Меня слегка огорчало, что Саид редко интересовался ребёнком и не очень проявлял отцовские чувства. Он мог подержать сына на руках, но только пока тот не заплачет, при первых признаках тревоги муж моментально отдавал ребёнка мне. Я объясняла поведение Саида тем, что Валид ещё совсем маленький, ничего не умеет и не узнает отца, к тому же они редко соприкасаются. Возможно, Саид невольно злится на ребенка за то, что тот полностью оттянул на себя моё внимание. Мне очень хотелось верить, что вместе мы преодолеем любые трудности, надо лишь пережить тяжёлые первые месяцы и ощутить себя полноценной семьей. Так и будет, как только уедут моя мама и Аят, а Валид немного подрастёт.

В стране между тем не прекращались беспорядки. Хотя революция давно закончилась, многие египтяне остались недовольны новой властью. Сначала на площади Тахрир, а затем и в других местах постоянно вспыхивали забастовки. По телевизору часто показывали митингующих с плакатами, громко скандирующих какие-то лозунги. Порой Саид просил меня не выходить из дома, хотя в нашем районе всё было спокойно, но сам он постоянно говорил про выборы в парламент. Пока что власть находилась в руках Высшего военного совета, и ходили слухи, что генералы будут всячески оттягивать выборы президента, которые планировалось провести примерно через год. Летом начался суд над Мубараком – бывший президент выглядел постаревшим и больным, и я против воли почувствовала к нему жалость. Многие египтяне горели жаждой мести, в ажиотаже «делили» украденные Мубараком миллионы и продолжали бастовать, а мне безумно хотелось спокойствия и тишины. «Скорей бы всё закончилось, – мечтала я, – и жизнь вернулась в мирное русло. Кто бы ни стал президентом – лишь бы египтяне успокоились и прекратили свои бесконечные забастовки».

Когда Аят наконец помирилась с мужем и вернулась к нему в дом, я не испытала особой радости. Как ни странно, за всё это время я привыкла к ним с Каримом, к тому же после рождения Валида Аят молча и по собственной инициативе полностью взяла на себя ведение хозяйства. Теперь, после отъезда мамы, мне предстояло остаться в одиночестве, и я не очень представляла, как буду справляться. Но и просить маму остаться ещё на какое-то время я не могла: хотя мы с Саидом старались создать для неё все условия, в Египте она не чувствовала себя как дома: мешал языковой барьер, было непривычно не иметь возможности самостоятельно выйти на улицу, где её тут же начинали пристально разглядывать. Мама, как и я, плохо понимала египтян: их образ мыслей, традиции, манеру одеваться. Она никогда мне этого не говорила, но я видела, что здесь ей неуютно и с этим ничего нельзя поделать.

Мама улетела в Россию, когда Валиду исполнилось полтора месяца. К тому времени он стал лучше спать ночью, научился держать голову и начал осознанно улыбаться. Мы всплакнули на дорогу, и я впервые осталась с сыном один на один.

Как будто чувствуя мою грусть, Валид капризничал, брыкался и не хотел засыпать в течение нескольких часов. Когда наконец удалось его уложить, я без сил плюхнулась на диван и набрала номер мужа. Затем оглядела окружающий беспорядок, гору немытой посуды и перепачканной одежды, вздохнула и поплелась убираться. Так начались трудовые будни.

Следующие месяцы тянулись долго и однообразно. Мне вспоминается череда похожих друг на друга дней: я дома с ребенком, Саид на работе – сплошная рутина, каждый день похож на предыдущий. Ночи делились на спокойные и беспокойные: иногда Валид спал вполне нормально, просыпаясь, только чтобы поесть, а порой он будил меня настолько часто, что я была готова разрыдаться от усталости. Больше всего я бесилась оттого, что не видела со стороны Саида ни желания помочь мне, ни привязанности к сыну. Он по-прежнему много времени проводил в магазине. Приходя домой, обычно брал Валида на руки, но только пока я грела еду и накрывала на стол. Поев, муж включал компьютер или телевизор и весьма неохотно откликался на мои просьбы хоть ненадолго заняться сыном. Даже по ночам Саид часто оставался спать в гостиной – его раздражал плач ребёнка.

Один раз, когда Валид кричал, не переставая, в течение нескольких часов, муж разозлился на меня и обвинил в том, что я неправильно обращаюсь с сыном. С этими словами он хлопнул дверью и куда-то ушёл. Потом Саид извинился, но я так и не смогла забыть обиду, неприятный осадок после этих слов остался надолго. Я постоянно чувствовала себя уставшей и раздражённой, почти перестала пользоваться косметикой и следить за собой. На мои жалобы муж отвечал, что все женщины через это проходят: когда-нибудь ребенок подрастёт и не будет требовать неусыпного внимания, а пока нужно просто перетерпеть трудный период. В качестве помощниц он предлагал свою мать и сестёр, но я упорно отстаивала право жить отдельно от всех, а ездить к ним в гости меня утомляло ещё больше, чем самой справляться с Валидом на своей территории. Кроме того, сын рано начал проявлять характер и не всегда охотно шёл к кому-то на руки. Пару раз я заводила разговор о няне или служанке, но муж деликатно игнорировал мои слова. Бизнес Саида после революции шёл не так хорошо, как раньше, – он никогда не обсуждал со мной подробности, но я видела его озабоченность, слышала какие-то обрывки разговоров и понимала, что у нас есть финансовые проблемы. Кроме того, муж случайно обмолвился, что брал у брата денег на покупку квартиры и до сих пор с ним не рассчитался. В такой ситуации мне казалось неправильным настаивать на найме прислуги, и я продолжала тянуть свою лямку в надежде, что скоро станет легче.

Валид, как и многие египетские дети, укладывался спать и просыпался очень поздно. Днём я занималась сыном, а как только он засыпал, бросалась стирать, готовить и наводить хоть какой-то порядок. Незадолго до заката солнца мы выходили на улицу, но в отсутствие детской площадки гуляли по набережной недалеко от дома. У меня не было возможности продолжать ходить на курсы арабского языка, да и большого желания тоже не было. Чаще всего я мечтала лишь о том, чтобы лечь в кровать и проспать много-много часов подряд. Общение с друзьями почти прекратилось: иногда мы созванивались или переписывались в Интернете, пару раз встречались где-то на нейтральной территории, но всё это происходило нечасто и нерегулярно. Большинство знакомых мне русских девушек были бездетными или же имели детей значительно старше Валида, с младенцем на руках я чувствовала себя одинокой и прикованной к своему дому и ребёнку, который постоянно хотел есть, спать, а порой я даже не могла определить, чего именно он хочет.

Валид был не только источником проблем, усталости и ограничений – вовсе нет. В первую очередь он сразу и бесповоротно занял главное место в моём сердце. Я радовалась, когда сын улыбался, захватывал крошечной ладошкой мой палец, делал первые попытки сесть и дотянуться до какого-то предмета. Я гордилась им, как самым дорогим сокровищем, и считала самым лучшим ребёнком в мире. Несмотря на усталость и бытовые проблемы, я любила сына всей душой и ни на минуту не сожалела о его появлении. Вот только бы он стал реже просыпаться ночами, только бы научился самостоятельно сидеть и передвигаться, только бы повзрослел, ну хоть немножко… Я вела хронологический отсчет с момента его рождения: каждый месяц – новый рубеж, каждая неделя – новая вершина, каждый день – новая ступень. Ещё немного, и он станет большим и самостоятельным, тогда я буду гордиться им ещё больше, смогу немного перевести дух и – недостижимая мечта – как следует выспаться.

Впервые в жизни я никак не отметила свой день рождения. В прошлом году мы с Саидом посидели в кафе и прошлись по магазинам, сейчас об этом не было и речи. Честно говоря, я сама с большим трудом вспомнила о приближающемся 27-летии за пару дней до праздничной даты. Ради эксперимента я не стала напоминать Саиду, как и следовало ожидать, он тоже забыл. Промучившись весь день, к вечеру я не выдержала: позвонила и сказала Саиду, что вообще-то у меня сегодня день рождения. Муж раздражённо ответил, что он занят в магазине и если я хочу подарок, то он купит его позже. Расплакавшись, я бросила трубку, и несколько дней после этого мы не разговаривали. Периоды обид в наших отношениях становились всё дольше и повторялись всё чаще. За ссорами следовали примирения, но и они напоминали затишье перед бурей, поскольку проблемы оставались нерешёнными.

К шести месяцам Валид подрос, привязался к отцу и не хотел засыпать, пока тот не придёт с работы. Заниматься с ним становилось всё интереснее: сын хорошо соображал и каждый день учился чему-то новому. Иногда я брала его и ехала в магазин к Саиду – продавцы с удовольствием нянчили Валида, пока я пила кофе. Потом мы немного гуляли, муж ловил мне такси и отправлял домой. Мой день, как и прежде, проходил в заботах о сыне, Саид уезжал на работу утром и возвращался, когда ребенок готовился ко сну.

Знакомые, имеющие детей, утверждали, что у них всё происходило точно так же, разве что в России многим помогали бабушки и дедушки, мне же приходилось справляться одной. Я часто просила Саида проводить с нами больше времени, но муж отделывался невнятными обещаниями. Пару раз мне удалось буквально заставиь его немного посидеть или погулять с Валидом, но это случалось настолько эпизодически и требовало столько усилий, уговоров и даже слёз, что я махнула рукой.

Я давно подумывала о поездке в Россию, но муж постоянно был занят и откладывал оформление Валиду русского гражданства, а везти его по египетскому паспорту я не хотела. На мои просьбы он отвечал «букра» 3, но наступало букра, и всё оставалось на своих местах. Я не знала, как с этим бороться, и сама с каждым днём всё больше погружалась в египетскую нирвану, где никто никуда не спешит и не соблюдает никаких сроков. Поначалу эта неторопливость меня безумно злила, но со временем я привыкла и поняла, что здесь ничего не делается быстро – такова природа египтян. Бороться с ней бесполезно, разумнее смириться и как-то приспособиться.

В общем, наша жизнь текла по накатанной колее, пока однажды меня не угораздило залезть в телефон мужа.