— Люблю с первого дня, как увидел. — Он сглатывает. Поворачивается и пристально смотрит на меня. — Четыре года. Не слишком ли долго, чтобы молчать о том, что и так очевидно для всех?

Его глаза блестят. Он наивно, открыто и безнадежно счастлив. Майкл чувствует то же, что и я, когда смотрит на эту девушку. И это меня убивает. Режет по живому.

— Так… значит, скажи ей об этом… — говорю я не своим голосом, пугающим и скрипучим.

И хмурюсь. Мне становится трудно дышать. В ушах звенит.

— Спасибо за поддержку, брат. — Он хлопает меня по плечу и улыбается.

Мой лучший друг влюблен в девушку, которая украла мое сердце. И я люблю его не меньше, чем ее. Поэтому никогда не смогу причинить ему боль. Смешно? Пожалуй. Если бы так не хотелось плакать сейчас от отчаяния.

Она идет к нам, и я любуюсь каждым ее движением. Элли грациозно переставляет ноги, почти плывет над землей. И я вспоминаю, как только что эти ноги обвивались вокруг меня. Ее изящные аккуратные пальчики тонут в раскаленном песке, бедра плавно покачиваются при ходьбе, плоский живот переливается каплями воды.

Я сжимаю челюсти и спешно переворачиваюсь, чтобы упереться вздыбленным членом в песок. У меня адский стояк, от которого болью раздирает пах и сводит конечности. «Нельзя выдать себя, нужно выглядеть отстраненно. Только как это сделать? Как?!»

И Майкл спешит сделать то же самое — переворачивается на живот и прячет от нее взгляд. И вид у него самый что ни на есть невинный. Словно мы только что обсуждали погоду или планы на вечер.

А я злюсь.

На него, на себя, на весь мир.

Только не на Элли. На нее невозможно злиться.

Майкл

Я ненавижу эту реку с ее течением и резвыми волнами, с силой бьющими в грудь. И река отвечает мне взаимностью, с остервенением толкая, швыряя, затягивая на глубину. Мужественно выдерживаю новый заплыв до ярко-красных высоких буйков и гребу обратно. Завидую здешним водам — они могут беспрепятственно обнимать мою Элли, нежно поглаживать, влажно касаться ее кожи или томительно бездействовать, уткнувшись в ее плоский живот.

Стихия может все, что не позволено мне. И сдерживаться становится с каждым днем все труднее, потому что я хочу, чтобы эта девушка принадлежала мне одному.

— Черт! — Кричит, Элли, когда до берега остается не так уж далеко.

Поворачиваюсь по направлению к звуку. Над водой взметается ее напряженная рука и тут же уходит на глубину. Еще раз поднимается и снова исчезает. Мы с Джимми испуганно переглядываемся.

— Что за… — бледнеет он.

И мы оба бросаемся и плывем к тому месту, где на поверхности расходятся широкие круги.

— А-а! — Вскрикивает Элли, выныривая и жадно хватая ртом воздух.

И снова почти полностью погружается в воду. Я вижу, как отчаянно бьются ее руки, пытаясь удержать тело на плаву, и сам бросаю последние силы на то, чтобы скорее добраться до того места, где она тонет.

Но Джимми успевает быстрее. Подхватывает ее. И, подплывая, я вижу, как пальцы Элли судорожно впиваются в его кожу, скользят, царапают. Она сильно напугана и инстинктивно продолжает дергаться, пока он успокаивает, стараясь удержаться на плаву:

— Всё, держу, тихо. Тихо!

И она отпускает руки на воду, повинуясь его силе. Слышно только, как рвано Элли дышит и как сдавленно кашляет.

— Что такое? Что случилось? — Спрашиваю я, когда мы добираемся до отмели и падаем на колени.

Глаза у девушки стеклянные, шею Джимми она так и не отпускает. Кажется полностью обессиленной. Дрожит и ежится, приникая щекой к его груди. Зубы у нее стучат, отбивая быстрый ритм.

— Ногу свело. — Выдыхает, закрывая веки.

Кладу ладонь на ее спину. Глажу. У меня самого чуть сердце не остановилось — представляю, как перепугалась она.

Мы молчим.

Джимми буровит взглядом прозрачную водную гладь, сквозь которую виден серый песок на дне. Элли буквально висит на нем, лежит на его груди, но он ее руками не касается. Что-то неуловимо изменилось в его отношении к ней полчаса назад. Ровно тогда, когда я признался ему, что люблю ее. Это странно, но мне, почему-то становится стыдно.

Мы друзья. Мы любим друг друга, уважаем, дорожим нашими отношениями. Для Элли естественно выражать свое расположение к любому из нас подобными дружескими объятиями, и мне не хочется лишать ее этого. Стоит поскорее расставить все по своим местам, чтобы Джимми больше не было неловко. Нужно поговорить с ним.

— Всё? Идём? — Друг сбрасывает ее с себя немного небрежно.

Но тут же помогает подняться на ноги, поддерживая за руку. Мы шлепаем к берегу, и я наблюдаю за Элли.

— Ты куда так резко подорвался? — Спрашивает она.

— Никуда, — грубо отвечает он.

Отпускает ее ладонь и отворачивается.

Элли смотрит на меня недоумевающе.

— Ты что-нибудь понимаешь? — Шепчет. — Какая муха его укусила?

Пожимаю плечами.

— Псих. — Криво улыбается она и берет меня под локоть.

Выходим на берег. Джимми падает на песок и закрывает глаза. Теперь, если даже сильно захочешь, в душу его не заглянешь.

— Опять мама что-то учудила? — Интересуется Элли, садясь рядом с ним.

— Нет. — Бросает коротко.

— Напилась?

Он тяжело вздыхает:

— Нет.

— Привела кого-то? — Она берет в руку немного песка и струйкой ссыпает ему на живот.

Джимми открывает глаза, они налиты злобой:

— Говорю же — нет! Чего пристала? — Резко отталкивает ее руку и отворачивается.

Элли так и остается сидеть, глядя на него с открытым ртом. Ее губы дрожат, взгляд полон непонимания. Кашлянув сдавленно, она отодвигается от него и неуклюже встает — сначала на колени, затем, покачиваясь, на ноги.

— Придурок… — говорит надломлено.

И, пиная песок, бросается прочь.

— Элли! — Оборачиваясь, зовет Джимми.

Ошарашенно смотрит на меня, хватается руками за голову.

— Что-то ты лишканул, — с трудом выдавливаю из себя. Собираю свои вещи, вещи Элли и снова гляжу на друга. — Идешь?

Он молчит. Нервно щелкает костяшками пальцев, кусает губы.

— Жду в машине, — бросаю, не дожидаясь его ответа.


Когда мы все втроем устраиваемся в автомобиле, Элли на удивление не сводит всё к шутке в свойственной ей обычно манере. Она просто молчит. Не выглядит оскорбленной или обиженной, просто отстраненно смотрит в окно. Откинувшись на пассажирском сидении, вытягивает ноги и складывает их на приборную панель. Ее волосы так красиво развеваются на ветру, что у меня перехватывает дух.

— Ты как? — Спрашиваю я у Джимми, который, сцепив руки на груди, сидит на заднем сидении. — Нормально?

Он хмурится.

— Не приставай ты к нему. — Элли достает из бардачка сигарету и прикуривает от увесистой бензиновой зажигалки. — Видишь, парень страдает от недотраха. Может, сперма у него перебродила? С кем не бывает. — Усмехается. — Пошел бы ты выпустил пар, Джимми. Глядишь, успокоился бы.

Я краснею. Он не отвечает на ее язвительные реплики. Отворачивается к окну. Его лицо тонет в клубах серого дыма, которым Элли намеренно заполняет весь салон.

Кашляю. Знаю я это ее настроение. Она не успокоится, пока не доведет его до ручки. Будет бесить, провоцировать, подкалывать, пока парень не сорвется и не наорет на нее. За что непременно получит оплеуху или что похуже.

И Джимми тоже это знает. Поэтому и молчит.

Все меняется, когда мы заваливаемся в магазин, чтобы взять чего-нибудь перекусить. Настроение Элли поднимается, она медленно прогуливается вдоль полок, что-то щебеча и окликая нас с другом по очереди. Ее бедра игриво покачиваются, спутанные после купания волосы пушатся и лезут в лицо. Она откидывает их назад так сексуально, словно знает, что за ней наблюдают сейчас все присутствующие.

— Что тут у нас? — Берет с витрины большой пакет маршмэллоу и оглядывается по сторонам.

Нет, пожалуйста. Только не снова.

— Элли, — вздыхает Джим.

— Не надо… — шепчу я.

Но она уже задирает платье и запихивает пакет под ткань.

— Не нужно, давай просто оплатим. — Просит друг, прекрасно понимая, что убеждать бесполезно: если эта девчонка что-то задумала, непременно осуществит.

Элли подходит к нему ближе. Так близко, что впервые я чувствую что-то такое, что заставляет меня гореть изнутри — черную, жгучую ревность, гадким червем, вползающую в голову и отключающую разум.

Она смотрит ему в глаза, нежно берет за руку и кладет его ладонь на свой живот. Из-под платья раздается хруст пакета с воздушным зефиром, а у меня с треском летят искры из глаз.

— Не бойся, папочка. Погладь. — Говорит Элли, неотрывно глядя ему в глаза. — Наш малыш будет похож на тебя, обещаю.

Я вижу, как Джимми замирает. И понимаю вдруг, как он смотрит на нее, и что значит этот его взгляд. Я слишком давно знаю обоих, чтобы быть уверенным, что не ошибся. И меня накрывает обжигающе ледяной волной паники.

Она смеется, небрежно сбрасывает с себя его руку и идет к кассе, а друг медленно переводит взгляд на меня. В его глазах вина, сожаление и… растерянность.

Я сглатываю. Сжимаю челюсти, разворачиваюсь и почти бегу прочь. Выхожу из магазина, сажусь в машину, хлопаю дверцей.

Через минуту подтягиваются и они. Порознь. Мы катаемся по городу и молчим. Каждый думает о своем. Хотя, на самом деле, очевидно — каждый по-своему думает об одном и том же. Об этой безумной карусели, на которой мы кружимся втроем. Об этих невидимых нитях, что связывают нас все крепче и крепче, так сильно, что буквально пришивают друг к другу.

А потом кто-то предлагает посидеть в баре, и другие двое молча кивают.

Мы заваливаемся к Эдди, когда на улице уже темнеет. В помещении ничуть не светлее: сигаретный дым, громкая музыка, запах пота и дешевых духов. Здесь многое изменилось за четыре года, но только не атмосфера.

— Мэгги! — Элли скользит руками по стойке бара, подзывая дочь владельца.