Наталия Миронина - Ищи меня за облаками

– Извините, вы мне подпишете документы? – окликнули ее. На пороге стояла та самая стюардесса.

– Да, конечно, – вздохнула Инна, – вы у меня отлично написали тесты. Давайте сюда бумаги.

Девушка подошла к столу.

– Вот, пожалуйста.

Инна полезла за ручкой и вдруг спросила:

– Скажите, Елена, а я могу пойти в стюардессы?

Девушка неожиданно рассмеялась, но потом ее лицо стало серьезным.

– Можете. Наверное. Вы подходите по росту, весу. Вы приятной внешности.

– А что, рост, вес – это важно?

– Очень. Стюардесса не должна быть грузной – приходится много двигаться в тесных пространствах. К тому же лишний вес – это нездоровье. А здоровье у вас должно быть идеальным.

– Да, я знаю это, – кивнула Инна и добавила: – Вы садитесь, пожалуйста. Я еще хотела спросить, а это очень тяжело – смена часовых поясов?

– Тяжело? – девушка пожала плечами. – Я привыкла. Не замечаю даже. Потом, мы же отдыхаем. Иногда.

– Иногда – очень верно подмечено. Я смотрела ваш график за последние месяцы.

– Знаете, мне кажется, что если я во сне и разговариваю, то произношу только одну фразу: «Мы готовы предложить вам легкий завтрак». А еще мне иногда кажется, что я могу собрать и разобрать самолет по винтикам.

– Получается, что вы не отдыхаете от профессии. Отключиться невозможно.

– Невозможно.

– Плохо, – покачала головой Инна, – кстати, у вас не появился страх?

– Страх? – удивилась девушка.

– Да, так бывает. На фоне переутомления появляются признаки фобий. То есть это не сами страхи. Только их признаки. Ну, как головная боль, которая возникает не в результате какого-то заболевания, а как психосоматическое расстройство.

– Нет, я не боюсь летать. Я только очень устала. Вернее, я боюсь, но не в том смысле.

– А в каком же?

Соломатина была осторожна, она поняла, что подвела девушку к тому самому разговору по душам, и очень не хотелось все испортить случайным жестом или интонацией.

– Я… Понимаете, у меня ребенок. Он с бабушкой, моей мамой, живет. А мужа нет. Был, но ушел от нас. Стюардессой я работаю из-за денег. Где еще на земле мне столько платить будут?

– Но и работа у вас исключительной сложности, – заметила Инна.

– Да, люди иногда себя не умеют вести. И все из-за страха перед полетами. Конечно, хамы бывают, тетки капризные, дети неуправляемые. Но я отношусь к этому спокойно. Это же работа. Но страх появился. Если что-то со мной случится, кто о сыне позаботится? Мама плохо себя чувствует. Устает.

– И вы переживаете из-за этого?

– Да.

– Вы же знаете, по статистике, самолеты – самый безопасный вид транспорта.

Елена посмотрела на Инну с укоризной:

– Я знаю это как никто другой. Только от этого не легче. Я все равно волнуюсь. Понимаете, я стала бояться летать из-за этого.

– Так вот в чем дело? – Соломатина посмотрела девушке в глаза.

– Да. Именно в этом. И эти ваши разговоры; они меня только раздражают. У меня безвыходное положение. Мне надо работать, но я сама устала от этого страха.

– А что, если сменить профессию?

– Деньги. Я одна кормлю семью.

– Прокормить можно и за меньшие деньги.

– А садик, учеба, ребенок растет…

Соломатина не знала, что ответить. Она только знала, что страх в этой профессии недопустим. Уничтожение профессиональных навыков и способности решать проблемы начинается именно с этого чувства. Конечно, пилоты и стюардессы – люди. И страха не избежать. Но когда он превращается в постоянное непреходящее ощущение, это говорит о том, что с психикой у человека проблемы.

– Знаете, дайте мне всего один день. Я постараюсь помочь вам. Ну, хоть как-то. Документы я вам подпишу. Формально я не могу вам отказать. Но вы же понимаете, в таком состоянии летать нельзя. Дело не в пассажирах, хотя их это тоже может коснуться. Все дело в вас. Вы так потеряете здоровье. А как вы сами сказали, растет ребенок.

В обед Инна заглянула к Сергею Петровичу и рассказала про Елену.

– Это такая темненькая. Она же просто супер – все делает лучше всех.

– Перфекционистка, повышенная ответственность. Комплекс отличницы. Но на грани невроза. Страх такого толка – это одно из невротических состояний.

– А как вы узнали про этот страх?

– Она сама рассказала. Что же делать? Мы можем ей помочь?

– Вы ей подписали документы?

– Да. Формально я не имела права ей отказать.

– Ситуация…

– Можно что-нибудь сделать. Проблема же.

– С работой у нас, сами знаете, как. Но постараюсь…

– Спасибо.

Когда Соломатина закрывала дверь, Сергей Петрович окликнул ее:

– Как вы ее разговорили?

Инна обернулась.

– Сама даже не поняла. Во всяком случае, не специально.

– Вот как! Профессионализм высшего уровня, – рассмеялся Сергей Петрович.

Соломатина рассмеялась.

– Кстати, – серьезно ответил Сергей Петрович, – если не будет возражать ваш муж, я назначаю свидание. В воскресенье, в девять утра, давайте у метро «Парк Победы».

– Во-первых, мужа у меня нет. Во-вторых, я в воскресенье хочу выспаться.

– Успеете. Я вас должен отвезти к одним отличным людям. И к ним лучше ехать именно в воскресенье.

– Я не обещаю. Но постараюсь, – улыбнулась Инна.

Она вышла и набрала номер Елены.

– Лена, я поговорила с одним из наших сотрудников. Он обещал помочь. Как только станет все известно, я вам позвоню.

С Сергеем Петровичем Инна должна была встретиться в воскресенье утром, а в субботу вечером она позвонила Ане Кулько. Мобильный подруги не отвечал. Сделав еще несколько попыток, Инна набрала городской. Десять длинных гудков, и наконец ответили:

– Да, я слушаю.

Голос был мужской и принадлежал Антону Пьяных. Соломатина автоматически посмотрела на часы – без пятнадцати двенадцать. Почти ночь.

– Я вас слушаю, – повторил Антон.

Соломатина хотела положить трубку, но в это момент она услышала голос Ани. Та, находясь, видимо, недалеко от телефона, проговорила: «Это, наверное, Инка. Проверяет». Соломатина вспыхнула и произнесла:

– Антон, да, это Инка, но не проверяет. А звонит. Уже не первый раз.

– Привет, Инна, – сказал вежливо Антон. – Как твои дела? А у меня будет вечер в ЦДЛ. Завтра, придешь?

Соломатина растерялась.

– В ЦДЛ? Это же круто! Поздравляю.

– Спасибо. Ты только приходи обязательно. Я тебе билет оставлю на входе.

– Хорошо, я постараюсь.

Инна хотела спросить, что он делает у Кулько, а потом спохватилась и сказала:

– Антон, передай Ане, что я завтра позвоню. Вечером. Я утром уезжаю за город.

– С кем ты уезжаешь? – спросил Антон громко.

«Он рехнулся. Сидит у Кулько и спрашивает, с кем уезжаю», – подумала Инна, но вслух сказала:

– Ты его не знаешь. Это один летчик.

– А, понятно. Но ты приходи. Я бы второй билет оставил, для летчика. Но у меня больше нет билетов. Остальные мы… я решил в продажу пустить.

«Так, понятно. Ох уж эта Кулько!» Соломатина представила, как подруга составляет бизнес-план по продаже творчества Пьяных.

– Антон, летчик не любит поэзию. Я постараюсь успеть. И желаю тебе коммерческого успеха.

– Да ты не так поняла, – начал было Антон, но тут трубка оказалась у Ани.

– Соломатина, все нормально… И поэзия должна быть, и деньги не помешают. Мы решили, что в ЦДЛ должны прийти действительно любители творчества, а не просто знакомые.

«Со знакомых втридорога не сдерешь за билеты!» – продолжила про себя Инна.

– Я поняла, удачи вам. Может, завтра увидимся.

Когда Соломатина положила трубку, ее трясло. Она рассталась с Антоном, она не смогла бы с ним жить дальше. Но то, что он так легко перекочевал к Ане Кулько, ее оскорбило. Она даже не думала о нем самом, о том, как он выглядит со стороны – Инна привыкла к тому, что Антон часто пренебрегал условностями. Но она оскорбилась за их отношения. Они же были и были неплохими. Соломатина сварила себе кофе и полезла за фотографиями. Она упрямо любила обычные, отпечатанные на бумаге фотографии. И весь их с Антоном роман был запечатлен и хранился в одном из альбомов.

Рассматривая глянцевые картинки, Соломатина не пыталась анализировать. Она, как и многие женщины, предпочла простую констатацию – «вот мы только что познакомились», «мы – дома», «мы на концерте» и неизбежно «ах, мы же были счастливы!». Время анализа должно было прийти позже. Когда проблемы выбора и, следовательно, сравнения, будут неизбежны. Но это время не пришло. Соломатина пока сокрушалась о прошлом, хотя сама это прошлое и организовала. Если бы рядом с ней был сторонний и объективный наблюдатель, то он бы рассказал ей примерно то же, что рассказала когда-то Татьяна Алексеевна, мать Антона. Только объективный наблюдатель поднялся бы до обобщений и сказал, что есть такой тип мужчин – вечные дети. Они порой амбициозны, талантливы, они могут быть гениальны, но чувство ответственности у них абсолютно детское. И отношение к жизни, к окружающим тоже несмышленое. Эти люди, хорошие и добрые, не способны отвечать за себя и уж точно не способны отвечать за других. Жить с такими людьми означает быть вечной сиделкой, кормилицей и наставником. Злиться на этих людей или обижаться – занятие глупое. Они не понимают, чем вызваны такие чувства. Этих людей можно только беззаветно любить, забывая ради них обо всем, даже о себе. Начитанный объективный наблюдатель с воображением еще рассказал бы, что брак для этих людей не что иное, как пчелиная сота, уютная, сладкая, но которую можно покинуть в любой момент и так же вернуться, не заботясь о последствиях. И что немало женщин и мужчин попадало под очарование подобных людей, ставя крест на собственном счастье.

Наблюдателя рядом не было, а Соломатина все еще находилась в плену недавнего прошлого, и хотя она была инициатором разрыва, дальнейшие шаги Антона восприняла как предательство.