— Позаботитесь? Обо мне? Бог мой, вы говорите об этом, словно я какой‑то букет, который нужно поставить в вазу с водой.

— Вы знаете, что я имел в виду. Может, вы и считаете меня чудовищем, мисс Даршо, но, уверяю вас, у меня и в мыслях не было гоняться за вашим отцом, зная, что я бросил вас тут умирать с голоду. Так что нет… я вас куда‑нибудь пристрою.

— Вы собираетесь найти мне место?

— Да, если вы именно этого хотите.

— А если нет?

— Но, позвольте, вы же сами только что сказали…

— Просто я имела в виду, что на этот раз буду очень разборчива!

— Конечно. Я позабочусь об этом.

— Вы ведь не отошлете меня к мистеру Фитцгелдеру, нет?

— Проклятие, что вы такое говорите? Я бы даже собаку ему не доверил!

Софи засомневалась, стоит ли ей понимать это как комплимент.

— Что ж, рада слышать, что в ваших глазах я имею не меньшую ценность, чем собака. Очень вам благодарна, милорд.

— Перестаньте дерзить, мисс Даршо. И дайте мне наконец взглянуть на медальон.

— Нет! — отрезала Софи, обхватив себя руками с таким видом, будто боялась, что платье само собой сползет с ее плеч, тем самым дав возможность Линдли без особого труда завладеть медальоном. — Если вы не намерены отобрать его у меня силой, тогда я хотела бы знать, что я получу взамен?

— Решили поторговаться, значит?

— А почему бы и нет? Одна ночь! — объявила Софи таким тоном, что Линдли при всем своем желании не смог бы притвориться, что не понимает, что она имеет в виду.

— Что?!

Вероятно, у нее не получилось выразиться так ясно, как ей хотелось.

— Одна ночь. Вы останетесь здесь на одну ночь. Это позволит моему отцу выиграть время, а вам… Вы получите свой медальон.

— По‑моему, вы уже согласились, что я могу просто отобрать у вас медальон?

— Тогда к чему весь этот разговор? Вы могли отобрать его у меня сразу же, как только убедились, что он при мне.

— Вот именно, при вас. Вы надели медальон на шею.

— Что? Как вы догадались?

— Если вы заметили, мисс Даршо, я мужчина. И весьма искушенный в подобных вещах.

— Вот как? Ну, значит, тогда вы зря тратите время, милорд. Сказать по правде, я считала, что столь искушенный мужчина мог бы давным‑давно оставить меня без платья и завладеть медальоном.

— Я решил, что вы будете признательны, мисс Даршо, если я не стану торопиться! — отрезал он, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние. Боже милостивый, он набросился на нее, как… как дикий зверь! — Что ж, теперь я намерен действовать быстро.

Что он и доказал, схватив Софи в объятия. Девушка ахнула — Линдли с такой силой стиснул ее, что она почувствовала, как ее ноги оторвались от земли. Как ни странно, он не поцеловал ее… хотя Софи со стыдом призналась себе, что не возражала бы, если бы он это сделал. Вместо этого Линдли просто смотрел на нее… и очень сердито, надо сказать.

— Со мной опасно играть в подобные игры, мисс Даршо. Вы и понятия не имеете, насколько далеко я способен зайти, чтобы добиться своей цели.

— Так вы обещаете? Одну ночь?

— А вы обещаете, что отдадите мне медальон, если я соглашусь? — осторожно спросил он. — Кстати, а где вы собираетесь сами быть этой ночью? Наверное, сбежите, чтобы предупредить отца?

— А где вы хотите, чтобы я была, милорд?

— Здесь, разумеется.

— Тогда я буду здесь.

— Я не был бы джентльменом, мисс Даршо, если бы заранее не предупредил вас, что наша с вами сделка весьма выгодна для меня.

— Польщена, что вы так считаете, милорд. Должно быть, вы до сих пор так и не поняли, что свобода моего отца мне дороже всего. Уверяю вас, мысль о том, что я смогла ему помочь, доставит мне куда больше удовольствия, чем вы рассчитываете получить от… эээ… от меня.

Теперь Линдли уже откровенно забавлялся.

— Позвольте вам заметить, что вы очень, очень ошибаетесь, дорогая!

Наконец он все‑таки нагнулся и поцеловал ее. Ооо… кажется, она начинает постепенно к этому привыкать, пронеслось в голове Софи. Да уж, Линдли не соврал… он действительно весьма искушен в подобных вещах. И Софи, отдавшись наслаждению, обвила руками его шею.

Боже милостивый, если ради того, чтобы спасти отца, нужно было обречь себя на столь восхитительную пытку, подумала Софи, то она сделает это с радостью. Оставалось только надеяться, что и Линдли в этот момент испытывает нечто подобное. Судя по отрывкам из разговоров девушек, подслушанных ею еще когда она жила у мадам Эудоры, среди джентльменов иной раз встречались и такие, кто не спешил покончить со всем поскорее. Софи решила, что подобные торопыги вряд ли бы ей понравились. Этой ночью она не намерена была спешить.

Да уж, будь на то воля Софи, она была бы рада, если бы эта ночь никогда не кончалась. Ради отца, разумеется, поправилась она. Каждая минута, которую ей удавалось выиграть для него, означала, что он все дальше от Линдли. А сама Софи — все ближе.

Она попыталась отогнать страх, грозивший нахлынуть на нее и подорвать ее решимость. Конечно, потом она будет горько жалеть о том, что произошло, в этом нет сомнений… но пока, решила Софи, она постарается забыть обо всем, кроме поставленной перед собой определенной и ясной цели. К счастью, Линдли в этот момент завладел ее языком, а его умелые руки, ласкавшие и гладившие ее спину, еще больше укрепили ее в этом решении. Софи мысленно поблагодарила Линдли.

Она докажет, что она покорная дочь. И будет терпеть… сколько бы времени это ни продолжалось!


Глава 10


Она дразнит его, пытается его отвлечь, обратить его желание против него самого. Линдли был не дурак — он прекрасно понимал, что задумала Софи. Просто ему было все равно.

Если она готова на все, чтобы помешать ему немедленно броситься в погоню за ее отцом, то кто он такой, чтобы спорить? Линдли и в голову бы это не пришло. Вероятно, потому, что в данный момент в голове у него осталась только одна мысль — до чего же она хороша, эта мисс Даршо!

И как же приятно ее трогать! Круглая попка, которую он обхватил рукой, оказалась тугой и упругой — в точности как ей и положено быть. И сама она была так покорна, так уступчива… с такой готовностью льнула к нему, как будто наслаждалась его прикосновением. Впрочем, может быть, так и было. Во всяком случае, сам Линдли готов был сделать все, чтобы это было так. Возможно, для них обоих это было частью игры, но, будь он проклят, поклялся Линдли, если, проснувшись утром, Софи пожалеет о том, что произошло между ними.

Хотя скорее всего пожалеет, с горечью подумал он. Девушка явно не из тех, кто с готовностью уступает мужским домогательствам, иначе с чего бы ей тогда отвергать Фитцгелдера? Линдли вдруг вспомнилось, как Софи кусалась и царапалась, словно дикая кошка, когда ее хозяин попытался овладеть ею в чулане. Будь она такой, к чему бы ей тогда уходить от Эудоры? То, что она с такой готовностью уступила ему, скорее уж говорит о преданности отцу, чем о неразборчивости или легкомыслии девушки, решил Линдли.

Ясно было одно — никаких терзаний, ни душевных, ни физических, Софи в данный момент не испытывает. Впрочем, как и сам Линдли. Так что эта ночь явно будет не самой худшей для них обоих.

За исключением одной маленькой детали — сам Линдли не собирался торчать тут до утра. Может, сейчас Софи и готова с радостью отдаться ему, но вскоре она будет проклинать его на чем свет стоит — Линдли готов был голову дать на отсечение, что так и будет. Нет, он доведет ее до полного изнеможения, а когда она уснет, заберет этот чертов медальон и постарается поскорее исчезнуть, чтобы отправиться в погоню за этим мерзавцем, ее отцом.

Это д’Аршо заставил их обоих через это пройти. И Линдли поклялся, что он дорого заплатит за это унижение.


Она вся пылала — с головы до кончиков пальцев, а в некоторых местах даже внутри. Ощущение оказалось настолько божественным, что Софи без особого труда заставила себя забыть о том, что происходит на самом деле. Еще теснее прижавшись к нему, она попыталась представить себе, как почувствует сквозь тонкую ткань элегантного сюртука все изгибы его твердого, словно каменного, тела. Что ж, подумала Софи, раз уж она решилась пожертвовать собой ради спасения бросившего ее отца, остается утешаться тем, что ей по крайней мере хватило ума выбрать для этого самого привлекательного и опытного мужчину во всей Англии.

Собственно говоря, он был настолько опытен, что ей, к счастью, даже не пришлось ничего делать самой — оставалось только улыбаться да таять от наслаждения. От его поцелуев Софи охватила слабость. У нее подкосились ноги, и когда он на минуту перестал ласкать ее, она уже была в таком состоянии, что ему осталось только подхватить ее на руки и отнести на кровать.

Господи… но уверена ли она, что готова пройти через это?! Все эти годы, что она прожила у мадам, Софи не позволила ни одному мужчине даже пальцем коснуться ее. И вот теперь сама предложила лорду Линдли провести с ним ночь. Немыслимо! Но был ли у нее выбор? Могла ли она поступить по‑другому? А сейчас одно его прикосновение заставляло ее изнывать от желания. И если это единственное, что она может сделать, чтобы спасти отца…

Нет, нужно быть честной, одернула себя Софи. В том, что сейчас происходит с ней, виновато не стремление помочь отцу, а умелые ласки Линдли. Хоть и неохотно, но она все же призналась себе, что согласилась лечь с ним в постель не только ради спасения отца. Если честно, она просто не смогла справиться с собой.

Линдли хотел ее… и, Бог свидетель, она и сама хотела этого ничуть не меньше, чем он.

И все же девушка немного нервничала. Стоило ему только опустить ее на старый, продавленный матрас, как решимость едва не покинула ее. Софи передернуло — ей пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться с постели и не обратиться в бегство. К слову сказать, этому немало способствовал тот факт, что рядом был Линдли. Его руки были сильными, губы ненасытными — одного этого было достаточно, чтобы желание бежать тут же пропало.