых утех. Научить поверхностным азам Темы, подсадить на лёгкий мазохизм, не говоря уже о возможности, влюбить в себя по уши. Она как раз в том возрасте, когда крышу от любви срывает на раз. Когда влюбляешься во всё подряд — в актёров, в певцов, теперь уже, наверное, и в блогеров. Короче, идеальный материал для лепки и самовыражения. Или… тебе что-то мешает?.. Только не говори, что это совесть. А может она действительно какая-то не такая? Почти нестандартная. Не успела забыть о своём первом мальчике, хочет вернуться в привычную ей среду обитания… забыть о тех кошмарах, что ты с ней вытворял… Ты же знаешь… Если бы ты проделал то же самое со мной, я бы точно выпала в сабспейс. Слушай! А не хочешь проделать этот трюк со мной прямо сейчас? Здесь. На моей могилке. Получилось бы даже символично. Блядь… кажется я уже завелась. Надеюсь, ты прихватил один из своих любимых ножичков?..

Похоже, Щербакову несло уже просто нешуточно. Буквально в неизвестном направлении с неизвестными для нас двоих последствиями. Хотя я, вроде как, был за себя спокоен, испытывая от её словесного поноса не меньшее раздражение, как и от всех её тщедушных попыток развести меня на нужные ей эмоции или действия. Даже от её показательного выступления — погорелой актрисульки перед одним единственным зрителем, мне не терпелось вышвырнуть её с кладбища также сильно, как и из своего дома. Особенно, когда она снова распласталась по земле, раскинув в стороны руки, подобно распятой на кресте жертве.

Грёбаная, бессовестная дрянь, напрочь лишённая хоть каких-то моральных и этических принципов.

— Я одного не могу понять. Ты сейчас пытаешься меня соблазнить или банально нарываешься? Я же могу сейчас тебе этим ножичком прямо по горлышку… поскольку каких-то иных поползновений на все твои провокации я абсолютно не испытываю. Хотя, да. В этом ты вся и есть. Что говорится, ничего нового. Заболтать, совратить, убедить в чём-то… Только ты забыла об одной немаловажной на данный момент вещи. Уже прошло девять, мать твою в жопу, ёбаных лет! ДЕВЯТЬ! Ника! Не девять дней и не девять недель, а ЛЕТ! Я изменился, и буду продолжать меняться и дальше, набираясь нового жизненного опыта и кардинально пересматривая все свои прошлые взгляды на жизнь. Это неизбежный процесс для любого взрослеющего человека, и ты ни хрена не сможешь этому что-то противопоставить. Ты ОПОЗДАЛА! Твой поезд давным-давно ушёл. И даже если мне ничего не выгорит с Юлькой, ты всё равно не получишь подле меня никакого, даже отхожего места. Даже в качестве бесправной сучки возле моей ноги.

— Откуда такая железная уверенность, асланым? Я хотя бы знаю тебя куда лучше твоей новой игрушки. Как и знаю, что у вас ничего не выгорит, что бы ты не пытался предпринять и как бы не старался. Она из другого мира. В её голове — примитивные развлечения безмозглых подростков, да походы на студенческие вечеринки. Ну, может ещё охи-ахи под звёздами и луной с красивым мальчиком-старшекурсником, а то и с несколькими сразу. Это совершенно другой уровень и другой мир, в который тебе давным-давно закрыты все пути. Уверена, ты сейчас бесишься как раз из-за этого. Понимаешь, что тебе нужно её отпустить, поскольку это будет самым правильным решением для всех нас. В особенности для неё.

Ника определённо не собиралась останавливаться. Наверное, точно задалась целью долбить моё терпение до победного, выискивая попутно самые уязвимые во мне точки. Даже снова подскочила с холодной земли и принялась тыкаться мне в лицо, подобно одержимой заклинательнице или заговорщице и, видимо, выискивая в моей отмороженной маске хоть какое-то подтверждение своим далеко не тайным желаниям и догадкам. Не знаю, как я при этом сдержался и не оттолкнул её обратно на её же собственную могилу?