Ашира Хаан - Ириска на двоих

Но киприоты не вняли. Пару дней мы выходили к морю все вместе – парни на пробежку, я просто посмотреть, как белая пена взлетает над волноломом на фоне фантастически ярких закатов. Потом они уходили в магазин за добычей, а я – смотреть кино, болтать с друзьями и просто слушать тишину, валяясь на террасе с банкой сидра.

На третий день такой жизни пришло воскресенье и все пожилое население острова, которое люди так дружно пытались спасти от заражения, выползло на рынки – традиционно общаться. Сплетничать, обмениваться новостями, закупаться свежими фруктами – и заражать друг друга.

На президента было страшно смотреть.

Еще немного – и он бы последовал примеру своих итальянских коллег и крайне экспрессивно высказался бы про такое поведение: про то, что в гробу прическу будет некому рассматривать, например, или что хочется взять в руки огнемет.

Но он сдержался.

Почти.

Карантин был усилен: объявили комендантский час с девяти вечера и разрешили всего один выход из дома в сутки.

Марк с Димой посовещались и с грустью пришли к выводу, что выходить им придется по одиночке. Один в магазин, другой – на тренировку. На следующий день наоборот.

– А я? – пискнула робко. – Я тоже могу в магазин!

Они смерили меня совершенно одинаковыми взглядами и одновременно фыркнули.

– Ты вообще знаешь, сколько килограмм в нашей ежедневной закупке? Ты уже помрешь там по пути, деточка! – Димка похлопал меня по голове и ушел в душ.

Марк пояснил:

– Мы все-таки два взрослых мужика и едим соответственно, если ты не заметила. Хочешь – ходи за своими тортиками, но в этом тоже нет нужды. Просто гуляй.

– Я не могу гулять… В списке причин для выхода есть только аптека, банк, продукты, врач, спорт и выгул собаки. Если не в магазин, то куда? На спорт? Ха-ха…

– Ну давай мы тебя по очереди будем брать с собой на тренировки? Сегодня у меня силовые. Посидишь рядом, полюбуешься, как я пыхчу и потею?

Вечерний город заливался собачьим лаем – мне кажется, или раньше собаки так не беспокоились? Или их заглушали ночные мотоциклисты, а теперь, в карантинной тишине, можно было общаться без помех?

– Видел в новостях, что одного парня поймал патруль без пропуска. Он сказал, что домашних животных разрешено выгуливать просто так. Но собаки при нем не было, он вообще на машине ехал. Зато была… рыбка. В аквариуме. С собой, да, – поделился Марк по дороге к морю.

– И что? Прокатило? – восхитилась я.

– Нет, что ты. Без пропуска домашних животных можно выгуливать только недалеко дома. Оштрафовали за то, что он был на другом конце города.

– Прекрасно… – я тихо рассмеялась.

В закатной тишине смех прозвучал странновато. Вообще улицы без людей, оказывается, дичали быстрее, чем казалось авторам книг и фильмов про постапокалипсис.

– Вчера вечером шла мимо этого банка, – я показала на светящуюся вывеску. – Представь, темнота, пустота, и только ветер гоняет шуршащий пакетик туда-сюда… Город, короче, вымер от чумы, полное впечатление, что здесь живут одни призраки. И тут в полной тишине слышу детский смех!

– Поседела? – озабоченно хмыкнул Марк, разглядывая мою голову.

– Почти! – я нервно провела рукой по волосам. – Ну, понятно, из окна квартиры донесся, но впечатления незабываемые. Никакого хоррора не надо.

На берегу снимала на видео медленный морской закат. Солнце, не торопясь, погружалось в виду, оранжевая дорожка бежала по темно-бирюзовой воде к камням на берегу, ветер приносил запах можжевельника, и кроме нас на берегу больше никого не было. Марк отжимался, уперевшись ладонями в гладкие камни, и его серая футболка потихоньку темнела на спине от пота. Потом он велел мне сесть ему на ноги, взял камень потяжелее и качал пресс, каждый раз встречаясь со мной взглядом, когда полностью садился. Я сбилась со счета на ста пятидесяти, но он продолжал вдвое дольше, отрабатывая честно, не мухлюя до самого конца.

Потом встал в планку, и мне было скучно даже наблюдать за ним. Казалось, ему не доставляло никаких сложностей держать поджарое тело вытянутым как струна в идеально ровной позе хоть часами. Только намокшая уже целиком футболка намекала, что это не так.

Я отошла на край пирса, туда, где тяжелые волны разбивались о камни, бросая в лицо легкой и сладкой, как взбитые сливки, белоснежной пеной.

Воздух здесь почему-то пах карамелью.

Свежесваренной сливочной карамелью с крупинками соли.

Мир казался совершенным. Не хватало только какой-нибудь мелочи.

И когда мужские руки обняли меня сзади за плечи – он стал идеальным.

Несмотря на все, происходящее в мире, на тревогу, разлитую в воздухе, на пустоту на месте будущего – то, что я чувствовала сейчас, было ближе всего к счастью.

В конце марта Кипр просыпается.

Да, всю зиму здесь что-то цветет, что-то созревает, идут долгие дожди, наполняющие реки прозрачной сладкой водой, в которой резвятся не только лягушки, но и мокролапые котики. Всю зиму растет сочная зеленая трава, такая непривычно свежая после выгоревших за лето полей.

Но именно в конце марта остров словно взрывается цветом и запахом. Как выздоровевший одновременно от коронавируса и депрессии, он не может насмотреться на пронзительно-бирюзовое море, синие, желтые, малиновые, лиловые, алые, невероятно-белые цветы, не может перестать пить воздух, наполненный запахом соли, йода, заморских пряностей, свежей густой травы, всех этих цветов – многие из них, кстати, ядовиты.

Я выходила гулять – иногда одна, иногда с Марком или Димой, и сама себе не могла поверить, что пока люди содрогаются от ужаса, глядя на мир сквозь матовое стекло, у меня здесь все такое яркое и чистое. Дорога к морю вдоль цветущих кустов, высоченные пальмы, гнущиеся под ветром, волны, что бьют о камни и уходят в песок с тихим шелестом. Мужчины рядом – такие, каких у меня в жизни и не бывало. Я любовалась на все эти плечи, улыбки и кубики на животе только в соцсетях – в группах с названиями типа «Кобелиссимо» или «Конфетки для глаз». Даже в инстаграме не подписывалась, чего зря дразнить себя.

А тут они были на расстоянии вытянутой руки днем – Марк еще надевал футболку, Димка щеголял загорелым торсом с жетоном на железной цепочке. Зато у Марка джинсы неизменно сидели на косточках бедер, и когда он доставал чашки с верхней полки или подтягивался на берегу моря, было очень сложно смотреть на него выше пояса.

Но меня это все – и безупречные фигуры мужчин рядом со мной, и бирюзовое сладко-соленое море, и темно-розовые цветы, и даже разноцветные котики, которые встречались каждый день десятками, не могло отвлечь от происходящего в мире.

Каждый день приносил все более мрачные новости.

После того, как полностью закрылся Кипр, свернув вообще все кроме продуктовых магазинов, аптек и банков, пришла очередь России.

Курс валют бесновался как мой пульс во время приступа паники. Количество заболевших росло, в интернете множились фото очередей из Скорых, а потом объявили и карантин. Точнее – режим самоизоляции, и паникующие люди протестовали то против закрытия магазинов и ресторанов, то против принудительно нерабочих дней – впрочем, кому-то приходилось возмущаться наоборот, тем, что для них эти дни рабочие – то против пропусков, масок, перчаток, патрулей, запретов на прогулки, карантинов, запертых дверей…

Паникующая мама звонила мне по пять раз в день, рыдая в трубку от ужаса – и каждый раз повод был разным. По примеру Европы и Азии в магазинах сносили полки с туалетной бумагой, разбирали макароны, гречку и консервы, и мама сначала паниковала, что ей не достанется, а потом – что она заразится от упаковки, на которую чихнул какой-нибудь больной грузчик. Ехать в деревню к бабушке она боялась, чтобы не привезти заразу и ей.

Но маму я научилась пережидать, а вот абсолютно вменяемая до той поры близкая подруга, которая заперла двери и не выходила из дома уже месяц – вместе с мужем, тремя детьми и йокширским терьером, который, к счастью, умел ходить в кошачий лоток, пугала меня куда сильнее. Другая подруга устроила в прихожей буферную зону, обтянула ее пленкой и раздевалась там догола, сразу заходя в ванную, где обтиралась спиртовым гелем. А одежду и обувь поливала раствором хлорки.

Третий, бывший коллега, спокойный как танк бородатый мужик, записал несколько видеообращений, на которых орал и плакал, прощался со всеми, кто его знал. Собрал рюкзак, взял лопату и ушел копать землянку в холодной мартовской земле подмосковного леса.

Но я закрывала ноутбук, Марк ставил передо мной тосты с авокадо и яйцом-пашот, Димка зачитывал очередной анекдот о коронавирусе:

– Природа так очистилась, что в Венецию вернулись дельфины, в Россию девяностые, а к Ленке – первый муж.

И как-то отпускало.

Мир был сюрреалистичен, но конкретно моя жизнь выглядела даже лучше, чем до пандемии. По крайней мере, в промежутках между паническими атаками.

Димка целыми днями работал. Наверное, он был действительно неплохим брокером – или чем он там еще занимался? Иной раз он отвлекался от болтовни или фильма, отходил на пятнадцать минут за ноутбук и возвращался с широченной улыбкой.

Неожиданно помог и мне – когда я в очередной раз паниковала по поводу курса евро, отнял у меня телефон с открытым онлайн-банком, и сколько я ни прыгала, повисая у него на плечах, сколько ни орала во все горло, что это воровство – человек, который начал знакомство с угрозы изнасилования пропускал все мимо ушей.

Вернул минут через десять. Мои накопления были раскиданы по корзинам акций и металлическим счетам и вытащить их обратно без диких штрафов не представлялось возможным.

– Я тебе консервативный вариант зафигачил, – сообщил он, открывая обратно свой ноут. – Доход поменьше, зато без риска.

– Ты… охренел совсем! – беспомощно сказала я, пытаясь понять, что с этим делать.