– Ничего я не получил.

– Странно! Был недостаточно напорист? – хотела поддеть его тонко, с ехидной улыбкой, но это предположение так меня рассмешило, что я прыснула и расхохоталась совершенно искренне.

– Прекрати, – он сжал челюсти. – Не в том проблема. Она сама на меня вешалась.

– Но ты гордо отказался! С чего вдруг?

Я обогнула его, возвращаясь на дорогу, но он вдруг схватил меня за локоть, дернул, разворачивая к себе, прижал к парапету и поставил руки по бокам, запирая своим телом.

Бугрились напряженные мускулы, словно это требовало больше усилий, чем поднимать над головой огромный камень на тренировке.

– Потому что не мог перестать думать о тебе… – хрипло сказал он.

Он был слишком близко, неуместно, некомфортно близко, безумный взгляд блуждал по моему лицу, раз за разом возвращаясь к губам.

Димка гулко сглотнул, дернулся кадык.

Попросил, нет, потребовал:

– Поцелуй меня.

– Не хочу.

– Хочешь! – как-то отчаянно возразил он.

Я прищурилась и фыркнула, снижая пафос момента:

– Так что – не встал, что ли?

– Все отлично встало, – зло отозвался Димка. – Просто я не хочу никого другого кроме тебя, ясно?

– Заклинило? – я не могла остановиться, перестать его дразнить.

То, какое облегчение я сейчас чувствовала, пугало меня саму. С момента, как он стал пропадать, с момента, когда я поняла, куда, маленькая ядовитая оса зудела где-то в груди, отравляла все мысли. Я не имела никакого права его ревновать, не хотела обижаться, но не могла не думать, как легко он переключился с меня на кого-то другого.

– Еще как заклинило.

Он преодолел оставшиеся сантиметры до моих губ в мгновение ока. Атаковал меня, мгновенно втянув в жесткий, яростный поцелуй. Подхватил под бедра, усаживая на парапет, рука отодвинула край платья и легла на грудь, пальцы поймали сосок и сильно, до боли, сжали его.

Кричать снова было бесполезно – находит же он моменты, когда вокруг на километры никого!

Надо было оттолкнуть, дать пощечину, вырваться.

Но…


Димка

Не успокоившееся еще с ночи тело встрепенулось, легко откликаясь вскипевшей кровью на его атаку. Дух захватило как на качелях – сердце зашлось, выпрыгивая из груди. Невозможно было остаться равнодушной, когда – вот так.

Вот так целуют, пьяно, невменяемо, отчаянно.

Вот так признаются – черт знает в чем. Мне даже в любви так искренне и глубоко не признавались, как он сейчас в том, что хочет только меня.

Для мужчин это, пожалуй, покруче любви будет.

Вот так держат, сжимают двумя руками, словно боятся отпустить. Вот так держат затылок, чтобы ни на секунду, ни на сантиметр не сбежала из поцелуя. Вот так затягивают, зажигают, так порывисто, остро, страстно, что загораешься в ответ.

Я помню, как-то в школе в нашу театральную студию пришел настоящий актер. Посмотрел, как вяло бормочут наши «звезды» свой текст какой-то романтической пьесы и решил показать на практике, как хорошие партнеры друг друга зеркалят и друг от друга подпитываются.

Он выбрал не звезд для этого этюда, он выбрал меня, безошибочно вычислив, кто тут самый деревянный и для сцены непригодный. Я-то это поняла далеко не сразу.

И мы прочитали с ним по ролям какое-то стихотворение-диалог мужчины и женщины. Даже не помню, о чем оно было, но помню, что его напор и сила эмоций вдруг вытащили из меня, зажатой на сцене напрочь, такую страсть, такие чувства, что последние строчки я прокричала и сразу же залилась слезами.

Вся студия сидела с открытыми ртами. Повторить с нашими я уже не смогла, а другие гениальные актеры к нам не приходили.

Димка не играет. Я бы заподозрила в манипуляциях скорее Марка, а из Димки хреновый актер. Но тут уже неважно, откуда взялись те чувства, что вновь вытаскивают из глубины меня эту задыхающуюся от страсти женщину, которая отвечает на голодный поцелуй так же алчно, чье сердце бьется в одном ритме с сердцем мужским. Ох, как ему тяжело было подстраиваться под мой заячий темп!

Но это уже неважно. Мы заводим друг друга, взвинчиваем одержимость до такой высоты, что Димкина первоначальная искра – как огонек спички, от которого разгорелся лесной пожар. Высоченные сосны вспыхивают легко и жарко, ревет пламя, и кто уже вспомнит, что можно было задуть тот крошечный огонек?

Можно же?

– Ты охрененная, яркая, необычная, ты так пахнешь, ты так ходишь, ты жмуришься, когда только просыпаешься, у тебя мягкий живот и упругая грудь, ты теплая и пахнешь молоком и печеньем, а когда злишься – сандаловым дымом, – бормочет он хрипло, вжимаясь в меня, вжимая меня в себя, заставляя закинуть руки себе на шею и сжать, придушить, привлечь. – У меня стоит на тебя каждое утро, хоть подыхай.

– У всех мужиков стоит каждое утро, – возразила я зачем-то. Зачем мне вообще мозг, вечно он мешается в самые ответственные моменты.

– Насрать на всех! – выдохнул он мне в губы.

Его руки уже задирали платье, его пальцы уже вжимались мне между ног, нетерпеливым жестом отодвигая мешающую ткань, его губы пили стон с моих губ, высасывали его до последней капли и снова требовательно двигались, чтобы выжать еще один и еще.

– Как ты стонешь… – он прикусил мою губу, облизал, снова прикусил. – я готов кончить в штаны от одного звука твоего голоса!

Я прострелила глазами пространство вокруг нас. Но кроме вечного моря, бескрайнего неба и совершенно пустой набережной больше некому было нас увидеть.

– Ты таскался к какой-то бабе! – распахнутые чувства были не только приятными. Я прикусила его язык, засосала его жестко, до боли и не забыла о своих претензиях.

– Забудь обо всем… – прошептал он мне в самое ухо, заставив легион мурашек разбежаться по телу. – Хочу тебя. Хочу, хочу, хочу!

Он так завел меня своей страстью, что и меня несло без остановок и времени на подумать, я сама расстегивала его джинсы, чувствуя, как рвется на волю его член, упираясь в молнию, сам себе мешая освободиться. Димка потянул из заднего кармана презерватив, надорвал зубами, выбрасывая обертку тут же подхватившему ее ветру. Раскатал по звенящему от напряжения стволу.

– А ты? И ты? …Хочешь меня? Хочешь? – его руки развели мои бедра шире, придвинули меня к краю, его пальцы растянули меня, открывая вход. – Хочешь…

Он сжал мои бедра и одним движением насадил меня на себя, задохнувшись, захрипев от нахлынувших ощущений. Я вцепилась его футболку пальцами, скребла по спине, комкала ткань, с трудом вынося то, что чувствовала.

Он качнулся назад и тут же снова вперед, врываясь внутрь, тараня, вдалбливаясь, резко, ярко, быстро, яростно, жестко, но только так я сейчас и хотела, только так разгоралась эта страсть, поджигая нас друг об друга.

– Обхвати меня ногами, – хрипло, почти без голоса.

Я послушалась, подтянулась на нем, он подхватил меня под бедра, перенес на ближайшую скамейку, опрокинул на спину.

Его лицо надо мной, темный взгляд, черная челка раскачивается от резких коротких движений, жетон на цепочке выскользнул из-под ворота и тоже качается маятником, быстрой ледяной лаской касаясь моей груди в вырезе платья.

Не выдержал, рыкнул, стянул трусики окончательно, засунул в задний карман и уже без помех вошел глубоко, на всю длину, так что я даже заскулила от чувствительных ударов в глубине. Дыхание так и не восстанавливалось – стоило мне чуть отдышаться, Димка уже подхватил меня, быстро вышел, крутнул, удерживая под живот и вошел сзади, снова удерживая двумя ладонями и стараясь насадить на себя, приподнял, прижался к спине. Зубы чувствительно прикусили шею, оставляя след, рука скользнула ниже, перехватывая платье, мешающее добраться до клитора. И снова дернул к себе, вернулся к парапету и перегнул через него, задрав платье на голову, вонзаясь быстро, рьяно, не давая передышки.

Сердце заходилось истерикой, губы были искусаны в клочья, ногти сломаны о каменную плитку – и все это время никого вокруг. Только наши вскрики, мои стоны, его хрип и рычание, стремительные быстрые движения, беззастенчивая долбежка, содрогание и внезапное молчание за спиной, только внутри распирающее ощущение и жар впившихся в бедра пальцев.

Долгий выдох – и он вышел из меня, стянул презерватив и выкинул в ближайшую урну.

Подхватил и снова усадил на скамейку, сам встал на колени, раздвинул бедра, развел складочки и быстро, умело, ярко довел до оргазма точными движениями языка. Я даже не успела выдохнуть, как низ живота скрутило сладким спазмом.

Пальцами вцепилась в его волосы, запрокидывая голову к лазурному небу и спрашивая у него, как так вышло, что я переспала с двумя мужчинами за сутки, и как я после этого называюсь.

Хотя переспала – после того что со мной сделал Дима… какой тут сон.

Трахнулась как ебучая бродячая кошка.

Мартовская. Апрельская. Весенняя кипрская кошка. Бесстыдная, бессовестная.

Дитя матери ее природы.

Димка сел рядом, опрокинул меня на себя, давая время отдохнуть.

На его губах, внезапно нежных после всего этого безумия, еще был мой вкус и – кровь от рассеченной кожи то ли от моего укуса, то ли от его собственного. Ласковые пальцы гладили мою грудь по краю выреза платья, поправляли подол, а на лице блуждала шальная улыбка.

– Ириска…

– Что? – я повернулась к нему и снова была поцелована.

– Ничего. Просто – Ириска. Ты офигенная.

Где я ему офигенная…

В каком месте?

Ой, нет, не надо уточнять.

– Дим…

– Мммм? Тоже просто? – он ослепительно улыбнулся, склоняясь и щекоча мой нос кончиком челки.

– Нет, не просто. Если у тебя этой ночью ничего не было, то почему ты не вернулся раньше и почему вернулся такой довольный?

– Мне нравится, когда ты меня ревнуешь, – с довольным видом сказал он. – Ночью комендантский час, между прочим.

– Забыла.

– Я тоже, но патруль напомнил.

– Триста евро?

– Нет, история о том, как резко понял, что мне нужна только одна-единственная женщина. Причина была признана уважительной, но пришлось остаться ночевать в аэропорту.