Я пожал плечами.

– Может, мне придется ударить пару подростков. Это будет на твоей совести.

Инди не смогла сдержаться. Она покачала головой и рассмеялась.

– Ты такой странный.

– Адекватность слишком переоценивают, – пробормотал я. Мне было небезразлично, считает ли она меня странным в хорошем смысле или плохом. И это чувство мне не нравилось.

И я не хотел ломать ее. Не сейчас.

Мне бы стоило обратить внимание на этот звоночек тревоги, но я проигнорировал его.

Когда я понял, что это за сигнал, было уже слишком поздно.


Если вам любопытно, как выглядела бы Инди, узнай она, что я перебил всех щенков на ее улице, позвольте рассказать вам. Ведь теперь я знал.

Все, что потребовалось – это сказать ей, что она будет делить со мной комнату, и на ее лице появилось то самое выражение. Ей не понравилась идея. Совсем. Не. Понравилась. Инди узнала об общей комнате, только когда мы уже оказались у двери президентского номера. Она развернулась и попросила электронный ключ.

– Какой ключ? – спросил я с невозмутимым видом, продлевая наше неизбежное выяснение отношений.

Она потерла открытой ладонью переносицу, милый жест, по-моему. Еще один предупреждающий знак, которым я, кстати, пренебрег. Она склонила голову набок.

– Дверь в мою комнату. Что такое, Алекс? Ты что, устал после длительного перелета?

Я положил карточку от нашей общей комнаты ей в ладонь и согнул ее пальцы.

Она сказала:

– Нет.

На что я ответил:

– Ты знала, что планета страдает от перенаселения и огромной траты природных ресурсов? Мы сэкономим огромное количество воды и электричества, если неделю поживем в одной комнате.

– Мы сэкономим и много кислорода, потому что один из нас придушит другого, – она подошла к противоположной двери. Подумала, что я шучу. Нам явно надо больше говорить и меньше работать пальцами, потому что эта женщина не понимала меня. Совсем. Я увидел, как улыбка Инди постепенно исчезала с ее лица каждый раз, как она вставляла карту в слот и на двери мигала красная точка, выплевывая ее карту. После четвертой попытки она развернулась, топнула ногой и прорычала как дикий зверь:

– Алекс!

К вашему сведению, я не стал одаривать ее моей ухмылкой. Я облокотился об уже открытую дверь в наш номер, скрестив руки на груди.

– Алекс! – повторила она, и в этот раз в ее голосе прозвучало предупреждение. Ее глаза цвета индиго молили меня облегчить ее страдания.

Я не понимал. Вся разница между турне и Лондоном заключалась в том, что она будет проводить ночь рядом со мной. И даже это было не так уж важно. Я не был сердцеедом.

Согнув палец, я поманил ее внутрь. Она оцепенела и застыла на месте.

– Почему? – спросила она.

– Потому что мы будем вместе писать музыку. И напиваться словами. И заниматься сексом за стеклянной дверью. Потому что нам хорошо вдвоем. Потому что я устал от твоих страхов. Это наше турне. Наш альбом. Наша душа.

Проблема патологической лжи в том, что в какой-то момент ты не останавливаешься и не думаешь, было ли сказанное тобой правдой. Но в тот момент я знал, что у нас общая душа. Она была внутри Инди, и я позаимствовал ее. И она была мне нужна. Потеря Тани все изменила. Стардаст была мне нужна намного больше, может, даже сильнее после Парижа, и я начал смиряться с этим, как кто-то смиряется со смертельным заболеванием, совершенно не желая этой участи.

Она выглянула из-за моего плеча и посмотрела на пустую комнату, а потом снова перевела взгляд на меня. Ее пальцы сжимали спортивную сумку, костяшки побелели.

– На одном условии.

Боже, если ты существуешь, пожалуйста, пусть она не попросит лабутены или тачку.

– Слушаю.

– Если мы договоримся, я хочу, чтобы ты встретился со своей семьей.

Вот в чем дело. Мы с Инди болтали. Много. О «Маленьком принце», музыке и да, о наших семьях. Мы говорили каждую полночь, пока писали тексты, словно от этого зависела наша жизнь. Поэтому она знала все о моей маме, любящей азартные игры, и о пьянице-отце. А также о потаскушке-сестре. Она знала, что, когда я был маленьким, меня никто не обнимал, и что я писал о любви так же, как люди пишут фантастику: используя лишь слишком бурное. Вот почему я решил, что она верит: мои отношения с семьей еще можно спасти. Слушайте, я понимаю. У нее не было родителей. Но лезть в мою жизнь – уже перебор.

– Нет, – я привалился лбом ко все еще открытой двери, ясно осознавая, что она по-прежнему стоит в коридоре. Что такого у нас с коридорами? Почему мы всегда так не хотим впускать других людей к себе? Заметка: напиши об этом песню. Прихожая. Отношения. Метафоры. Девушки с синими волосами.

– В таком случае тебе лучше найти мне комнату, – она развернулась и направилась к лифтам.

Мне нужно было отпустить ее, и в душе я знал это. Но моя душа не могла этого сделать, поэтому я схватил ее за запястье и рывком притянул обратно к себе.

– Во-первых, ты не знаешь мою семью.

На ее губах появился намек на триумфальную улыбку.

– Я знаю достаточно. Знаю, что она у тебя есть. У тебя, Алекс, есть семья. Все в ней нуждаются.

– Это бред. Тебе правда нужен Крэйг? Нужны проблемы с алкоголем этого идиота, его быстро меняющееся настроение и глупые, жестокие выходки? – Я не мог поверить, что мы проводим время за ссорой вместо того, чтобы заниматься сексом. А также не мог поверить, насколько мы с Крэйгом похожи. Как ее мог привлекать парень, который олицетворял собой все пороки, за последние пару лет превратившие ее жизнь в тихий ад?

Она задумалась над этим. Правда, подумала над моим вопросом, а не просто выплюнула ответ.

– Да, мне нужен Крэйг. Любовь к людям и ощущение любви во многом сводится к заботе о них, даже если эти люди тебя раздражают. Ты становишься уверенным и ощущаешь себя в безопасности, не только когда заботятся о тебе, но и когда ты сам заботишься о любимых. Я хочу помочь Крэйгу. Черт, я хочу изменить Крэйга. Но это не значит, что он мне не нужен. Он мой брат.

Наступила моя очередь задуматься. Нужна ли мне Карли? Нет. Или ладно, я не знал наверняка. Она никогда не была хоть в чем-то хороша, умела лишь рожать детишек, а об этом я вообще думать не хотел. И родители мне тоже не были нужны. Они слетались на мои деньги, как пчелы на мед, и я разговаривал с ними только тогда, когда этого было не избежать. Например, во время традиционных звонков на Рождество и дни рождения. Но мне нужна была Инди, по крайней мере, на время этого турне. У меня не было иллюзий на ее счет. Она была девушкой с маленькими мечтами и большими проблемами, и у нас не было ничего общего. Тем не менее, благодаря ей тур «Письма Покойника» стал не таким ужасным. Мне нужно, чтобы она была рядом, пока все это не закончится. Поэтому я соглашусь выполнить ее условия. Даже если она пожелает пырнуть ножом мою душу и смотреть, как вытекает вся оставшаяся жизненная сила. А именно это и произойдет, если я окажусь в одной комнате с родителями и сестрой и буду смотреть, как они попивают светлое пиво из банки и поедают жареное месиво из газетного кулька.

– Боже мой, – я отмахнулся от нее. – Я встречусь с ними, хорошо? Просто заходи сюда и перестань топтаться в коридоре. А то пленку записи системы безопасности вполне могут продать таблоиду «TMZ», и я стану известен как выдохшаяся, подсевшая на наркотики рок-звезда, выставляющая свой член напоказ и умоляющая свою няньку не оставлять его одного.

Инди сделала шаг в моем направлении. Ее улыбка раздражала и возбуждала одновременно.

– Ты такой милый, когда просишь.

Я ухватился пальцем за ее едва существующий вырез и притянул к себе, оставляя влажный поцелуй на ее остроумных губках.

– Посмотрим, кто кого будет умолять сегодня ночью.

Глава двадцать вторая

Инди


Дженна: Я не оставлю его.


Инди: Сначала поговорите с Блэйком.


Хадсон::-О:-О:-О


Дженна: Гормоны явно берут верх над моими мозгами. Я забыла, что здесь Хадсон.


Хадсон: У моей малышки будет малышка!


Дженна: Ты не моя мать, Хадсон.


Хадсон: Вообще-то, я говорил о Блэйке. От его очарования в стиле Хью Гранта мои трусы становятся влажными.


Хадсон: Это бессмыслица. Но ладно.


Дженна: Клянусь, я убью тебя, если кому-то расскажешь. Это СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Инди, как дела у Алекса?


Инди: Неплохо.


Дженна: Поподробнее.


Инди: Он работал, не прерываясь, и, кажется, действительно доволен своим новым альбомом.


Дженна: А песня на десять минут?


Хадсон: Он решил разбить ее на две.


Дженна: Я не знала, что он спрашивает твоего совета по вопросам искусства.


Хадсон: Так и есть. Иногда. Когда сидит на унитазе и ему скучно.


Хадсон: Откуда, как ты думаешь, у меня прозвище Маленький Засранец? LOL


Дженна: Почему он передумал?


Хадсон: Из-за девушки.


Дженна: Не томи.


Хадсон: Правильной девушки.;)


Признаю: иногда мы глубоко прячем некоторые мысли, чтобы хоть немного уберечь свое разбитое сердце. Например, воспоминание о потере собаки. Или момент, когда ваша первая любовь отвергла вас. Или размышления о том, что ваш брат перестал быть нормальными адекватным.


Прежде чем отправиться в турне с Алексом Уинслоу, я думала, что разговоры с Наташей и Крэйгом станут изюминкой каждого дня. Оказалось, это последнее, чего я хотела. Каждый раз, когда звонил мой разбитый телефон, я надеялась, что это моя кредитная компания хочет сказать мне, чтобы я расслабилась.

Но звонила всегда Нэт, и она все время плакала. В этот раз она поймала меня в относительно удобный момент. Алекс принимал душ, а я сидела на кровати королевского размера перед бледно-зеленой стеной, гадая, понимает ли Алекс, насколько мы близки к настоящим чувствам. Мне стоило сказать ему «нет». Я и так уже вляпалась по самые уши, и не только мое тело желало, чтобы им овладели. Ответив на звонок, я поняла, что Алекс как раз наименьшая из моих проблем. А Крэйг – самая большая. Он всегда был таковой.