– Да так бы и сложилась, дело в тебе, а не во мне.

– Ты не можешь этого понять. Да и много не помнишь. А я помню.

– Что же ты помнишь? – улыбнулась Соломатина.

Разговор наконец принял ту форму, о которой она мечтала, – форму воспоминаний. И еще ее обрадовало, что Федотов, оказывается, помнил те дни. Он, как выяснилась, даже не забывал ее.

– Хреново тогда мне было. Больница – штука так себе. Мне только нравилось, что я один в палате был. В интернате нас же до кучи в одной комнате спало. Кто храпит, кто сопит, кто книжки по ночам читает. Знаешь, это просто ужас, когда в комнате спит еще кто-то. Я понял это как раз после больницы – там же у меня царские условия были. Да, нога болела, но не верилось, что это навсегда.

– Врач просил меня не говорить это тебе. Они тогда уже все понимали.

– Да, знаю. Догадался потом. А когда появилась ты, все кувырком пошло. Раньше как – сон, процедуры, учебники почитать, завтрак, процедуры, опять книжки, опять занятия. Я столько прочитал тогда! Так учиться было хорошо! Я уже тогда понимал, знал, чем займусь. Ведь в голове только наука была. Столько всего хотелось открыть, доказать… Я очень любил математику.

– Я помешала?

– А ты вдруг заставила задуматься, а что будет со мной, если останусь калекой. Девушки, работа, да и вообще жизнь – как это все будет? Понимаешь, ты была из другого, здорового, мира, из которого и я сам был до этой всей истории с лыжами. Вот ты появляешься. И я сравниваю и вдруг понимаю: хеппи-энда может и не быть. И жизнь может резко поменяться. А ты еще такая вредная была. И красивая. Меня злость просто душила. Нет бы тебя встретить раньше, до всего этого.

– А представь, встретились бы? И что? И ничего бы не было – потому что условие было поставлено заранее.

– Какое условие?

– Что это будет больница. Понимаешь?

– Понимаю, но так не бывает. Все равно бы встретились и без больницы. И я бы все равно в тебя влюбился.

– Господи, какой дурацкий у нас разговор. А еще взрослые люди, – рассмеялась Инна. – А ты влюбился?

– Можно подумать, ты не поняла этого из письма.

– Ты сам-то помнишь письмо свое?

– Ну, вроде да, – рассмеялся Федотов.

– То-то, – улыбнулась Инна, – письмо хорошее было. Только не про любовь.

– Про любовь, только другими словами. Но знаешь, мы тогда ничего не могли решить, а потому все должно было закончиться.

– Ну, а потом? Потом? Почему ты не разыскал меня? Просто чтобы поговорить. Узнать, как дела?

– Мне не до встреч было. Я учился всему. И я пытался зарабатывать деньги. С наукой я расстался.

– Почему же? В твоей ситуации, наоборот…

– Ну да, можно работать, и зарабатывать, и чего-то добиться. Но я не смог. Я уже говорил – наука требует внимания. Полного, абсолютного. Я же думал только о себе. Мне надо было понимать, на что я еще могу рассчитывать. Мне нужно было быть активным. Соломатина, ты все поняла.

– Поняла, – кивнула Инна и спросила: – Так ты занялся строительством?

– Да, делом, в котором немного разбирался и которое требовало физических усилий.

– Логика, – усмехнулась Инна, – можно было пойти в сталевары или…

– Нельзя, по мартену с тросточкой не будешь передвигаться.

– Извини. Мне обидно, что ты не стал ученым.

– А мне – нет. Но и это я уже говорил. А ты как? Чем ты занимаешься? Врач, точно?

– Нет. У меня все очень плохо, – честно ответила Соломатина. И она коротко рассказала свою жизнь.

– Жаль, – задумчиво произнес Олег. – Жаль. Из тебя вышел бы отличный врач.

– Я и есть врач. Только не работаю врачом.

– Знаешь, я неграмотный, темный человек. Но все эти психотерапевты и прочее – это от лукавого.

– Если бы на твоем пути попался грамотный психотерапевт, в нашей стране на одного талантливого ученого-математика было бы больше. Поверь мне, – сказала Инна.

– Может быть. Я понимаю, утверждать, что я доволен работой, – бессмысленно.

– Знаешь, я понимаю, чем ты не доволен. Ты доказал свою мужественность. Ты преодолел недуг, преодолел травму. Ты выбрал не щадящее в физическом смысле занятие, а наоборот, занятие, требующее физической активности. И это для тебя победа. Я могла бы как психолог разъяснить тонкости твоих побуждений. Но думаю, не стоит. Ты и сам все понимаешь. И еще я не сомневаюсь, что ты жалеешь, что не использовал свои способности. Я, конечно, должна была промолчать – ты и так совершил невероятное. Но не промолчу, поскольку понимаю, что ты способен и на другое – ты способен вернуться в науку.

– Не смеши меня, я выбыл из игры так давно, что уже поздно. Настолько все поменялось в этой области, уже столько всего случилось, что мне не догнать!

– Раз ты это утверждаешь, значит, ты следишь за наукой. А раз следишь – значит, интересуешься. А раз интересуешься – значит, тебя что-то гложет. А раз гложет – значит, ты должен попробовать. Зная тебя, могу утверждать, что попробуешь и добьешься успеха. Это я тебе как психолог объяснила.

Федотов какое-то время шел молча. Потом предложил:

– Давай перекусим? Или хотя бы кофе выпьем.

– Давай. У вас тут климат, располагающий к еде.

– Да? Не замечал, мне вечно не хватает времени на еду. А с тобой я с удовольствием поем.

Они расположились на улице, в ожидании еды наблюдая за прохожими.

– У вас тут совсем другая жизнь. Тихая. По сравнению с Москвой. Кстати, почему ты не уехал? Почему остался здесь? – спросила Инна.

Федотов пожал плечами.

– Для меня здесь всегда была работа. И мне всегда платили хорошо. И я люблю наше озеро. Но ты как психолог должна сказать, что я вру. И добавить, что не уехал я, поскольку боялся большого города и конкуренции. В моем положении это было бы особенно болезненно. Уехать и вернуться. Или уехать и ничего не добиться, – как-то криво улыбаясь, сказал он.

– Не обижайся на меня. Я просто сказала, как думаю. И как бы сказала любому другому человеку. То есть я не сделала для тебя скидок. А это ведь очень важно, – улыбнулась Инна.

Федотов покраснел.

– Я не хотел тебя обидеть. И ужасно рад, что мы встретились.

– Если рад, если помнил нашу историю, почему же больше не написал, не позвонил, не разыскал? Я упрямая, я хочу получить ответы на свои вопросы.

– Соломатина, ты дура. Хоть и психолог, – ровным голосом сказал Федотов. – Как я мог? Я же калека. Рассчитывать на твое милосердие? Зачем и тебя, и себя ставить в идиотское положение.

– О боже! – Инна действительно не воспринимала Федотова как человека с ограниченными возможностями. И ей в голову не пришло влезть в его шкуру.

– Слушай, давай есть, а то остынет. Свежо, и с озера холодком тянет, – предложил Олег.

– Давай, – согласилась Соломатина. – Озеро – это ваш градообразующий элемент.

– Не без этого. – Федотов аппетитно хрустел салатом из огурцов, который принес официант.

– Зимой у вас красиво, наверное.

– Красиво. Но жизнь совсем замирает. Темнеет рано. Это сейчас вон как поздно… – Тут Федотов спохватился и глянул на часы: – Ах, черт! Позвонить забыл!

– На работу?

– Нет, домой, обещал и забыл.

– Домой? – Инна помнила, что у Федотова никого из родных не было.

– Да, домой. У меня есть дом. Тебя это удивляет?

– Нет, почему же? Ты… Ты женат?

– Не женат. Но я живу с хорошим человеком.

Соломатина почувствовала, что земля уходит под ногами. «Дура! А на что ты рассчитывала, – что этот мужчина будет холост, одинок, несчастен и будет ждать твоего случайного приезда в Озерск?» – мысленно спросила она себя.

– Это хорошо.

– Наверное. Я не знаю.

– Что – не знаешь?

– Хорошо или нет. Мне иногда кажется, что я, как блатной студент, занимаю чужое место.

– Не поняла?

– Неважно… – Федотов махнул рукой.

– А кто она?

– Э-э, работник культуры.

– Это как?

– Ну, она работает в администрации нашей. Заведует культурной жизнью города.

– О, начальница, – не удержалась Инна.

– Да, небольшая такая начальница. Мне жаль ее – работы у нее много, и работа нервная.

– Почему? Культура все-таки.

– Организовывать всегда тяжело. Потому что зависишь от многих людей. Они часто подводят. Вот я сейчас тоже подвел ее. Должен был позвонить и узнать, нужна ли ей завтра машина. В городе завтра мероприятие. Она отвечает за него.

– А она сама не могла позвонить? Это же ей надо.

– Она редко звонит. Понимает, что я занят, порой вообще не могу ответить. А когда на стройке, там только по рабочей связи можно переговариваться. Там еще вышки с усилителями нет. Телефонные операторы только прицеливаются на это место.

– Ладно, тогда давай быстро допьем кофе, и валяй домой, – весело сказала Соломатина, а сама чуть не плакала. Вот Федотов сейчас уйдет к этому своему «хорошему человеку», и будут они в уюте вдвоем сидеть, а она останется одна в этом городе, среди незнакомых людей и с Антоном, который тянет ее за юбку, словно она нянька. А как бы хотелось почувствовать плечо сильного, спокойного и уверенного в себе мужчины. Такого, как Федотов.

– Не волнуйся, успею. Давай спокойно посидим еще. Нечасто у меня выпадают свободные дни.

– Завтра воскресенье, завтра отоспишься.

– Нет, завтра как раз не получится. Я завтра тоже буду на этом мероприятии.

– А ты что там забыл?

– Я помогать буду. Я же говорил, машина нужна будет, может, кого-то встретить понадобится.

– Ты-то причем здесь? – настаивала Инна.

– Ну, не знаю, так сложилось. Когда она, – Федотов запнулся, – когда Татьяна работает, я тоже в городе. Живем же мы на окраине совсем.

– В этих новых домах?

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась. Когда подъезжаешь к городу – они видны. Обращают на себя внимание новизной, высотой.

– Да, верно. Это отсутствие нормального градостроительного плана.

Федотов неожиданно нахмурился. Помолчав, он произнес: