- Может, свет включить? – неуверенно произнес один.

- Да-да, точно, - закивала я, как китайский болванчик.

- Ная, прикрой глаза, - последовал приказ от другого.

Он уже отошел от моего ложа к двери и потянул руку к выключателю. Зажмурилась, потому что сердить этот голос не хотелось. Комната озарилась светом, а через сомкнутые веки я увидела звезды.

- Уже можно. Открывай глазки, - рядом хихикнули.

Не уверена, хочу ли видеть этих… Не уверена, что хочу знать, кто тут меня успокаивал. А особенно, не хочу ощущать эту их силу, которая давит на меня со всех сторон. Но открывать глаза все равно пришлось. Сначала один, потом другой. Моргнула. Твою ж налево… и выпала в осадок. Он-то тут что делает? Я же просила… чтобы без посторонних. Ладно этот доктор, вроде де бы ничего, нормальный, а тот… Да у меня слов нет. Вы издеваетесь?!

- Не рада видеть, - констатировал мое молчание и открывание рта в беззвучных ругательствах Артем. Кивнула.

- Бывает, - выдал врач и усмехнулся, продолжая поглаживать мою здоровую руку.

- В свое оправдание могу сказать, что пришел к брату, а тут ты… свалилась в его объятья. Короче, я мимо проходил… Ясно? – прорычал коротко стриженный, одергивая докторский халат с бейджем «Карпов Иван Иннокентьевич».

Невольно посмотрела на второго. Тимур Семенович только давился от смеха. Перевела взгляд на старшего из братьев и снова кивнула. Я в шоке. Мне сказать нечего. Да ну их обоих. Набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:

- Все хорошо. Значит, выметайтесь из моей палаты!

Даже собственный голос не узнала. Сталь чистой воды, такая жесткая, что кости переломает и не поморщится. Все, я выдохлась, но вида не покажу. С волками быть – по-волчьи выть. Так говорит одна из русских поговорок? Значит, страху огромное «нет»!

- Ч-что? – опешили оба. Застопорились в одном положении, глаза вытаращили и рты открыли. «Не ожидали?» - усмехнулась я про себя.

- Ночь на дворе. Покиньте помещение, - серьезно сказала я и с вызовом посмотрела в глаза Артему. Он старший, следовательно, Тимур должен его слушаться, тем более, он же будущий Альфа.

- Я должен осмотреть тебя, - раздалось не менее твердое рядом.

Ага, доктор очнулся, решил быть специалистом.

- Зачем? Я прекрасно себя чувствую: дыхание, сердцебиение в норме, остальные функции тоже, - я попыталась закрыться, подтягивая одеяло выше, укрывая гипс. – Наверно, я выразилась не совсем правильно? Вон!!

Да у меня глаза сейчас взорвутся. Надеюсь, мордочку устрашающую сделала. Глаза выпучила, губы поджала, челюсть выпятила, а во взгляд добавила ненависти и гнева. Праведного гнева. Напряглась всем существом. Если они не уйдут, я буду чувствовать себя самым ничтожным человеком в мире. Я привыкла быть сильной. Мне не нужна поддержка этих двоих, да и им, по их глазам, поняла – тоже. Приперлись среди ночи. Подумаешь, утешили, кошмар прогнали. Спасибо конечно, но я привыкла со своими страхами бороться сама. Прочь! Прочь! Я мысленно надавала им подзатыльников и толкала в спины. Мои посылы были восприняты правильно. Первым сдался врач. Поднялся с кровати и вышел за дверь, не оборачиваясь и не говоря ни слова. Я ликовала.

- Тебе просто повезло, - зло прорычал второй мужчина, и я, как загипнотизированная смотрела, как он уходит. Его широкие плечи скрылись за дверью, щелкнула ручка, показывая, что полотно плотно встало на место.

Я долго не могла уснуть. Проверила несколько раз телефон. Было несколько сообщений от старосты и мамы. Порылась в интернете, но ничего интересного не нашла. Подушка стала твердой и неудобной. Кровать жестко впивалась в спину. Я покрутилась немного и решила встать. Палата давила своей белизной и стерильность. Обула «мыльницы», поправила пижамные штаны, которые принесла мне мама, и отдернула широкую футболку, которая натягивалась на гипсе, собираясь гармошкой.

Стоя у двери, я прислушивалась к тишине за ней. Не хотелось бы наткнуться на медсестру или еще на кого. Надавила на ручку и полотно подалось ко мне. Открыла, выглянула в полумрак. Ну, так и есть. Тишина, пустота, и медичка спит. Прокралась по стеночке к выходу с этажа. Спустилась на пролет, а окно между этажами открыто, и ночной ветер треплет занавеску. Я подошла к нему и выглянула в ночь.

На улице горели фонари, машин практически не было. Ну, да, время-то давно за полночь. Кое-где в домах горел свет, освещая глазницы окон. А небо казалось высоким и серым. На нем не было ни облака, звезды сияли, переливаясь разными цветами, и звали в свою компанию. Стать бы птицей и улететь из этой душной больницы. Свобода манит, обещая красоты, которые ты даже не видел.

Я помню, как в детстве, сидя на подоконнике в детском доме, мечтала о новых открытиях, путешествиях, знакомых. Тогда я утешала себя только фразой: «Еще немного, и я стану взрослой и буду свободна от этих оков». Когда-то я верила, что я смогу справиться с любой неприятностью, победить в любой войне и забрать все ценные трофеи себе. Когда-то я считала весь мир по колено.

Сейчас же, перебирая открытки своих воспоминаний, я с ужасом понимаю, что я выросла, но и мир тоже изменился. Я не помню точное количество приемных семей, в которые меня определяли, но то, что мне они не нравились, я запомню на всю оставшуюся жизнь. Некоторых я могу вспоминать с грустью и тоской. Например, Тихоновы. Молодая пара без детей, они пытались купить мое расположение игрушками и вкусностями, но самое главное они так и не поняли, что ребенку нужны родители, их забота, защита и участие. Мне их жаль. Я сбежала от них сама. А вот о Галкиных не могу сказать ничего хорошего. Мне тогда было лет девять. Они удочерили меня летом, привезли в большой красивый поселок. У них был огромный коттедж, большая ограда, несколько собак и трое детей моего возраста. Мне не понравилась атмосфера, царившая за закрытыми дверями этого дома. С виду приличные интеллигентные люди, много всего знающие и повидавшие в своей жизни, но, как только дверь за моей спиной закрылась, отрезая путь на волю, эти люди превратились в двух истеричных, избалованных и недоразвитых детей. Эти горе-родители решили воспользоваться бесправными детскими жизнями, чтобы вокруг них ходили на задних лапках, подтирали грязь и делали всю тяжелую работу в этом особняке. И конечно, не обошлось от устрашения, запугивания и рукоприкладства. Я не захотела мириться с таким подходом к себе и к другим детям и взбунтовалась. Да, это был бунт на корабле, за который я поплатилась собственным здоровьем. Меня избили, хорошо так, вся была сплошным синяком, и сказали, что это я оступилась и упала с лестницы. Ну, да, кто же ребенку поверит, что эти хорошие дядя и тетя избили собственными руками приемного сына или дочку. И мне тоже не поверили, просто вернули обратно, где взяли, в детский дом. Потом были еще родители, разные, и хорошие, и плохие. Не хочется вспоминать, через какие круги ада я проходила каждый раз. Но я уже для себя все решила, и не хотела сдаваться без боя. Удочеряли, а я сбегала или делала все, чтобы вернули обратно.

В детстве, понятие «свобода» было сравнимо с полетом птиц, когда ты паришь, и ни что тебе не мешает наслаждаться полетом. Можно сказать это свобода души. А сейчас я понимаю, что свобода может быть разной. Вот, например, в данную секунду я свободна. У меня нет никаких обязанностей, меня не заковывают в наручники, как преступника, моя совесть чиста, я ни от кого не завишу, просто живу. Настоящим. Но стоит мне подумать, что я нахожусь в больнице, у меня сломана рука, и наложен гипс. Что я не смогу уйти отсюда, пока мой лечащий врач не даст свое одобрение. Я связана по рукам и ногам. А университет? В этом ключе я тоже связана. Семинары, тесты, экзамены, практика и мой проект. Все висит тяжелым камнем на моей шее и тянет на дно. Как дальше жить? А очень просто. Со всем этим можно разобраться, но постепенно. От больницы – выздоровлением. От универа – сдачей всех требуемых экзаменов. Вот только от прошлого не избавиться, оно так и будет напоминать о себе при любом удобном случае. Это и есть мои кандалы, которые не отпустят меня на свободу…

Как долго я простояла у открытого окна, не знаю. Замерзла, но возвращаться в свою палату не хотела. Я поднялась на свой этаж и пошла в холл. Уже давно облюбованное мной кресло, что стояло в дальнем углу и скрывалось за кустистым растением, сейчас пустовало. Забравшись на него с ногами, я привалилась здоровым боком к спинке и посмотрела в окно. Третий этаж, не так высоко, как хотелось бы, но вид на кроны деревьев, точнее, их голые ветки и хвойные лапы, был замечательный. Тиканье настенных часов нисколько не раздражало, наоборот, убаюкивало. Я расслабилась и подперла голову левой рукой. Хорошо, умиротворяюще тихо.

Впервые за все это время я хорошо выспалась, просто отлично. Энергия била ключом, хотелось петь, прыгать, кричать. Я потянулась. Шея затекла, и я начала разминать ее. Приоткрыла глаза. Из окна струилось предрассветное зарево. «Этой ночью, пролилась кровь», - озабоченно сказал Лигалаз в моей голове. Да, давно не смотрела «Властелина колец», на досуге пересмотрю. А Орландо подходит новый блондинистый образ. Никогда не думала, что он может быть таким очаровательным эльфом.

- Ее всей больницей ищут, а она просыпаться не хочет и улыбается, - раздалось рядом тихо-тихо.

- Ой, - пискнула я и окончательно проснулась, распахивая сонные зенки.

Напротив меня стояли два брата-акробата. Они совсем не расстаются? Оба высокие, в белых халатах, немного помятые. Бессонная ночь выдалась? Это у первого понятно, а что со вторым? Взгляды пристальные, я даже смутилась. Чего это они опять? Стоят, не двигаются, вроде и дышать забыли как. Залюбовалась даже на пришествие сразу двух красавчиков. О, в таком ключе я о них не думала, это, наверно, спросонья. Разум еще дремлет. Но все равно, привлекательные мужчины, точно не мальчики. Легкая небритость на их лицах, завораживающие темные глаза у одного и янтарные у другого, чувственные губы с четко очерченным контуром и растрепанные волосы, хотя у одного они намного короче. А я вся такая лохматая сижу, глазками хлопаю. Молчание затянулось.