Елена Сокол - Их женщина

Толкаю его в плечо и смеюсь.

— Ладно, все, проехали. — Морщусь.

— Ты успокоилась? — Майкл подает мне печеньки, которые выуживает из-за ворота рубашки.

— Психанула, с кем не бывает. — До боли сжимаю пальцы на хрупкой упаковке. — Давай, забудем.

— Идем, покажу кое-что. — Он тянет меня за руку прямо к реке.

Послушно иду следом.

— Прямо в воду?

— Да!

— Утопить меня решил?

— Нет, здесь можно перейти вброд.

— Ты уверен?

Ширина реки пугает, да и рядом никого не видно, кто бы мог спасти в случае чего.

— Да, этот путь мне показал Джеймс. Мой друг. Помнишь, я про него говорил? — Майкл оглядывается на меня. В его глазах азарт. — Он бы страшно взбесился, узнав, что я рассказал девчонке про это место!

— Ну, и пошел он тогда! — Стараюсь не отставать.

— Иди за мной шаг в шаг.

— А ты тогда не замочи печеньки!

Через минуту мы оказываемся на песчаном островке, с которого открывается шикарный вид на лес и пригород вдали. Мы зарываемся в песок, смеемся, наедаемся сладостями до отвала, а потом возвращаемся в город, сытые и довольные. Одежда почти высохла, и я тащу Майкла в один из масс-маркетов.

Он упирается и привычно краснеет, когда под строгими взглядами продавцов я затаскиваю его в примерочную с горой футболок и джинсов.

— Отвернись, — заикается он, покрываясь пятнами от смущения.

— Что я там не видела? — Смеюсь. — Трусы твои? Дай угадаю — белые и бесформенные?

— Выйди, Элли, — Шепчет Майкл.

И я, хихикая, выползаю за шторку.

— Что поделать, — пожимаю плечами перед одной из консультантов, — братишка у меня очень стеснительный.

— Мы скоро закрываемся. — Напоминает она, не поведя и бровью.

— Да? А народу у вас тьма. — Указываю ей на блуждающих среди стендов с одеждой посетителей.

Пусть идет за ними присматривает. И она, словно послушавшись меня, топает прочь.

— Ну, как? — Заглядываю в примерочную.

Майкл, как ошпаренный, бросается застегивать ширинку.

— Не знаю.

Хмыкаю с видом знатока:

— Превосходно. Давай следующие.

Пока он натягивает штаны, прохожусь меж полок, подхватываю носки и мужские трусы приличного кроя. Забираюсь к нему в примерочную, бесцеремонно задираю футболку и сую украденное в лифчик — благо, места там навалом: то, что положено каждой девушке иметь в лифчике в этом возрасте у меня и не собирается расти.

Надсмехаясь над бледнеющим Майклом, оборачиваю вокруг талии джинсы, заправляю их концы в свои шорты. Беру самую красивую мужскую футболку, оборачиваю вокруг груди, а сверху закрываю своей футболкой.

— Иди и скажи, что тебе ничего не подошло.

И, оставив его ошарашенного, выбираюсь из-за шторки и со скучающим видом плетусь к выходу.

— Как? А-а! Зачем? — Спрашивает он меня уже на улице.

Кажется, его чуть удар не хватил. Представляю, с каким видом он возвращал одежду продавцам.

— А ты, что, реально собирался это купить? — Мы отходим подальше, и я выуживаю из-под одежды обновки для своего нового друга.

— Я… Я не знаю… — Теряется он.

— Иди и переоденься, чувак! — Смеюсь, толкая его в сторону кустов. — Видел бы ты сейчас себя! — Забираюсь рукой под свою футболку. — А, да, и носки не забудь! — Протягиваю ему свернутые вчетверо комочки ткани. «Хоть тут лифчик пригодился». — Осталось раздобыть для тебя нормальные человеческие кроссовки.

Когда Майкл выходит из укрытия, я сначала даже не узнаю его.

— Вау… — Сглатываю. — А ты ничего… Эдак мы тебе быстро невесту найдем. — Качаю головой. — Только постричь бы тебя. Покороче. — Подхожу ближе. — И торжественно сжечь старую одежду!

Выхватываю из его рук рубашки и брюки и пускаюсь наутек.

— Стой, жди! — Кричит он мне вслед.

А я бегу среди деревьев, не замечая вечерней прохлады и сумерек.

— Здесь живет мой друг, зайдем к нему? — Задыхается Майкл, когда мы останавливаемся. — Я вас познакомлю.

— А, этот женоненавистник?

Парень улыбается:

— Он не такой. Честно.

— Хорошо. — Отвечаю, потрясая в воздухе мятой и грязной одеждой. — Если у него есть спички, то вообще здорово! Сожжем твое старое шмотье!

И мы идем по тропинке в какое-то зловещее место. Весело болтаем, но я все больше и больше напрягаюсь, разглядывая ряды убогих трейлеров, вместо окон в которых торчат картонные вставки. С ужасом и интересом смотрю на разбросанный повсюду мусор, развешанное на веревках для сушки белье, покосившиеся самодельные качели. Жмусь к Майклу, видя пьяных людей, лающих собак и грязных плачущих детей.

Но чувство тревоги, нарастая, начинает душить меня, когда мы проходим это скопище ржавых коробок для жилья и оказываемся на самой окраине трейлерного парка.

— Что это? — Спрашиваю, чувствуя, как от страха давит в груди.

— Жди здесь. — Коротко обрывает меня Майкл и бросается в сторону покосившегося старого прицепа, из которого раздаются душераздирающие женские вопли и отборный мат.

— Щенок! — Доносится оттуда мужской голос.

Слышится глухой звук удара.

— Джо, пожалуйста, не надо! — Визжит женщина, заходясь в бессильном плаче.

Вся жизнь проносится перед глазами, когда я захожу в свою дыру по возвращении из магазина и вижу, как он избивает мою мать. Огромная немытая туша склонилась над ее хрупким тельцем и безжалостно молотит здоровенными кулаками. Слышны глухие удары и беспомощные всхлипы. Она не зовет на помощь, терпит молча. Потому что, если кто-то и отважится вмешаться, то у нее будет еще меньше шансов выжить.

— Старая сука! — Цедит он сквозь зубы и встряхивает ее, точно тряпичную куклу.

Спутанные волосы отлетают назад, и я вижу ее лицо — глаз заплыл, под ним багровый синяк, с разбитой губы сочится кровь.

— Милый, я все поняла… — Хрипит она, зажмуриваясь. — Больше никогда, честно…

И получает оплеуху. Здоровенное кольцо-печатка взрезает кожу на ее скуле.

— Ты, урод! — Кричу я не своим голосом.

Паника туманит мой разум. Глупо было оставлять ее даже на полчаса, знал ведь, что мама испугается и все равно откроет ему дверь.

— А, это ты, засранец, — довольно хмыкает Джо, отпуская свою жертву.

Выпрямляется и, прихрамывая, делает шаг в мою сторону. Его рот искривлен, оскален десятком оставшихся в деснах желто-коричневых зубов.

Пакет с хлебом и картофельными чипсами выскальзывает из моих рук и падает рядом с бейсбольной битой, которую я оставлял маме для самозащиты. Вижу, как это чудовище движется на меня, и не решаюсь сделать шаг, чтобы подобрать ее. Остается только пятиться, но краем глаза вижу, как мать рассеянно моргает, приподнимаясь, и размазывает кровь по лицу.

Меня это приводит в неистовую ярость. Щелчок в голове, и я с диким рычанием лечу на врага, заранее зная, что умру в этой битве. Последнее, что слышу — это его смех и пронзительный крик матери, почти детский, так похожий на беспомощный писк. Выбрасываю вперед кулак, целясь вверх, в наглую рожу, но ублюдок уворачивается, и я отлетаю вперед и с размаху валюсь на пол.

— Не надо! Джо, любимый, прошу тебя, не трогай его! — Звенит голос матери. Я чувствую, как она бросается на меня, чтобы закрыть собой. Ощущаю тепло ее рук на своей спине, пытаюсь встать. — Он просто глупый мальчишка, прости его!

Но по тому, как ее мольбы переходят в жалобные стоны, понимаю, что он уже близко. Он приближается. Не успеваю обернуться, как железные тиски обхватывают мое тело, приподнимают и впечатывают в тяжеленный сундук, стоящий возле стены. Что-то скрипит, трещит, гудит, но я вижу лишь белые пятна, расплывающиеся перед глазами.

— Щенок! — Рычит Джо, переворачивая меня.

— Нет! — Крик матери режет по ушам.

Она забивается в угол и обхватывает свои ноги руками. Раскачивается из стороны в сторону и зажмуривается, когда тяжелое колено вдруг упирается мне в живот.

— Ты, что, сучонок, — ублюдок обжигает меня зловонным дыханием, склоняясь все ниже, — думал, тебе все это сойдет с рук? Разве я тебя не предупреждал?

— Джо, пожалуйста, не надо! — Закрывая грязными ладонями лицо, больше похожее на кровавое мессиво, просит мать.

Она больше не кидается мне на помощь. Пытается отрешиться или забыться, ломка снова сводит ее конечности, делая движения хаотичными и резкими. Мама похожа на дикое, забитое и напуганное до смерти животное, но я все равно смотрю на нее в последний раз, чтобы запомнить любимые черты.

— Жалкий выродок, — сплевывает Джо.

Его удар получается сильным. Я успеваю заметить метнувшуюся к моему лицу руку, услышать мокрый щелчок и звук разрываемых с треском тканей, когда его кулачище обрушивается на щеку. Не знаю, что это, скрежет костей или напряжение раскромсанных мышц, но оно превращается в моем мозгу в смертельную какофонию, звон, гул колокола.

Я проваливаюсь в бездну, но получаю новый удар, и это возвращает меня к жизни.

«Где я? Что со мной?»

Крик мечущейся рядом матери превращается уже в дикий вой. Мне нечем дышать, мир вокруг трещит и рушится, сознание пытается покинуть плоть, а перед глазами расплывается довольная ухмылка Джо. Хищный оскал безумной твари.

Словно в тумане вдруг слышу шаги и чью-то мягкую поступь от двери. За спиной маминого дружка появляется белое пятно, оно приближается, и неожиданно, вместо нового удара, я вижу, как Джо, широко раскрывая пасть, обмякает и тяжело валится на меня. Длинные руки безвольно обвисают вниз и падают рядом с моим лицом.

Мать вопит.

— Сними его с него, — щебечет тревожный и совсем незнакомый девичий голосок.

— Помоги мне… — А это голос Майкла.

Теперь я вижу друга, он бледен, как полотно, его глаза лихорадочно скользят по моему лицу. Что-то падает на пол рядом с моей головой — это бита. Друг бросает ее, чтобы освободить свои руки и стащить с меня неподъемную тушу, воняющую потом и ссаньем.

— Нет, нет, нет… — Подползает мама. — Что вы наделали?