Джиллиан поднялась. Чейз тоже встал, на прощание погладив Энни. Очаровательное рыжее существо спрыгнуло на пол и бежало рядом с ним, пока Джиллиан вела его из гостиной к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. Когда они достигли основания лестницы, Энни остановилась и села.

— Дальше она не пойдет, — объяснила Джиллиан, кивнув в сторону потертого плюшевого матрасика, лежавшего на полу рядом с лестницей. — Мы с самого начала решили, что это прелестное создание не будет спать в нашей спальне.

— Она не выглядит слишком расстроенной, — заметил Чейз. Это он был разочарован, когда узнал, что это преданное животное не будет спать рядом с ним, уютно свернувшись калачиком.

— Да. Наверное, это потому, что она никогда не поступала иначе, так как мы никогда не нарушали правила и не вводили ее в заблуждение.

«Это хорошо для нее также и потому, что она не пришла в замешательство, когда мы с Чейзом стали спать порознь». Сколько раз за те недели, что прошли со дня его исчезновения, Джиллиан подумывала, а не нарушить ли правило, разрешив Энни слать с ней, поскольку она отчаянно страдала от одиночества. Но она этого не сделала. Не сделала потому, что твердо верила: Чейз вернется.


Поднявшись наверх, Джиллиан показала Чейзу на открытую дверь.

— Я сплю там, — коротко объяснила она и повела его налево по длинному коридору, в конце которого виднелась двойная дверь.

Дверь вела в просторную спальню. Она была такой же просторной, как и гостиная внизу, и с таким же видом уходящего за океан солнца. Из гостиной можно было увидеть зеленую лужайку и цветущие розы, но со второго этажа, где располагалась спальня, земли не было видно и вода, казалось, подступала к самому дому, создавая чудесную иллюзию, что ты находишься в открытом море.

— Тебе это знакомо? — спросила Джиллиан, заметив слабую улыбку на лице Чейза.

— Возможно, — пожал он плечами, и это было правдой. Возможно, эта комната казалась ему знакомой, как частица давно потерянного счастья, которое неожиданно вновь ворвалось в его жизнь.

— Все твои вещи лежат на своих местах, — проговорила Джиллиан с легким вздохом. — Твои пижамы в верхнем ящике комода.

Пижамы были роскошью, непривычной для Чейза. Что ж, теперь ему придется привыкать.

— Прекрасно, — кивнул он, улыбнувшись.

— Принести тебе что-нибудь поесть или выпить, перед тем как ты ляжешь спать?

— Нет, спасибо. Все, что мне нужно, — это выспаться.

— Тогда спокойной ночи. Желаю приятного сна… и добро пожаловать домой, Чейз.

— Спасибо. Спокойной ночи, Джиллиан.

Чейз проводил ее до двери. Глядя ей вслед, он впервые обратил внимание на то, что она прихрамывает. До сегодняшнего дня она делала всего лишь несколько шагов по его маленькой палате, и он не замечал неровности ее походки.

Чейз наблюдал за Джиллиан, пока она не спустилась с лестницы, а затем, замерев, ждал, скажет ли она что-нибудь собаке, когда окажется рядом с ней.

— О, Энни, — произнес ласковый голос. — Ты ведь рада, что он снова дома, правда? Я тоже очень рада.

Слова были нежными, любящими, они заставили трепетать его сердце, и это было так желанно, чудесно и невозможно, как давно забытая мечта.

Глава 15

Чейз проснулся на рассвете. Его сон в постели брата был глубоким, без сновидений и на удивление спокойным. Он огляделся, и его взгляд остановился на ночном столике, на котором за ночь появились графин с водой, стакан и его пилюли.

Здесь побывала Джиллиан, она постояла у его постели, вглядываясь в его лицо при лунном свете. Чейза охватила дрожь, когда он понял, насколько был беззащитен, погруженный в глубокий сон, не имея ни малейшего представления, что она рядом. Ничто не предупредило его о ее присутствии, никакой внутренний сигнал тревоги не прозвучал, чтобы его разбудить.

«Потому что она не опасна? Или потому, что, несмотря ни на что, я уже безнадежно запутался в ее шелковой паутине, околдованный ею, как и мой брат-близнец? Какое выражение было на ее красивом лице, когда она рассматривала меня под покровом ночи? Та же радость, какую она изображала, когда я за ней наблюдал? Или ее чудесные глаза были наполнены холодной яростью, когда она смотрела на человека, который чудом вернулся из водяной могилы, куда она не задумываясь отправила его?»

На столике лежала записка:


Чейз, я забыла о вечерней дозе обезболивающего и вспомнила о нем, когда ты заснул. Я поговорила с Клаудией, и она просила не будить тебя, поэтому, если ты проснешься, пожалуйста, прими лекарство.


Прочитав записку, Чейз нахмурился. Ее почерк был круглым и ничем не примечательным и очень походил на почерк школьницы. Его удивили ее слова «я забыла…» — можно подумать, что давать ему лекарство было ее обязанностью.

Чейз принял антибиотики, но отказался от демерола. Его голова сейчас была ясной, мозг отдохнул после напряженного дня, и ему не хотелось замутнять свой разум, но вместе с тем он знал, что, если не примет демерол, боль в груди снова будет мучить его. Он чувствовал ее тлеющее тепло, которое угрожало вспыхнуть жгучим пламенем при глубоком вздохе или резком движении.

Но в то же время Чейз обнаружил, что его здоровье заметно улучшилось после глубокого спокойного сна в постели брата.

Чейз долго стоял под горячим душем, а затем, подойдя к зеркалу, беспристрастно оглядел свое отражение. Его стройное сильное тело исхудало и покрылось новыми шрамами. Чейза заинтересовало, как тяжелые испытания отразились на его лице. Жидкая бороденка, выросшая на его подбородке за три недели путешествия, сильно отличалась от густой бороды, которую он сбрил накануне своего исчезновения. Но если бы даже она была такой же, как прежде, Чейз все равно бы ее сбрил. Он не сомневался, что очень скоро в газетах появятся его фотографии. Он не может позволить дотошным журналистам узнать в нем Чейза Карлтона, в то время как подпись под фотографиями будет гласить, что это Чейз Кинкейд.

А как быть с волосами? Их надо подстричь, но с этим пока можно не спешить. Пряди, спадавшие на глаза и закручивающиеся на концах, были длиннее, судя по фотографиям, чем волосы брата, но все же они были короче тех волос, которые он сам носил годами.

Закончив бриться, Чейз начал выбирать себе рубашку из тех, что принадлежали брату, когда внезапно почувствовал это. Это, как бы оно ни называлось, было зловещим, невидимым посланием смерти, которое так хорошо было ему знакомо. Оно, как всегда, вторглось в него без предупреждения, холодное как лед послание, от которого у него перехватило дыхание, выдуло из тела все тепло и заморозило руки и ноги.

Чейз Карлтон стал жертвой собственного дара. Он не мог ни контролировать его, ни вызывать, ни подавлять. Оно появлялось, когда хотело, заполняло его мозг, и его чудовищная сила заставляла Чейза выполнять его смертоносные послания.

Что оно сейчас хотело ему сообщить? Чейз не знал. Он отлично выспался, рассудок был ясным, свободным от демерола, но сигналы настойчиво поступали в мозг. Кто их ему посылал? Зеленоглазая красавица? Душа его брата? Ответа на этот вопрос Чейз так и не нашел.

Вдруг сигнал исчез так же быстро и загадочно, как и пришел, и Чейз, освободившись от его ледяных объятий, глубоко вдохнул в себя воздух, чтобы загасить адское пламя, горевшее в его груди.

Быстро одевшись, он вышел из спальни и направился к Джиллиан. Чейз решил постоять около ее двери, прислушаться и, может быть, обнаружить, что это дьявольское послание исходит от нее.

Но Чейзу не пришлось стоять около комнаты, в которой спала Джиллиан. Дверь была распахнута, словно приглашая его войти, и он, ни минуты не раздумывая, шагнул через порог. Ему надо поближе подойти к ней, чтобы почувствовать то смертельное послание, которое скорее всего все еще витает в воздухе. А если она проснется, когда он склонится над ней? Но разве уж так необычно для мужчины, потерявшего память, смотреть на свою когда-то столь любимую жену, чтобы помочь ее образу выплыть из темных глубин сознания? Нет, решил Чейз, бесшумно приближаясь к кровати по мягкому ковру.

Если Джиллиан проснется, его присутствие можно будет легко объяснить. Но проснется ли она? Может ли глубокий, всегда стоящий на страже инстинкт внезапно вырвать ее из сновидений о смерти, сигналы о которой она ему посылала, лишь для того, чтобы, открыв глаза, она увидела перед собой бледный, изможденный, с новыми шрамами на лице призрак?

Джиллиан даже не пошевелилась, а в воздухе не было холодных следов зла. Обведя глазами комнату, Чейз почувствовал тепло, яркое, сияющее, золотистое и очень мирное. Золотистое тепло исходило от пробуждающегося рассвета. Его мягкий желтый свет заливал комнату. А откуда это чувство покоя? Может быть, от пушистого бледно-лилового ковра и драпировок или от расписанных вручную весенних цветов на стенах? Или от обещания чудесного покоя, которое исходило от Джиллиан, пока она спала?

Вглядевшись в спящую Джиллиан, Чейз подумал, что жена его брата очень красива. Портрет ангельской невинности, обрамленный нимбом темно-рыжих кудрей. Чудесные глаза ее были сейчас закрыты, и длинные ресницы веером лежали на щеках. Когда она проснется, испуганный взгляд изумрудных глаз насторожится, а пока Чейз мог спокойно рассматривать ее лицо: хорошенький носик, пухлые красивые губы, нежно и ласково улыбающиеся даже во сне. И здесь он впервые увидел тонкие швы. Раньше он их не заметил, они терялись в игре мышц ее выразительного лица. Но в неподвижности сна тонкие белые шрамы, окутывающие ее щеки словно осенняя паутина, были отчетливо видны и указывали на то, что она делала себе пластическую операцию.

Почему Джиллиан Кинкейд делала пластическую операцию? Ей всего лишь двадцать девять лет. Неужели она уже так насладилась своей юностью и красотой, что ей потребовалось исправлять первые предупреждения природы? Чейзу внезапно захотелось, чтобы Джиллиан не принадлежала к такому сорту женщин, он хотел верить, что не ошибся в ней, но тут же напомнил себе, по какой причине он сейчас стоит у ее постели.