Соломатина радостно кивала. Она собиралась получить еще одну профессию, в которой ей многое нравилось, многому предстояло научиться. Она помнила чью-то фразу о том, что стюардесса – это сто профессий. «Сто не сто, но все равно много», – подумала Соломатина, которая на одном из занятий училась пеленать грудных младенцев и принимать роды. Конечно, навыки давались простейшие, но такие, которые могли помочь в экстремальной ситуации. Еще она научилась грамотно сервировать стол и правильно поднимать тяжести. Не секрет, что многие пассажиры свой багаж размещают так, что соседям места уже не остается. Стюардессы, отвечающие за безопасность пассажиров, вынуждены перекладывать сумки и чемоданы.

Легче всего ей давались спасательные операции – на отработку всех этих действий Соломатина насмотрелась уже на работе. Поэтому что в бассейне, что на «суше» она была первой. Да, в группе она была самой старшей по возрасту, но ее сноровка и настойчивость вывели ее в лидеры. И если поначалу все эти красивые юные девушки «на шпильках» и «с ресницами» смотрели на нее с оттенком превосходства, уже через месяц она была для них примером. Соломатина никогда не зазнавалась, она просто обожала, когда у нее все получается на «отлично».

С Аней Кулько она встретилась после одной из тренировок.

– Господи, да что с тобой?! Где твои волосы?! – удивилась подруга, обнаружив, что Инна носит тугой низкий пучок.

– Нельзя, чтобы случайный волос упал на столик пассажира и вообще куда-либо упал.

– Какого пассажира? – не поняла Кулько.

– Авиапассажира, – рассмеялась Инна и продолжила: – Ты знаешь, какой отпуск у стюардесс?

– Понятия не имею.

– До семидесяти дней. А еще зарплата у них от тридцати до ста тысяч.

– У тебя, конечно же, будет именно сто тысяч? – съязвила Аня.

Она уже разобралась во всем и опять позавидовала. «Вот почему же этой Соломатиной везет?! Почему она все время попадает туда, где хорошо?!» – подумала Аня. Хорошо – это много денег, богатых женихов или какие-нибудь бонусы. Кулько измеряла успех своим аршином. Сейчас она позавидовала той легкости, с которой Соломатина переместилась в пространстве, и в голову Ане не пришло, сколько усилий для этого приложила Инна и какая работа предшествовала этому «перемещению».

– Знаешь, думаю, что не сразу, но будет, – уверенно ответила Инна, – понимаешь, зарплата стюардессы зависит от многих обстоятельств – образование, налет часов, где, на каких рейсах летаешь. Потом язык, другие навыки. У меня же есть летная лицензия. Ну, да, я должна буду сначала хорошо работать. Почти без выходных. Но зато отпуск у меня будет семьдесят дней.

Аня Кулько опять услышала свое. Она не услышала про налет, тяжелую работу, про обучение и багаж, с которым Соломатина уже пришла на курсы. Она услышала, что отпуск будет семьдесят дней.

– Везет же. Полетаешь по миру, а тебе еще и отпуск огромный. Но ладно, я уже привыкла, что ты умеешь устраиваться!

В устах Ани это звучало уже совершеннейшей издевкой. Сказав это, Аня тут же перешла к делу, ради которого приехала на встречу с Инной.

– Ты же знаешь, у Антона дела идут в гору. Еще два сборника в планах. Но планы кушать нельзя. Может, ты поговоришь там со своими, Антон к вам приедет, выступит. Стихи почитает. Я вот тут и календарик посмотрела, седьмое декабря – Международный день гражданской авиации. Все отлично совпадает. У него же много лирики всякой про небо и все такое…

Соломатина устало вздохнула – Аня совершенно не менялась, она по-прежнему говорила слово «кушать» и по-прежнему думала только о своей выгоде. Инне стало грустно, хотелось, чтобы кто-то, кто знал ее жизнь, интересовался ее новостями, разделял ее успехи. Так странно распоряжалась жизнь – близкие к ней люди не могли оценить то, чего она добивалась. Родители из-за опасности выбранной ею профессии, подруга неразборчиво завидовала. Инна вспомнила Антона. Тот слушал ее и слышал, но был занят своими переживаниями и проблемами. Вообще, та часть жизни была не ее, не Соломатиной, а Антона Пьяных. И поэтому тогда она как бы потеряла себя. Испытывая любовь к Антону и искренне переживая за него, она отодвинула на второй план собственную жизнь. «Не у всех это получится – проживать две жизни сразу. Свою и любимого человека. Вот и я не нашла золотой середины!» – думала про этот период Инна.

Аня Кулько завидовала – вся ее жизнь рядом с Инной Соломатиной была дорогой зависти и мелких предательств. Что хотела получить взамен дружбы Аня, никто уже не знал, не знала она сама. Вернее, в разное время это были разные желания – конспекты, помощь, протекцию, деньги, мужчину, опять протекцию. И все время, пока они общались, Аня ждала, что Инна ее разоблачит, а разоблачив, поссорится навсегда. Но Инна оказалась сильнее интриг – на что-то она закрывала глаза, на что-то обижалась и говорила об этом вслух, чему-то удивлялась. Но ссориться – не ссорилась. Соломатина считала, что Аня Кулько, такая какая есть, дана была судьбой в подруги. И ответственность за нее лежит на ней, на Соломатиной. Точно так же она без всяких скидок в семнадцать лет отвечала за подопечного Олега Федотова. Поэтому, все понимая, она не ссорилась.

Но сейчас, на пороге еще одной перемены, Инна вдруг посмотрела на дружбу с другой стороны. «А дружба ли это? – спросила она себя. – Может, я ошибаюсь? Все эти годы я ошибаюсь. И вовсе не друг рядом со мной. И если я сейчас засомневалась, значит, этому есть причины. Я малодушничала, я уходила от разрыва, прикрываясь соображениями обязательств и верности».

– Знаешь, Анька, мне кажется, что нам не стоит продолжать дружить. Или поддерживать отношения. Потому что дружбой это не назовешь. Понимаю, это выглядит и звучит комично. Совсем недавно я что-то такое говорила, удивлялась, как это мы дружим. И наверное, тогда надо было все сказать. Но я не смогла. Пожалела нас, время, которое мы потратили на странную дружбу. Видишь, даже сейчас я деликатная, я не говорю, что ты это время использовала с выгодой для себя. Одним словом, Анюта, пока.

Соломатина встала. Она хотела что-то еще сказать, но передумала. И так все выглядело мелодраматично. Другая бы на ее месте промолчала и просто вычеркнула телефон подруги. Но Соломатина была правильной – она все делала тщательно и до конца.

В этот день у нее было плохое настроение. Так бывает, когда обнаруживаешь, что совершил оплошность и все ее заметили. И вот ты мучаешься от неловкости. Этим вечером Соломатина честно припомнила все проступки подруги, и ей было стыдно. Вот так была Инна устроена – она стыдилась чужой нечестности и подлости, а еще стыдилась собственной беззубости и бесхребетности. Инна давно обо все догадывалась, просто не хотела себе в этом признаваться.

Это было время решительных действий. Соломатина еще раз начинала новую жизнь, но на этот раз она полностью обрубала старые связи. Она уже знала, что недоговоренности, незаконченные отношения, старые утомительные связи разного толка осложняют ей жизнь. То, что человек с другим характером спокойно терпит или игнорирует, Соломатина держала близко у сердца, пытаясь контролировать, участвовать, сопереживать. И как показала жизнь, делала это в ущерб себе.

Тридцатилетие – возраст определений. Так, во всяком случае, принято считать. Тридцать лет – это веха, когда впервые подводятся серьезные итоги. Соломатина скорее почувствовала это, очистив пространство вокруг себя и дав себе слово больше не терпеть «токсичных» отношений. Модное слово «токсичный» Инна не терпела, но вынуждена была согласиться, что дружба с Аней Кулько отлично подходила под это определение.


Четыре месяца учебы пролетели незаметно. Наступило лето, когда Инна вылетела в свой первый рейс. Когда она, в своем форменном кителе прошла по салону, поправляя багаж пассажиров, она вдруг вспомнила свои детские мечты. «Господи, да вот же оно! Униформа! Моя давняя мечта – работа в погончиках, обшлагах и с форменными пуговицами. Ах, судьба, играешь нами! Это же просто смешно!» – думала она. Первый полет прошел в страхе. Но этот страх был иной – Инна боялась обидеть пассажира, не заметить просьбу, пролить воду, чай, кофе. У нее дрожали руки и колотилось сердце.

– Слушай, успокойся, – сказал ей старший бортпроводник, – у тебя отлично получается. Не робей только. Не показывай свой страх. А то пассажиры – народ такой, палец в рот не клади.

К счастью, первый полет прошел нормально. Этот короткий перелет из Москвы в Питер был ее профессиональным крещением. Еще год она летала на внутренних рейсах, набираясь опыта, знаний, а главное, полная энтузиазма собирать материал для будущей диссертации. Она знакомилась с экипажем, подружилась с девочками-бортпроводницами. Тем более что никто ничего не скрывал друг от друга, все знали, кто чем живет, с кем встречается. Этой близости и откровенности Инна не удивилась – при всей безопасности перелетов, профессия считалась сложной. И каждый здесь зависел от другого, а потому невольно люди доверяли друг другу самое сокровенное.


Наиболее тяжелым в этот период было привыкание к режиму. В ночных перелетах спать запрещалось. Эта практика, принятая во всех авиакомпаниях, не нарушается ни при каких обстоятельствах. Инна, уже знакомая со всеми нюансами, очередной раз удивилась этому. Казалось, бортпроводниц несколько, посменно можно отдохнуть. Соломатина помнила, как, работая психологом, она отмечала жалобы бортпроводниц на расстройство сна. Еще одной трудностью оказалась смена часовых поясов. Первый более чем шестичасовой перелет случился у Соломатиной, как и положено, через год после начала работы. Ее первая «эстафета» (то есть несколько свободных дней между рейсами) пришлась на перелет Москва – Пекин. Сгорая от любопытства, Инна уже планировала прогулки и экскурсию, но вместо этого почти все время проспала в отеле. Ее более опытные напарницы смеялись, они-то ничего не планировали. Во-первых, некоторые уже побывали здесь, а во-вторых, сон был дороже. Ведь обратно предстоял такой же длительный перелет. Инна приноравливалась к новой жизни, только расстраивало ее одно – времени и сил на подготовку к диссертации катастрофически не хватало.