Рэй привстает, рывком стягивает с себя футболку, не давая Керри времени даже на восхищенный вздох, потому что его тело, в отличие от ее, просто нереально. Крепкий, жесткий, худощавый, с сухими, выделяющимися мускулами, он не производит впечатления громилы, но вот то, что он опасен, можно понять сразу же. Даже если ты самоубийца и не реагируешь на жуткий, морозящий все вокруг взгляд, его тело даст понять, что перед тобой - хищник. Привычный к агрессии. Тот, кто бьет первым, не задумываясь.


Рэй не красуется, не дает девушке рассмотреть себя повнимательней, провести неверными пальцами по твердым мышцам груди пресса. Ему не до этого. Он просто обрушивается на Керри всем ураганом, что бушует в крови, перехлестывает по венам, толкается в сердце, заставляя выскакивать из груди и сходить с ума от скорости.

- Твоя? - и как это Керри еще может что-то соображать и даже говорить, она сама не понимает. Защитная реакция, не иначе. Чтоб не снесло торнадо по имени Рэй. Ее личным торнадо.


- Моя. Я ей управляю.


Рэй раздвигает ей ноги, грубо, не в силах сдерживаться больше, дергает трусики, пережившие нападение в туалете, но все же не выдержавшие повторной атаки, наклоняется и прикусывает напряженную кожу живота над лобком, шумно сопит, как большой пес, хрипит изменившимся, низким голосом:


- Пахнешь как... Пи**ц просто... Умру сейчас...


Но, в полном противоречии со своими словами, развивает бешеную активность, не давая Керри опомниться, и уж тем более позадавать еще глупые вопросы.


Сдирает с себя джинсы, возвращается к ее лицу, и... Опять целует. Нежно. Опять. Нежно. Да что же происходит??? Правда, когда в ту же секунду, одновременно с поцелуем Керри чувствует давление в промежности и сдавленно стонет от легкой будоражащей боли проникновения, становится понятно, что, что бы там с Уокером не произошло за эту неделю, и, особенно за эти два последних дня, когда она его не видела, он остается верен себе. И добивается своего любыми способами. И, скорее всего, эта его неожиданная нежность - всего лишь хитрый ход, очень удачный, надо сказать. Полностью обезоруживающий.


Так же, как и его улыбка.


Завлечение, обманка, прятки с понятным финалом.


Потому что берет он ее так же, как и всегда, жестко и сильно. Не щадя. Врываясь на полную длину, одновременно сжимая хрупкие плечи, зарываясь пальцами в пушистые локоны на затылке, ловя ее припухщие губы, ее стоны, заглядывая в поведенные поволокой глаза. И отвечая на каждое, самое маленькое движение навстречу. Он по-прежнему очень остро ее чувствует, понимает ее тело на своем, животном уровне, и дает ему то, чего недостает. Больше силы, больше напора, больше движений. Он знает, как ей нравится. Как она любит. Потому что сам в свое время показал ей это. Научил. Приучил.


И теперь Керри привычно и так сладко изгибается в его руках, отвечает на поцелуи и стонет в ответ на каждое движение. И, несмотря на происходящее, все стремится посмотреть на него, в его глаза, поймать в них привычное для него выражение несдерживаемого животного удовольствия, восхищения ей. Как центром его Вселенной. Это возбуждает еще сильнее, делает ощущения настолько яркими, настолько взрывными, что Керри не выдерживает. Сжимает его сильно ногами, выгибается и кричит. И в этот раз Уокер не закрывает ей рот. Потому что здесь никто не услышит.


Потом они лежат в немного непривычной для Керри позе. Диванчик узкий, Уокер просто ее переворачивает и кладет на себя, прижимая за поясницу, чтоб не прыгала никуда. А Керри и не собирается. Какой тут прыгать, когда еле живая?


Уокер дотягивается до джинсов, брошенных в изголовье, достает сигареты, прикуривает. Керри лежит у него на груди, немного сползая вниз и чувствуя, как еще не до конца опавший член утыкается ей живот. От этого ощущения почему-то волнительно и странно. Сколько раз они лежали вот так, рядом?


В самом начале их непонятных недоотношений, Уокер, залезал в ее окно и просто молча брал ее столько, сколько ему надо. А потом одевался и уходил, правда, крепко целуя на прощание. Если б не этот поцелуй, было бы совсем беспросветно.


Затем он начал оставаться, словно ему не хватало уже простого секса с покорной девушкой, хотелось... Близости? Он обхватывал ее рукой, вальяжно пристраивал на груди, курил, не заботясь о том, что табачный дым пропитает насквозь весь текстиль в скромной девичьей комнате, где в последний год колледжа творились совсем нескромные вещи. А Керри лежала, слушая мерный и успокаивающий стук сердца, чувствуя запах табака, пота, кожи, иногда металла, эту дурманную смесь, которая голову кружила и сводила с ума. Обычно, докурив, Уокер опрокидывал ее на спину и брал еще раз. Чаще всего, уже не так грубо, а медленней, спокойней. Срываясь лишь к финалу. Вместе с ней.


Они так и не разговаривали все время их недовстреч. Уокер только курил и трахал, а Керри, после нескольких проваленных попыток, тоже не особо стремилась. Она помнила свое тогдашнее замороженное состояние, свою отстаненность, не хуже уокеровской, свое погружение в себя.


Они оба тогда что-то нашли друг в друге. Может, не отношения, но поддержку.


То, что потом было так больно рвать.


Но вот так вот, прямо на нем, сверху, в такой провокационной позе, Керри никогда еще не лежала. Да и сейчас должна была благодарить только узкий диван. Рядышком на нем лежать было невозможно. Только так, друг на друге.


Уокер курит, смотрит на нее сквозь ресницы. Неожиданно остро. Керри понимает, что надо поговорить. Просто надо. Высказывать ему что-то бесполезно, конечно же. Что творится в голове этого упрямого дикаря, вообще невозможно понять.


Но, в конце концов! Она не может позволить, чтоб все опять встало на прежние рельсы! А Рэй, судя по всему, наоборот, только к этому и стремится.


- Рэй, так не может дольше... - она выдыхает, заметив, как опасно блеснули его глаза, понимая, что перегнула. Уже с самого начала разговора перегнула.


- Рэй, ты вообще представляешь себе, что сейчас будет? Чен... Он же подаст заявление в полицию... И... Ах!


Она не успевает договорить, потому что сигарета уже отброшена, а жесткие руки неожиданно чуть подтаскивают ее вверх, и плотно насаживают на готовый к новому раунду член. И когда он успел так возбудиться? Она же лежала прямо на нем? Животом. И упустила момент...

Рэй, несмотря на то, что в кои-то веки снизу, не выглядит тем, кого имеют. Совсем нет. Имеет он.


Смотрит, держит, дает маленькую паузу, чтоб осознала, в каком она положении, а потом командует:


- Сама.


Керри, которая так никогда не пробовала, ошеломленно смотрит в его горящие от бешенства глаза и всхлипывает. От непонятной обиды. Вот как так? Она сидит на Уокере верхом, а командует все равно он!


Рэй неожиданно легко качает ее вверх и вниз, как на качелях, вынуждая, охнув, ухватиться за спинку дивана одной рукой и упереть вторую в твердый живот.


- Давай, бл*!


Он уже рычит. Опять! Опять!


Керри, выдохнув и прикусив губу, двигается на пробу, несильно и невысоко. И Уокер резко откидывает голову назад, сцепив зубы. Он напряжен. Взбешен. И явно сдерживается, чтоб не опрокинуть ее на спину и не поиметь грубо и жестоко, наказать за невысказанные претензии, за намеки. И только тут до Керри доходит, что Рэй дает ей преимущество. Карт-бланш! И это не унижение, а , наоборот, поощрение. Шанс. Для него, чтоб не превратиться опять в зверя. Для нее, чтоб смягчить его.


И она пользуется предоставленной возможностью по полной.


Все же художественная гимнастика - это вам не просто танцы с лентами, это серьезная физическая подготовка. Поэтому необычно только первые секунды. А потом, когда найден нужный угол проникновения, такой, при котором Керри реально чувствует себя мушкой, насаженной на иглу, все становится на свои места. Керри двигается, уже ничего не говоря больше, и видит, как меняется выражение лица Рэя. Из ожесточенного и сдержанного - к возбужденному, голодному, со слегка мутным взглядом, словно от хорошей дозы кайфа. Он ей не помогает, просто трогает ее неутомимо движущиеся бедра, плоский напряженный животик, смотрит, как появляется и исчезает в ней его член, и взгляд скользит по ее открытым губам, по груди, подпрыгивающей в такт движениям, по ломкому изгибу талии. И Керри ловит этот взгляд, возбуждаясь еще больше, двигаясь быстрее, запрокидывая голову в стоне. И совсем малости ей не хватает. Совсем чуть-чуть. Она не понимает, чего, поэтому стремится добрать ускорением недостающее ощущение.


И только когда твердые пальцы Рэя ложатся ей на клитор и начинают ритмично, в такт ее движениям, массировать его, она понимает, чего ней не хватало все это время, потому что буквально через секунду взрывается таким фейерверком, что не может опять сдержать крик. А потом все та же рука сграбастывает ее за волосы, притягивает вниз, губы захватывают жадным поцелуем, и Керри ловит последние свои сокращения и первые Рэя. И это продлевает ее удовольствие в разы. И настолько остро чувствуется, словно в ее первый ошеломительный и неожиданный оргазм. Она уже не двигается, неистово сокращаясь, Рэй все делает сам, и последние его финальные толчки жестоки. Но это именно то, что нужно. Им обоим.


Эта близость выматывает настолько, что, когда Уокер отпускает, наконец, ее волосы, Керри так и остается лежать на его груди, не шевелясь и пытаясь притив себя. Рэй гладит рассеянно ее по мокрым от пота волосам, притягивает повыше, целует в мягкие губы и укладывает обратно. Лежать на нем настолько хорошо, что Керри даже не противится, когда он скидывает со спинки дивана покрывало и укутывает ее. Это уютно, мягко и безопасно. И хорошо, что не надо самой двигаться, потому что сил на это нет. И, пожалуй, предложи Рэй поговорить сейчас, Керри бы не согласилась.