– А довольный-то почему?

– Потому что влюбленность – это охренительное чувство, Ириска… – и он вновь поцеловал меня с потрясающей нежностью.

Я заткнулась, переваривая эту новость. Влюбленность, значит.

– Пойдем в порт… – я села, одернула платье и решила не клянчить свои трусы обратно. – Поищем кофе.

– Тебе же нельзя? – удивился он.

– Ну просто на берегу посидим. Я чай возьму. Или какао.

Возвращаться к Марку в таком виде, с пылающими щеками, когда от меня фонит стремительным страстным сексом было бы совсем неловко. Ну и купить надо хоть что-нибудь, а то патруль справедливо поинтересуется, в какой магазин мы ходили. И что – там совсем ничего не понравилось?

Я читала недавно историю про итальянца, который покупал что-нибудь дешевое в супермаркете и шел гулять, обманывая систему. Но полиция проверила его чек, увидела, что единственный баклажан был куплен три часа назад и вежливо отправила его домой, потому что баклажану пора спать.

Мы побрели вдоль моря – медленно, потому что у меня все еще подрагивали ноги. Димка обнимал меня за талию, а я шла и думала – что теперь?

Что теперь?

– Что теперь? – спросила я уже у него.

Он развернул меня к себе и впился в губы поцелуем. Тем самым, фирменным, до головокружения и вновь вскипающей крови.

– Теперь ты будешь моя.

И у меня не повернулся язык попросить не говорить Марку.

Я даже представить себе не могла, что он почувствует.

Но аккуратно выторговала обещание не демонстрировать это «моя» при нем так откровенно. Не трахаться, когда Марк дома, не целовать при нем, не держать по-хозяйски за задницу, да, Дим, вот как сейчас.

И вообще вернуть все на тот уровень, что был до ночевки в Ларнаке.

Пока мы втроем.

А вдвоем, наедине… ну, можно и расслабиться.

Я очень надеялась, что это сработает.

Но все пошло совсем не по плану. Я совсем забыла про обещанный разговор.


Мне такое сложно

Маленькая кофейня, работающая на вынос, оказалась единственным, кроме супермаркета, местом, где в порту теплилась жизнь. На набережной было так пустынно, что я неприлично долго пялилась на старого рыбака, сидящего на пирсе, бултыхая в прозрачной воде босыми ногами. Очнулась только когда он мне подмигнул и помахал.

В очереди все стояли на расстоянии двух метров друг от друга, но это не мешало традиционной кипрской общительности. Обниматься было нельзя, зато болтать – сколько угодно. Стаканчик с кофе, «молоко миндальное, пожалуйста, и ореховый сироп», казался символом надежды, последней – или первой? – приметой нормальной жизни. Наверное, поэтому сюда и стекались люди со всего города.

Выпить кофе, посмотреть на яростный по случаю ветреной погоды прибой и вообразить на минутку, что все как раньше.


На обратном пути мне стало плохо. Солнце, секс, взвинченное состояние – и кофе, прямо с настоящим кофеином, который я себе позволила с мыслью «авось пронесет». Не пронесло.

Никак не могла привыкнуть к тому, что на пустом месте вдруг может навалиться свинцовая усталость. И стать тяжело даже просто идти. Даже просто сидеть. С тех пор как начались мои проблемы с сердцем, я поняла, почему люди умирают от старости. Просто становится тяжело жить. Дышать. Смотреть. Быть.

У дома я вообще остановилась и посмотрела на лестницу, ведущую к квартире, как на личного врага. Дима обернулся, уже проскочив один пролет, оценил ситуацию и подхватил меня на руки:

– Могла бы сказать!

Мы очутились на нашем этаже в одно мгновение, я и ахнуть не успела.

– Ты вроде как мужчина себя рекламировал, а не как транспорт, – огрызнулась я, набирая код.

– Стану для тебя чем захочешь, – лихим жестом он откинул челку со лба и подмигнул.

Я закатила глаза и толкнула дверь.

– Привет! – Марк перепрыгнул через диван – кажется, даже не рисуясь, просто ему было так удобнее.

Сделал шаг к нам, но вдруг замер.

Его взгляд медленно скользил по мне, по Димке – и я со всей неизбежностью видела, как он отмечает выдающие нас мелочи:

– Руку Димки, скользнувшую по моему бедру, когда он проходил мимо.

– Мой взгляд ему вслед.

– Примятое платье.

– Мою шею – чуть позже я нашла там след укуса.

– Даже то, как я повернулась, чтобы закрыть дверь.

Слишком размеренно и плавно. Расслабленно.

Каждый отмеченный пункт сопровождался почти слышимым щелчком в голове: Марк словно закрывал ставни, шлюзы, запирал двери внутрь себя. Щелк. Рука. Щелк. Взгляд. Щелк. Платье. Щелк. Укус.

Щелк. Щелк. Щелк. Гермозатворы отсекали эмоции.

Лицо становилось непроницаемым, руки скрестились на груди, даже глаза из драконьего золота перелиняли в банальный светло-карий.

Он хмыкнул и прокомментировал:

– Вижу, нужды в разговоре больше нет.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что Диме он нужен был только для того, чтобы устранить меня. Своего он добился. Перетрясать лишний раз мое нижнее белье не стоит.

– Стоит! – возразила я.

Марк отошел от меня, оперся на стойку и, подняв брови, вежливо поинтересовался:

– Почему ты так думаешь?

– Потому что это касается меня!

– Да? – снова непроницаемый взгляд.

– Да!

И он знал, почему.

Почему меня касаются причины, по которым он должен был уступить Диме.

Но не уступил.

И тогда это стало касаться меня еще сильнее.

– Теперь это неважно.

– Все еще важно! – я сделала к нему стремительный шаг, почти бросок, и он даже расплел сложенные на груди руки, будто готовился защищаться.

Встретил мой взгляд чуть сощурившись, словно от сильного ветра.

Димка был в ванной – тщательно, по-карантинному мыл руки после улицы. Мне тоже надо было, а то я сейчас удавлю Марка грязными, а потом выяснится, что у него коронавирус. Посмертно.

– Что ж, как скажешь… – отозвался он индиффирентно, вновь отступая назад.

Но на мгновение из-под брони равнодушия полыхнуло огнем, да так, что меня снова качнуло к нему.

Как только Димка вышел из ванной, туда спряталась я. Только не руки мыть, хотя и это тоже, а взять паузу, подождать, пока буду готова.

Мне не хотелось ничего слышать.

И так все запуталось до невозможности. Все эти сложные человеческие заморочки, от которых я пыталась сбежать, вдруг навалились на меня всей толпой, в двойном, тройном количестве. Словно хотели отыграться за те месяцы, что мне удавалось прожить без них.

Всю, всю, всю жизнь мне говорили, что я если я буду такой неприветливой букой, меня никто замуж не возьмет и мальчики любить не будут. После раннего дурацкого брака я изо всех сил старалась быть букой посильнее, и вот, когда достигла в этом совершенства, оказалась в запутанных отношениях с двумя красавчиками, хотя прикладывала все усилия, чтобы сбежать от обоих.


Но вечно сидеть в ванной никак не выйдет.

Пойду таблетки приму.

Я выкатилась наружу и направилась в спальню, к своей аптечке. Потом полезла в холодильник за банкой фанты, потому что простой водой запивать неинтересно. Подхватила там кусок ветчины, положила на хлеб и направилась на балкон.

Все это под взглядами двух пар глаз.

– Ириска? – недоуменно позвал Дима. – Мы же поговорить хотели.

– Начинайте, я сейчас подойду! – откликнулась, поливая из двухлитровой бутылки полуувядшие цветы. Спасибо хоть на садоводство этих мачо не хватало! Мне их кулинарных и хозяйственных талантов было выше крыши. Не могут же они быть идеальными во всем?

Внешне, мозгами, в сексе, в хозяйстве, деньги зарабатывать, знать языки, танцевать, что там еще? Уверена, назови я любой навык или качество, выяснится, что Дима или Марк владеют им в совершенстве, а Марк или Дима, соответственно, ознакомились поверхностно, но тоже могут, если припрет.

Сейчас меня бесило даже это.

Они вышли на балкон и мне тут же что-то срочно понадобилось в квартире. Чайник поставить. Хочу чаю с шоколадкой.

Димка поймал меня на выходе и усадил к себе на колени.

Марк взгромоздился на перила террасы. Крайне небезопасно. Вдруг мне захочется подойти и залепить ему пощечину?

– Я женат, – сказал он.

– Был? – спросила я. – Вы упоминали. Димка в Иностранный Легион, ты жениться.

– Все еще, – сказал Димка, крепче сжимая меня за талию.

По-хорошему надо бы вырваться, но что делать, если меня это успокаивает? Крепкие руки, горячее тело, мерный стук сердца, которое словно демонстрирует, как надо стучать моему. Мелкая нервная дрожь, волнами разбегающаяся по телу, слегка утихает.

Я останусь. Пока.

– В процессе развода, – уточнил Марк.

– Но пытался не разводиться, – снова подал голос Дима.

– Не совсем. – Марк вздохнул.

– А как ? – подала я свою реплику.

Или надо было промолчать.

Пусть выкручиваются сами.

– Как бы покороче… – он запрокинул голову, и вечернее солнце обрадованно облило золотом его кожу. – В общем, у меня прекрасная жена и две дочки. С женой мы в процессе развода, в Италии это небыстро. В пандемию все еще сложнее.

– Особенно, если разводиться не хочется, – ввернул Дима.

– Не так. – Ответил он почему-то глядя не на него, а на меня. – Я не хочу терять дочерей, но самый лучший вариант, который мне светит – совместная опека. Неделю у жены, неделю у меня. Или как договоримся. Увы, я иностранец с очень непростой биографией. Поэтому, чтобы заслужить такой вариант или максимально к нему близкий, я должен вести себя идеально.

– Например, не шляться по миру во время пандемии, – кивнула я, теперь лучше понимая их метания, которые привели в итоге на Кипр. На мою беду.

– За безалаберными друзьями, которые мне, как говорила Николь, важнее ее и детей.

– И была права, видимо, – я перевела взгляд с Марка на Диму и обратно.

– Выглядит так, но…

– Как выглядит, так и есть, – отрезала я.

Марк спрыгнул на пол, подошел к дивану и встал на одно колено у моих ног. Ну и Диминых заодно, так уж получилось, раз уж он меня обнимает.