Я пошла на кухню и поставила на плиту чайник. За окном уже почти рассвело. Слезы высохли, но на душу лег тяжёлый камень. Я поняла, что не смогу никому ничего рассказать, – у меня просто не хватит сил выслушивать соболезнования, особенно сейчас. Только маме… но и маме лучше сказать позже. Для остальных пусть всё останется как есть. Сегодня я отработаю последний день, а во вторник съеду с квартиры и отправлюсь домой – как и планировала. Эти дни буду избегать встреч с друзьями, а потом что-нибудь придумаю.

Ещё я вдруг поняла, как устала от Москвы. Пусть мои планы рухнули, несмотря ни на что, я не хочу здесь оставаться. Правда, и в Твери мне делать нечего… Значит, надо найти третий вариант. Но и об этом я, как Скарлетт О’Хара, лучше подумаю завтра: сегодня нет ни времени, ни сил. Сейчас нужно как-то взять себя в руки и отработать последний день.

В ту пятницу мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Я оделась, накрасилась и вышла на улицу. Даже пакеты с едой не казались мне неподъемными. Я сразу поймала такси, назвала адрес, и мы поехали. К счастью, водитель попался неразговорчивый – всю дорогу он молча крутил руль, не произнося ни слова. За окном падал снег. Мы немного постояли в пробке на МКАД, но успели вовремя. Я расплатилась и пошла ко входу в наше офисное здание. Почти сразу мне встретился знакомый сотрудник из отдела регуляторных отношений. Он тут же подхватил большую часть моих пакетов.

– Я слышал, увольняешься? – спросил Виктор, когда мы проходили через турникеты.

– Ага. Сегодня вечером накрываю стол. Приходи. Я ещё разошлю приглашения по почте.

– Спасибо. А чего так? Новая работа?

– Новая жизнь, – безрадостно улыбнулась я.

Выйдя из лифта на пятом этаже, я заметила, что зона ресепшен украшена шариками. Разве у нас какой-то праздник? Лариса и новенькая Полина сидели на своих местах и заговорщически мне улыбались. Я подошла поближе и прочитала на шариках: «На счастье», «С началом новой жизни» и «Поздравляем».

– Это всё мне? – спросила я растерянно.

– Да, – кивнула Лариса, – тебе нравится?

– Очень. – Я сглотнула. – Правда, я очень тронута. Не стоило… Я всего лишь увольняюсь. И Юля не возражала против шариков?

– Нисколько, – улыбнулась Лариса.

В тот момент мимо прошел Бульдог. Девочки тут же вспомнили о своих обязанностях – телефоны, которые мы дружно игнорировали в течение последних минут, звонили не переставая. Я сняла дубленку и понесла её в раздевалку. Вернувшись к рабочему месту, я с большим удивлением обнаружила, что Бульдог сидит на диване, предназначенном для посетителей, и листает какой-то журнал.

– Здравствуйте, Аня, – вежливо произнес коммерческий директор. – Я слышал, вы увольняетесь?

Я опешила, как если бы со мной заговорила табуретка. Он знает, как меня зовут? Слышал о моем увольнении? И ему есть до этого дело? Чудеса, да и только.

– Э-э-э-э-э, здравствуйте, Андрей Маркович. – Я вдруг вспомнила, что в первый день работы ошибочно произнесла его фамилию как Печорин, а не Печорский – к счастью, за глаза. Тогда начальница предупредила меня: в другой раз, если Бульдог это услышит, подобная оговорка может стоить мне работы. – Да, я увольняюсь.

– Позвольте спросить, почему?

– М-м-м-м, – я отчаянно старалась придумать что-нибудь вразумительное, недоумевая, с какой стати он вообще интересуется, – видите ли, есть много обстоятельств и личного, и профессионального характера. Я планирую переезд в другой город.

Краем глаза я заметила, что Полина с Ларисой в панике и, очевидно, пытаются решить, что лучше – продолжать изображать активную деятельность или уползти под стол. В отличие от генерального директора – улыбчивого итальянца, который большую часть времени проводил в загранкомандировках, Бульдог обычно приходил в офис раньше всех и уходил позже большинства сотрудников, всё знал и во всё вмешивался. Он был крайне немногословен, что не мешало ему наводить ужас на всех без исключения сотрудников. Ходили слухи, что работника, случайно пролившего на Бульдога кофе, уволили на следующий же день. Правда это или нет, я не знала, но вот секретарш он менял с космической скоростью – угодить ему было сложно. Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове, пока Бульдог продолжал пристально изучать мое лицо. Он оставался совершенно невозмутимым, и я могла лишь догадываться о причинах этого странного и неожиданного интереса к моей персоне.

– Ну что ж, раз вы уверены, – Бульдог помедлил еще какое-то время, – мне остаётся только пожелать вам карьерных успехов.

– Э-э-э-э, спасибо. И вам того же. – Боже, что я несу? Он-то, в отличие от меня, и так коммерческий директор. – То есть я хотела сказать – большое спасибо.

Бульдог коротко кивнул, строго посмотрел на Ларису и Полину, которые в ужасе застыли в своих креслах, и пошёл по направлению к своему кабинету.

Всё утро я продолжала посвящать Полину в многочисленные нюансы её обязанностей. Встряска с Бульдогом позволила немного отвлечься от мыслей о Саиде и о моём будущем. Маша с Кристиной предлагали встретиться вечером: зайти в свадебный салон, а затем отметить моё увольнение в каком-нибудь кафе. Я отказалась, сославшись на усталость, и перенесла встречу на неопределенное будущее. В четыре я выложила в пластиковую посуду нарезку сыра и колбасы, оливки, салаты и прочие закуски, расставила всё на круглом столе за зоной ресепшен и вернулась на рабочее место. Отмечать не хотелось, но скоро стали подтягиваться сотрудники – пришлось выйти, надеть на лицо улыбку и в течение часа выслушивать сожаления по поводу моего ухода и пожелания всего наилучшего.

Лариса и Юля ушли из офиса в пять. На прощание мы обнялись и едва удержались от слёз. Скоро разбрелись все остальные: кто домой, кто обратно на рабочее место. Я отнесла остатки еды на кухню и вернулась к Полине, чтобы дать ей последние инструкции. В семь часов мы вместе вышли из практически пустого офиса. Днём множество дел отвлекали меня от мрачных мыслей, но сейчас вновь нахлынули воспоминания об утренней переписке с Саидом. Московская глава моей жизни закончилась. Египетская – завершилась, не успев начаться. Я уходила в никуда.

Дома на меня опять нахлынули воспоминания. Я сидела в тёмной комнате, обхватив колени руками, и думала. Что делать? Как жить дальше? Почему он так со мной поступил? Хотелось кричать и биться головой о стену.

Вечером я положила на телефон две тысячи – все деньги, которые оказались у меня в кошельке. Я боялась, что Саид просто не позвонит, чтобы избежать объяснений, и собиралась сама набрать его номер. Но около одиннадцати, когда я уже почти перестала надеяться, раздался звонок.

– Аня? Привет. Ты можешь говорить?

– Могу.

– Как ты?

– Прекрасно. Твоими молитвами. – Я хотела поговорить спокойно, но стоило услышать его голос, как меня понесло. – А разве у меня есть причины для плохого настроения? Нет, всё отлично. Жизнь удалась.

– Ну зачем ты так? Я переживаю.

– Да ты что? Не может быть. Нет, я просто не верю. Это слишком благородно с твоей стороны. Ты всего лишь бросил меня, когда я ради тебя ушла с работы, лишилась квартиры и собиралась переехать в другую страну. Разорвал помолвку, даже не объяснив причину, даже не найдя смелости сказать мне это в лицо. У тебя нет причин переживать.

– Аня, я знаю, что ты злишься и что я поступил очень плохо. Но мы можем говорить спокойно?

– Нет! Я не могу! Меня просто трясет.

– Аня, прости.

– Саид, это всё слова. Они ничего не изменят. Просто скажи, что случилось, иначе этот вопрос будет мучить меня ещё долгие годы. Когда я уезжала три недели назад, всё было в порядке. Потом что-то произошло.

– Ничего особенного не случилось. Понимаешь, я стал думать, советоваться, разговаривать с другими людьми.

– И ты начал сомневаться, да? Потому что твои родные против меня? Или другие люди, которые со мной вообще не знакомы?

– Аня, пойми, для нас брак – это очень серьёзно. В нашей семье никогда не было разводов.

– А почему ты решил, что обязательно разведёшься со мной?

– Нет, не обязательно. Но я очень рискую и очень боюсь. Ты иностранка, христианка, тебе будет тяжело здесь жить.

– Саид, это всё ерунда. Ты с самого начала знал, что я иностранка. Ты искал жену-иностранку. Ты говорил, что видел примеры удачных браков между египтянином и русской. А как сложатся отношения в семье, предсказать нельзя. Египтяне тоже разводятся: никаких гарантий тут быть не может. И почему ты не думаешь обо мне? О том, как я себя сейчас чувствую?

– Я не уверен, что поступил правильно, – тихо сказал Саид.

– Ах, вот как? То есть завтра ты, может быть, ещё передумаешь? А потом передумаешь обратно? Нет уж, если ты так решил – отвечай за свои слова.

– А мы можем остаться друзьями?

– Конечно нет. Не можем. Даже если бы я очень захотела.

– Почему?

– Саид, не будь наивным. Мы никогда не были друзьями, и я не думаю, что мы нужны друг другу в качестве друзей.

– Я могу попробовать. Ты мне не чужая.

– Я – девушка, которую ты бросил. О какой дружбе может идти речь? Саид, прошу: если у тебя осталось ко мне хотя бы хорошее отношение, пожалуйста, не звони, не пиши и не пытайся возобновить общение. Так будет лучше.

– Но я не могу тебя сразу забыть. Я не могу сделать вид, что тебя не было.

– Не можешь? Как не можешь? Ты уже вычеркнул меня из жизни. Значит, придется привыкать. И не надо говорить, как тебе трудно. В конце концов, это твоё решение.

– Аня, пожалуйста, успокойся.

– Я спокойна! – закричала я. – Поверь, я очень спокойна, учитывая, что сегодня произошло. Я просто не понимаю тебя и не знаю, что ты хочешь.

– Я сам не уверен. И чувствую себя ужасно. Иногда мне кажется, что я совершил большую ошибку.

– Саид, я не знаю, что ещё можно сказать. Ты принял решение. У меня нет никакого выбора – только согласиться. Просто очень обидно, что ты так поступаешь с девушкой, которая была готова ради тебя на всё. С девушкой, которой ты сделал предложение, которая ни в чём тебя не обманула и не дала повода в себе сомневаться. Я не понимаю, но не могу ничего изменить. Мне придётся начинать новую жизнь, но совсем не так, как я рассчитывала. Быть твоим другом я не могу и не хочу и смысла продолжать общение не вижу. Лучше всего попрощаться и попытаться забыть друг друга.