– А ведь мы многим обязаны этому несчастному юноше, – сказал как-то раз Фердинанд. – Если бы не он, наши потери были бы во много раз больше, чем нынешние. Пожалуй, нужно вознаградить его старания. Позволю-ка я его сторонникам мирно обрабатывать поля и собирать урожай. А что? Ведь рано или поздно эти земли все равно перейдут в нашу собственность. Зачем же их разорять? Да и Боабдил заслужил доброе отношение к себе. Итак, решено, отныне мы не будем устраивать набеги на его территорию.

Фердинанд не сомневался в скором падении Малаги. Он верил в свою силу и умение извлекать выгоду из любой ситуации. На фронт по его приказу прибыл прославленный мастер артиллерийского дела Франциско Рамирес – тот утверждал, что его новое изобретение, начиненные порохом чугунные ядра, могли творить чудеса в укреплениях противника. Наконец, в лагере была Изабелла с ее склонностью к милосердию и неутомимой свитой.

«Победа будет за нами, – думал Фердинанд. – У нас есть все, что нужно для успеха».

Днем к маркизу де Кадису привели, а точнее приволокли окровавленного пленника. Он упал на колени, умоляя пощадить его жизнь. Испанского языка он не знал, поэтому маркиз заговорил с ним на арабском.

– Я ваш друг, я сам пришел к вам, – без конца повторял мавр. – Прошу вас, выслушайте меня. Я могу провести вас в Малагу. Если вы мне поверите, я докажу свою преданность христианским правителям и нашему султану Боабдилу.

Маркиз, уже собиравшийся казнить мавра, задумался. Затем сделал знак двум стражникам, стоявшим по обе стороны от мавра.

– Ведите его за мной, – велел он.

Вчетвером они направились к королевскому шатру. Услышав крики на чужом языке, Изабелла вышла им навстречу.

– Ваше Величество, – сказал он, – этот неверный говорит, что у него есть ценные сведения для вас и короля Фердинанда. Не желает ли Его Величество присутствовать при допросе?

– Король еще спит, и я не хочу будить его, – ответила Изабелла. – Отведите этого человека в соседнюю палатку и оставьте с ним нескольких стражников. Когда Его Величество проснется, я скажу ему о нашем госте.

Она показала на шатер, где в это время Беатрис де Бобадилла беседовала с португальцем доном Альваром, сыном герцога Браганского. В объявленной Фердинандом священной войне принимало участие немало иностранцев, видевших в ней закономерное продолжение крестового похода против неверных.

Услышав слова королевы, Беатрис подошла к выходу из шатра.

– Этот человек некоторое время побудет в твоей палатке, – сказала Изабелла, – Он говорит, что у него есть сообщение для меня и Его Величества.

– Хорошо, мы поможем стражникам присматривать за ним, покуда вы не пожелаете его принять, – поклонилась Беатрис.

Пленника провели в шатер, и Беатрис возобновила прерванную беседу с герцогом.

Мавр внимательно наблюдал за ними. Красивая и статная, Беатрис одевалась куда более изысканно, чем Изабелла. В соседнем шатре он мельком видел часть кровати, стоптанные сапоги, небрежно брошенный походный сюртук и плащ – и не в силах был вообразить, что эти вещи могли принадлежать могущественному монарху, о котором он так много слышал.

Другое дело – человек, сидевший перед ним. Важный, чопорный, в шитом золотом камзоле и парике. И его собеседница, сверкавшая драгоценными ожерельями и браслетами, в темно-синем шелковом платье.

Мавр слушал и ничего не понимал из их разговора. Ему казалось, что они обсуждают вопросы, которые нужно задать их пленнику.

Через некоторое время он негромко застонал. Когда они удивленно посмотрели на него, он приложил руку к груди и показал глазами на кувшин с водой, стоявший возле них.

– Наверное, просит пить, – догадалась Беатрис. – Давайте дадим ему глоток воды.

Герцог налил воды в чашу и подал ее мавру. Тот выпил и попросил еще. Герцог отвернулся, чтобы взять кувшин.

Далее мавр не терял ни секунды. Он знал, что его имя будет вписано золотыми буквами в историю арабского народа, поэтому не дорожил своей жизнью. Ему предстояло совершить величайший подвиг, за который Аллах не мог не подарить ему вечного посмертного блаженства, – так стоило ли колебаться, отказываться от этого бесценного дара? Два имени внушали ужас жителям осажденной Малаги: Фердинанд и Изабелла. Следовательно, нужно было избавиться от них обоих.

Его рука скользнула за голенище сапога, пальцы сжали рукоять кинжала.

Первой его жертвой должен был стать мужчина – после него было бы легче справиться с женщиной. Взмахнув кинжалом, он ринулся вперед. Дон Альвар схватился за затылок и рухнул на землю. Изо рта хлынула кровь. Следующего удара он не рассчитал – Беатрис с визгом кинулась в сторону, и кинжал лишь задел рукав ее платья.

– На помощь! – закричала Беатрис. – Убивают!

Мавр снова занес над ней руку с кинжалом. Зажатая в угол, она уже не могла увернуться – поэтому, продолжая кричать во весь голос, выставила вперед обе ладони. Окровавленное лезвие скользнуло по серебряному браслету на ее запястье и распороло кожу предплечья. В это время в шатер уже вбегали стражники, поднятые на ноги ее истошным криком.

Мавр в четвертый раз бросился на женщину, которую принимал за Изабеллу, – но было уже поздно. Стражники схватили его за руки и выволокли из шатра.

Беатрис крикнула им вслед:

– Лекаря сюда, скорее! Дон Альвар ранен!

Не обращая внимания на собственную рану, она упала на колени перед истекавшим кровью португальцем. Через несколько секунд в шатер вбежала Изабелла.

– Что здесь произошло? – в ужасе уставившись на раненого, воскликнула она.

– Он еще жив, – сказала Беатрис. – С Божьей помощью мы еще успеем спасти его. Это все мавр, который хотел поговорить с вами.

– А я послала его в твой шатер! Что я наделала!

– Слава Богу, что вы не провели его к себе.

Вошел Фердинанд, на ходу вдевая руки в рукава сюртука.

– Ваше Величество, покушение! – выдохнула Беатрис. – На вас и на королеву, Ваше Величество.

– Ваше Величество, в лагере вам оставаться больше нельзя, – позже сказала Беатрис. – Здесь ваша жизнь подвергается опасности.

– И все же мое место именно здесь, – возразила Изабелла.

– Вашим подданным оно может обойтись слишком дорого. Если бы вы провели этого человека к себе в шатер, он бы убил спящего короля и вас, Ваше Величество.

– Господь все равно уберег бы меня и Фердинанда. Он защищает нас – неужели ты до сих пор этого не поняла?

– Ваше Величество, вы видели, в каком состоянии сейчас находится дон Альвар?

– Дон Альвар – другое дело. Он португалец.

– Ваше Величество, не искушайте Господа. Вернитесь в Кордову, прошу вас.

– Недавно солдаты вот так же упрекали Фердинанда в том, что он подвергает свою жизнь опасности, принимая участие в баталиях и даже сражаясь с врагами – лицом к лицу, наравне с другими христианами, – вздохнула Изабелла. – Тогда он сказал им, что мы все бьемся за одно святое дело, что тут не может быть разницы между королем и его подданными. То же самое и я могу ответить на твои слова, Беатрис.

Беатрис нахмурилась.

– Я никогда не перестану благодарить Бога за то, что вы послали убийцу в мой шатер, а не в ваш.

Изабелла взяла ее руки в свои и улыбнулась.

– Инфанта, вот о ком сейчас нужно позаботиться! – сказала она. – Распорядись, пусть ее сегодня же увезут отсюда.

В лагере только и было разговоров, что о чудесной случайности, спасшей короля и королеву от катастрофы. Это происшествие подняло боевой дух солдат: многие поверили, что само Божественное провидение хранит их правителей. Стало быть, думали солдаты, Господу угодна война, которую мы ведем. А если так, то мы не имеем права не победить в этой священной войне.

Мавра, покушавшегося на короля и королеву, солдаты убили еще у выхода из палатки.

Этого было мало. Через несколько часов его тело разрубили на куски, зарядили ими мортиры, привезенные Франциско Рамиресом, и под ликующие крики собравшегося войска произвели залп в сторону города.

Горожане пребывали в смятении. Всем им грозила голодная смерть, и они не знали, как ее избежать. Некогда прекрасные сады и парки пришли в запустение.

На площадях взывали к Аллаху, но в голосах слышалось отчаяние, а не надежда.

Кто-то проклинал Боабдила, перешедшего на сторону христиан. Кто-то роптал на Эль Загала, рискнувшего вести войну на два фронта: против Боабдила и христиан. Кое-кто поговаривал о том, что их правителям следует подумать о мире – за который они готовы заплатить. Прочие хором кричали: «Смерть христианам! Умрем, но не сдадим города!»

Когда на городские крыши и улицы мелким кровавым дождем посыпались останки растерзанного лазутчика, все они стиснули зубы от злости.

В тот же день на главную площадь привели пленного христианина. Его подвергли самым изощренным пыткам и наконец убили. Изувеченное тело погрузили на осла, а осла выпустили за городские ворота. Навьюченное этой страшной ношей животное несколько дней бродило под стенами Малаги, вне досягаемости христианских сторожевых постов.

Солнце палило нещадно, но воды уже не было. Запасы пищи тоже кончились. Во всем городе оставалось не больше дюжины собак и кошек, лошади были давно съедены. Пробовали жевать виноградные листья, варить кожаные ремни, но едва ли это могло кого-то выручить. Мужчины и женщины умирали прямо на улицах – от истощения и неизвестных болезней, – и их тела много часов оставались лежать неубранными. А за городскими стенами христиане по-прежнему выжидали, не снимая осады и не начиная штурма.

Наконец к Гамлету Зели пришла группа знатных горожан.

– Мы больше не в силах терпеть эти муки, – сказали они. Он склонил голову.

– Когда наступит время, помощь прибудет, – тихо произнес он.

– Но не слишком ли поздно оно наступит, почтенный Гамлет Зели?

– Я поклялся Эль Загалу ни при каких обстоятельствах не сдавать города.