— Да, я смогу позволить себе такой вояж, — подтвердил он, вздохнув, — но это дорого. Мои советники подсчитали, что путешествие будет стоить около десяти миллионов фунтов.

Увидев расстроенное лицо Аниты, низам от души рассмеялся.

— Это ведь немало денег, вам не кажется?

Поднявшись из-за стола, хозяин объявил гостям, что желает показать испанке дворец. Они покинули столовую под мрачным взглядом махараджи, который, закурив сигару, принялся пускать кольца дыма. Анита и низам шли по бесконечным коридорам в полном молчании. Они поднимались и спускались по лестницам, проходили под арками и через узорчатые двери. «Было мало света, и влажность стала раздражать глаза. Я почувствовала, что у меня началась дрожь. Куда он меня вел? Не выдержав, я спросила его об этом, не скрывая своего беспокойства. Я думала о том, как рассержен, вероятно, мой муж, видевший, как я ушла с низамом».

В конце концов они оказались на крыльце, которое вело во внутренний двор, где находился автомобильный парк низама. Там были целые ряды «роллс-ройсов» и великолепных лимузинов с опущенными венецианскими жалюзи. Анита не успела спросить низама, зачем в пурдахе столько машин, потому что вскоре они перешли на другую сторону двора и остановились перед дверью в огромное, как железнодорожный вокзал, помещение. При виде того, что предстало перед ее глазами, вопрос исчез сам по себе. Анита стояла в дверях, окаменев от изумления.

Перед ней были десятки женщин, и все смотрели на нее. Привлекательные, с большими черными глазами, красивыми фигурами и бархатистой, как атлас, кожей, они к тому же были изысканно одеты в искрящийся бархат и шелк. На руках и запястьях у них сверкали золотые браслеты, а на пальцах ног кольца… Аните показалось, что это были самые красивые женщины, которых она когда-либо видела. «Гарем!» — воскликнула она про себя, отходя от двери. Она предпочла не входить внутрь, чтобы ей не пришлось предстать перед двумястами женщинами, принадлежащими одному мужчине. Ее первым желанием было удалиться из этого золоченого карцера. Но низам взял ее за руку и сказал:

— Входите, я хочу, чтобы мои жены увидели вас.

Он провел ее сквозь ряды ослепительных женщин, пока они не дошли до бегумы Сахибы, Ее Первого Высочества, которая была немного старше остальных. «Она встретила меня с улыбкой и любезно ответила на те немногие слова, с которыми я обратилась к ней на хинди. Она сделала вид, что очень рада видеть меня в индийской одежде, которую я иногда надевала на официальные приемы», — вспоминала Анита.

Как только они покинули гарем, испанка с облегчением вздохнула. По дороге в салон Анита спросила у низама:

— Сколько у вас жен?

— Около двухсот пятидесяти, хотя я не знаю точного количества. — Заметив озадаченность на лице Аниты, он продолжил: — У моего деда было три тысячи жен. У моего отца — восемьсот. Теперь вы понимаете, что по сравнению с ними я человек скромный.


Когда они вернулись, гости уже наслаждались представлением танцев. Низам и Анита подошли к махарадже, который нервничал и не скрывал своей обеспокоенности.

— Я хотел сделать подарок моим женам, представив их Аните, — сказал монарх. — Они немного скучают. Им нравится время от времени видеть новое лицо.

Махараджа принял объяснение низама, хотя и знал, что исчезновение его испанской рани наверняка станет предметом сплетен. Присев, Анита заметила, что гости с любопытством посматривают на нее. Но она уже привыкла быть в центре всякого рода пересудов и не обращала особого внимания на все эти взгляды, брошенные исподтишка.

Сохранив любовь к танцам, испанка предпочла смотреть представление. Старый сикх из делегации Капурталы был восхищен любезными улыбками и жестами одной из танцовщиц. В конце, к его великому разочарованию, оказалось, что та, которая с грациозностью скользила по паркету, была не девушкой, а евнухом. Розыгрыш настолько ошеломил старика, что гости, не удержавшись, разразились смехом. Анита достала платок, чтобы вытереть выступившие от смеха слезы.


Этот вечер с его непринужденной атмосферой, музыкой и танцами, похожий больше на веселую пирушку, стал завершающим аккордом уходящей эпохи. Никто из гостей низама не мог представить, что новость, полученная той ночью, изменит их жизнь и весь мир. Оркестр замолчал, танцовщицы отошли от эстрады, и взгляды обратились в сторону английского резидента, сэра Фрейзера, который тяжело встал и, постучав ножом по бокалу, попросил всех зайолчать. Евнухи, не скрывая раздражения, недовольно смотрели на сахиба, который испортил им праздник.

— Из резиденции только что прибыл посланец, — объявил Фрейзер и, чуть помедлив, добавил: — С очень тревожным известием. — Голос англичанина звучал озабоченно. — Англия объявила войну Германии вместе со своими союзниками — Францией и Россией. В этот торжественный момент я прошу вас приложить все усилия, которые нация требует от империи для защиты цивилизации против варварства. Высочества, дамы и господа, прошу вас поднять бокалы, чтобы выпить за Его Величество. Да здравствует король-император! Да здравствует Англия!

Низам отдал приказ оркестру исполнить британский гимн. Знать Хайдарабада и сикхи в тюрбанах из свиты Капурталы встали и спели хором «God Save The King»[49]. В последующие дни волна солидарности прокатилась по остальным дворцам Индии. Защитить Радж — значит защитить самих себя, рассуждали принцы, ведь если империя, которая их защищала, падет… что тогда будет с ними?


Низам настаивал, чтобы махараджа остался еще на один день в Хайдарабаде. Он организовал великолепную охоту, обычную для его королевства, которая заключалась в том, чтобы отпустить с привязи леопарда и дать хищнику беспрепятственно броситься в преследование за антилопами. Тем временем гости наблюдали за этой гонкой из безопасного места. Свита махараджи из Капурталы впервые присутствовала на подобном спектакле, вызывающем смешанное чувство азарта и жестокости.

Когда гости вернулись во дворец, их ожидало коронное блюдо Хайдарабада: рис со специями, покрытый тончайшей золотой фольгой. На этот раз Анита нашла в складках салфетки пару рубиновых сережек. «Сначала я не решилась принять подарок», — записала в своем дневнике испанка. Однако она положила серьги в сумочку, не подозревая, что это была прелюдия. То, что с ней произошло тем же вечером, в час, когда специальный поезд из Капурталы должен был отправляться, она сохранила в секрете на долгие годы.

«Низам нашел способ доставить мне великолепный мусульманский дамский костюм от имени Ее Первого Высочества, что требовало моего присутствия в гареме в последний раз». Несколько ай отвели испанку во дворец к женщинам, а в дверях у входа Анита встретилась с низамом, который уже ждал ее.

— Я прошу вас об одном одолжении с вашей стороны, — обратился к ней монарх. — Мне хотелось бы, чтобы вы позировали перед дворцовым фотографом в этом мусульманском костюме. Меня об этом попросила бегума Сахиба: поскольку вы ей очень понравились в сари, теперь она хочет увидеть вас в шервани. Я отплачу вам за это одолжение с лихвой.

«Как много всего пришлось подстроить за такое короткое время, чтобы происшедшее казалось реальным! — писала Анита. — У меня оставалось всего несколько минут до отправки на вокзал, где меня ожидал махараджа». После фотографирования, когда Анита уже подумала, что может вернуться к мужу, за ней пришла ая.

— Низам хочет проститься…

Сейчас женщина вела Аниту по другим коридорам, темным и влажным, и этот поход через внутренние покои дворца показался ей бесконечным. Испанка нервничала: игра, судя по всему, зашла слишком далеко, а низам был очень капризным и непредсказуемым. Чего он хочет? Ведь ему известно, что махараджа с нетерпением ожидает ее в поезде.

— Мы почти пришли, — сказала ей ая, которая, похоже, догадывалась о переживаниях испанки.

Внезапно они оказались в маленьком дворике, перед зданием с бронированными дверями. Низам пристально смотрел на Аниту и улыбался ей.

— Я говорил вам, что отплачу сполна… — загадочно произнес он, передавая испанке пустую деревянную шкатулку. Потом он приказал открыть двери и провел Аниту внутрь тускло освещенного склада. Когда глаза женщины привыкли к темноте, ей показалось, что она находится в пещере Али-Бабы. От драгоценных камней, сложенных в ведерца и маленькие бочонки, исходило поразительное сияние. Вдоль стен стояли ящики, наполненные украшениями, слитками золота и серебра, необработанными и уже отшлифованными драгоценными камнями.

— Заполните шкатулку доверху. Это подарок самой очаровательной из моих гостей.

Аните даже не пришло в голову отказаться от предложения. Медленно-медленно, как будто загипнотизированная, она складывала драгоценные камни в шкатулку, пока та не наполнилась доверху. Потом низам проводил ее к одному из своих автомобилей с венецианскими жалюзи.

— Здесь я прощаюсь с вами, — сказал он ей, поднося ладонь ко лбу, как делают мусульмане.

— Салам алейкум, — ответила Анита, повторив его жест, и села в машину. — И спасибо вам.


Тем временем махараджа ожидал ее в свеем специальном вагоне. Он не привык ждать, а тем более позволять унижать себя подобным образом. Когда Анита наконец явилась и рассказала ему о фотографировании в мусульманской одежде, на которое она согласилась, чтобы сделать одолжение женщинам гарема, махараджа пришел в ярость. То, что его супруга неоднократно получала подарки на глазах у всех, было уже само по себе оскорблением, но чтобы низам прислал фотографа, который снимал ее в мусульманском костюме, пока махараджа и его свита ожидали на вокзале для официального прощания, — это казалось совершенно невыносимым[50]. Хорошо, что Анита не обмолвилась о шкатулке с драгоценностями, подаренными ей низамом.