Кэтрин Стоун - Иллюзии

— Чейз был найден вчера вечером на пляже севернее Пуэрто-Валларты. Он был в полубессознательном состоянии, исхудавший и израненный, но все же смог произнести ваше имя.

— Мое имя?

— Ваше первое имя. Оно ничего не сказало туристам, которые его нашли, но сегодня утром доктор Карл Питерз, невролог из Лос-Анджелеса, услышал эту историю и вспомнил, что ваше имя Джиллиан. Он отправился в больницу, чтобы сообщить об этом, а заодно и предложить свою помощь. К тому времени, когда он приехал, Чейз уже прошептал ваше полное имя, а также и свое собственное. Врачи известили мексиканскую полицию, а они позвонили мне.

— Мне немедленно надо туда ехать, — выпалила Джиллиан. Она пошла бы туда пешком, побежала, но это было невозможно. Собравшись с мыслями, она проговорила: — Брэд отправился на самолете в Нью-Йорк, но я могу полететь чартерным рейсом…

— Я уже все устроил, — прервал ее Джек. — Самолет ждет нас в аэропорту Санта-Моники.

— Нас? — вступила в разговор Стефани, с негодованием посмотрев на Джека.

— Появление Чейза позволяет продолжить расследование, — сказал он как можно ласковее, надеясь убедить их этой лаской, что он не собирается развивать свою теорию о возможном убийстве.

Однако ласка Джека не смягчила возмущенный взгляд Стефани, но Джиллиан, глаза которой сейчас светились такой надеждой и такой радостью, успокоила подругу:

— Все в порядке, Стефани. Спасибо за самолет, лейтенант.

Сборы были быстрыми. Стефани кивком дала понять, что она с удовольствием останется с Энни; она так же молча кивнула, когда Джиллиан попросила ее объяснить все Эдварду и Клаудии, которые уехали на уик-энд в Сиэттл; да, она все расскажет Брэду, даже если он позвонит до отъезда Джиллиан, которая спешно укладывала в чемодан вещи для себя и Чейза.

Но телефон зазвонил вскоре после того, как Джиллиан поднялась наверх, а Стефани и Джек молча направились в гостиную. Стефани смотрела на телефон с таким ужасом, что Джек предложил:

— Можно я возьму трубку?

— Да… пожалуйста, — ответила Стефани. Ее страх был вызван уверенностью, что это звонит Брэд, а она не сможет рассказать ему о воскрешении Виктора, потому что опять начнет заикаться.

Это был действительно Брэд, и Джек, сообщив ему ошеломляющую новость и выслушав его ответ, продолжил:

— Да, уверен, насколько можно быть уверенным на расстоянии. — Скептицизм Брэда не удивил Джека, и он только сейчас понял, насколько Чейз Карлтон был прав, попросив его никому не говорить, что он считает Чейза Кинкейда живым. Подобное сообщение было бы встречено с еще большим скептицизмом. — Правда, на нем совсем не та одежда, в которой он был, когда вышел в тот день из дома, к тому же отсутствует обручальное кольцо, но если не считать большой потери веса, все физические приметы совпадают. Рентген показал, что рана на голове уже заживает, и, вероятнее всего, она получена от удара тупым предметом. Полной уверенности, что это Чейз, быть не может, но будем надеяться, что это он.

Разговор закончился заверениями Брэда, что как только Умница будет переправлена на Баррингтон-Фарм, он сразу же прилетит в Пуэрто-Валларту.

— Спасибо, — поблагодарила Стефани, когда Джек повесил трубку и повернулся к ней. — Хотите лимонаду?

— Нет, спасибо, — ответил Джек.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила Стефани, указав грациозным жестом на тахту.

— Вы знаете, я очень счастлив, — проговорил наконец Джек с нежностью, при помощи которой надеялся заставить ее посмотреть на него. — Я очень счастлив, что Чейз жив. — Его голос был нежным и ласковым, хотя вместе с тем требовательным, убеждающим.

Золотисто-каштановая головка Стефани непроизвольно вскинулась.

— И вы счастливы, что у Чейза и Джиллиан появится второй шанс? — спросила она тихо.

— Да. Я верю в возможность второго шанса, — ответил Джек. — А вы?

«Да, — ответили ему выразительные невинно-чистые глаза. — Я верю во второй шанс для Джиллиан и Чейза… и, возможно, для Джиллиан и меня».

«Но не для тебя и Джека, — подсказывал ей внутренний голос. — Ты не м…о…ж…е…шь, запомнила?»

Джек наблюдал за сменой выражений на ее лице, и, заметив на нем тень страха, его темно-голубые глаза послали ей нежную ласковую команду: «Не надо бояться, Стефани, ни себя, ни меня. Я никогда не причиню тебе вреда. Неужели ты этого не понимаешь?»

Страх на лице Стефани исчез, но вместо радужной надежды на нем появилась печаль, которую он уже видел однажды в Чарт-Хаусе.

— Стефани?

«Мне жаль, Джек. Мне так жаль».

Прежде чем Джек нашел слова, чтобы ее успокоить, в гостиной появилась Джиллиан и настало время уезжать.

Джек не стал говорить Стефани «до свидания». Он просто улыбнулся ей улыбкой, полной обещания, на которую, к его великому удивлению, ее глаза ответили «да»… а затем снова наполнились печалью.

Пуэрто-Валларта

13 июня 1994 года

Это был сон. Ласковый музыкальный голос шептал ему слова любви, и он чувствовал прикосновение этой любви к своему горячему лбу, когда трепещущие пальцы с величайшей осторожностью ласкали его кожу.

— Все будет хорошо, — обещал нежный голос. — Все будет хорошо, Чейз.

Ее слова и ее прикосновение сулили надежду, бальзамировали жгучую боль, которая пронзала его тело при каждом дыхании, изглаживали из памяти льющуюся из него кровь, близкую смерть и борьбу с морем. Но он все еще продолжал тонуть, на этот раз погружаясь в замутненный мир жара, судорожно стараясь выбраться на поверхность, открыть глаза на этот нежный голос…

— Я так сильно скучала по тебе. Пожалуйста, очнись, Чейз. Пожалуйста, вернись ко мне.

Отчаянный зов ее сердца заставил его поднять тяжелые веки, и он снова увидел сон: любящие изумрудные глаза, улыбку такую же нежную, как и ее голос.

Чейз не раз представлял себе картину, как он ступит на ее порог в Клермонте, изможденный и истощенный «сюрприз», и увидит бесконечный ужас в ее глазах, когда она встретится с человеком, которого убила. Но эту картину вытеснило из его сознания море, которое чуть не убило его, раз за разом бросая его измученное, безвольное тело на острые скалы.

У Джиллиан Кинкейд было достаточно времени, чтобы подготовиться к его чудесному возвращению, и глаза ее сейчас светились радостной надеждой и бесконечным счастьем.

Никогда, ни единого раза за всю его жизнь Чейза Карлтона не встречали с выражением такого счастья, и в крохотное чудесное мгновение он понял, как сказочно хорошо быть любимым. Но это ощущение растаяло как дым, когда его начавшее просыпаться сознание послало ему сигнал опасности: «Берегись! Она «черная вдова», самая опасная из всего, что существует на земле, потому что она уже знает твою слабость — твое никогда не знавшее любви сердце — и теперь играет на ней. Она заманивает тебя в свою паутину и делает это продуманно, маскируясь радостью и надеждой на счастье».

— Джиллиан.

— Привет, — ласково произнесла она, и ее сердце чуть не разорвалось от счастья. Счастье было огромным — такого она еще не испытывала, — когда его глаза открылись и посмотрели на нее. От этого счастья ее сердце рванулось к нему, и она приложила руку к груди, боясь, что оно вырвется наружу. Но вдруг его серые глаза заволокли штормовые тучи, еще более черные и угрожающие, чем те, какие она помнила, и ее парящее в поднебесье сердце потеряло крылья и рухнуло на землю. Возможно, в это чудесное мгновение счастья Чейз вспомнил начало их любви? А затем быстро — слишком быстро — его воспоминания вернулись к медленной, мучительной смерти?

— Привет, — отозвался Чейз ласковее, чем сам этого хотел. Он видел, как ее радость затухала, и хотя он знал, что это просто умелая игра, его глупое, не знавшее любви сердце не хотело видеть, как исчезает ее радость.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Болит, — признался Чейз. — Такое впечатление, что кто-то вонзает в мою грудь раскаленную кочергу и никак не хочет остановиться.

— Это из-за сломанных ребер и глубоких ран. Теперь, когда ты пришел в себя, врачи смогут дать тебе обезболивающее лекарство. Пока они воздерживались от него, так как у тебя была горячка.

— Горячка? — Чейз испугался: что, если в бессознательном состоянии он говорил о своих кошмарных видениях или рассказал о себе правду? — Я бредил?

— Судя по всему, тебя что-то мучило, — вздохнула Джиллиан и подумала: как всегда. — Но большую часть того, что ты говорил, понять было нельзя.

— Большую часть?

— За исключением наших имен, — пояснила Джиллиан, не позволяя себе нахмуриться, вспомнив, что именно он говорил в бреду.

Чейз снова и снова бормотал их имена, но как-то равнодушно и слишком заученно: Джиллиан Монтгомери Кинкейд, Виктор Чейз Кинкейд.

— И это все? — спросил Чейз, внимательно вглядываясь в ее лицо. Вдруг он в бреду произносил такие слова, как «близнецы», «Карлтон», «убийца»?

— Это все, что я смогла разобрать.

Ее чудесные изумрудные глаза были такими ясными и такими волшебными, что Чейзу снова захотелось ласки. Он быстро отвел взгляд, вызвав в себе образ «черной вдовы», и стал рассматривать окружавшую его обстановку. Похоже, он находился в больнице, но вид из окна был необычным: роскошь буйно цветущих растений на фоне лазурно-голубого моря.

Чейз ясно вспомнил свои ночные попытки доплыть до берега, внезапное тепло крови, вытекающей в воду из его израненной плоти, но, кроме этого, ничего не помнил, погрузившись в кошмар бреда… И только сейчас ласковый голос и осторожные прикосновения вернули ему сознание.

— Где я?

— В больнице Пуэрто-Валларты. Три дня назад группа туристов нашла тебя, лежащего на пляже в пятнадцати милях отсюда. Ты помнишь, как оказался там?