— В любой стране уборщица — самый главный человек, — тихо сказал Глеб, и все согласились: каждый хоть раз в жизни имел печальный опыт общения с уборщицами.

А Маша внутренне содрогнулась от ее криков и захотела скорее покинуть это место — что-то внутри сжалось, предвещая беду. Ее мама давно жила где-то на Алтае с новым мужем, никак не могла больше влиять на Машу, но каждый раз как будто воплощалась в образе уборщицы, заведующей или еще кого-нибудь, кто вдруг напоминал ее своим поведением. «Только я хозяйка своей жизни», — мысленно сказала себе Маша и отвернулась, совсем успокоившись.

В конце концов команда восходителей, собрав и упаковав снаряжение и все необходимые вещи, разместилась в двух машинах, способных преодолевать такие крутые и трудные дороги, по которым проедет далеко не каждый автомобиль. Часть вещей разместили на крышах, и, когда машины тронулись, кое-кто тут же начал досадовать на свою бестолковость: не подумали спрятать спальники в полиэтилен, да еще и прикрепили на крыше, в то время как дождь уже начал стучать в лобовое стекло.

Когда автомобили добрались до поляны под церковью, там уже было довольно много машин — оказывается, многие отчаянные сердца не испугались надвигающегося шторма. А дождь тем временем перерос в ливень, и Маша с Глебом, как и все остальные, принялись поспешно ставить палатку.

Невозможно было медлить, каждая потерянная секунда грозила тем, что вещи промокнут еще сильнее, а прогноз не давал надежды на то, что их можно будет просушить даже на следующий день. Однако Маша все же урывками бросала взгляды вокруг, пьянея от этих просторов, затянутых в туманы и облачные скученности, липнущие тут и там к бокам гор, являющие такую совершенную дикую красоту, что хотелось замереть, затаить дыхание, чтобы ничем не спугнуть это чувство, ускользающее понимание вселенской гармонии. Но нужно было прятаться от ливня и прятать все то, что не даст замерзнуть сырыми холодными ночами.

Кое-как все забрались в палатки, голодные и продрогшие, и стали шарить по пакетам с едой, греть чай на горелках прямо внутри палаток, придерживая котелки и горелки, — если опрокинется котелок с водой или горелка, призрачный, едва созданный уют будет уничтожен мокрыми спальниками и одеждой или подпаленной палаткой.

— Дайте зажигалку! — раздается снаружи голос Вовы. Отчаянный человек, все еще гуляющий под проливным дождем и в темноте, которая быстро опустилась на этот клочок мира.

— Возьмите! — кричит Глеб, просовывая руку с зажигалкой под тентом.

— А вы нам шоколадку! — кричит Маша. — Шоколад у вас? Меняем на печеньки!

В ответ слышится смех, и вскоре под тентом появляется рука с шоколадкой.

— Спасибо! — радуется Маша. Никогда еще чаепитие не было столь долгожданным, ведь приготовление чая здесь было таким трудоемким делом!

— Что значит «спасибо»? А печеньки? — спрашивают снаружи ожидающие бартера ребята.

— Какие такие печеньки? — смеются Маша и Глеб, но печенье все же передают, радуясь, что так удачно поменялись и даже не пришлось покидать своего маленького, созданного простыми средствами рая.

Они пьют чай с шоколадом, а дождь не прекращается, стучит по палатке, и им так сказочно хорошо в этом уютном мирке.


День шестой

С утра было солнце. Все поразились и приободрились, ведь прогноз пророчил непрерывный обложной дождь без всяких окошек. Позавтракали кускусом с рыбными консервами, выпили чаю с печеньем и решили, что собраться и выйти надо как можно скорее, пока не начался дождь. Маша отправилась за водой к старинной церкви, попутно разглядывая каменную кладку, прислушиваясь к звукам проходящей внутри службы. Множество запрещающих значков на двери отбили желание заглянуть внутрь: слишком мало времени на то, чтобы разобраться, что ей разрешается, а что запрещается, в то время как нужно было уже вернуться с водой и поторопиться со сборами.

Быстро свернув палатки, команда двинулась к месту второй стоянки. Солнце опровергало все прогнозы и давало надежду, однако и облака уже набежали будто из ниоткуда. Алекс задал идеальный ритм, при котором все двигались достаточно быстро, ведь угроза дождя оставалась актуальной, но и не так быстро, чтобы тут же устать. Маша вскоре убедилась, что любоваться видами не представляется возможным, — любая попытка тут же сбивала с шага и ритма, даже вызывала головокружение, ведь за спиной еще был тяжелый рюкзак. Она гордилась тем, что ей удается идти шаг в шаг с гидом, не отставая и даже болтая обо всяких незначительных вещах, таких как погода, высота и акклиматизация. Маша цеплялась взглядом за камни и влажную землю, чтобы понять, куда ставить ноги, дабы сохранить ритм, не спотыкаться и не скользить. Шаг за шагом, без прошлого и будущего в голове, только дорога перед глазами и ботинки идущего впереди, только ровное дыхание и спокойная сосредоточенность.

Через сорок пять минут подъема Алекс объявил о первом отдыхе. Лишь теперь, остановившись, Маша осознала, что устала. Лицо у нее горело, спина вспотела. Взглянув на Глеба, она поняла, что и он тоже устал, тем более что он тащил на себе бóльшую часть их вещей, кошки, ледорубы. Теперь Маша выравнивала дыхание, пила воду и любовалась открывшимися видами.

Продолжали подъем уже под начинающимся дождем. Еще сорок пять минут Маше дались легко, усталость была не критическая, но под конец появилась нужда в отдыхе. Пять минут передышки на склоне позволили перевести дух, а продолжили подъем уже под ощутимым дождем. Похолодало. Все начали доставать из рюкзаков одежду, стараясь ее не намочить, и надевать на себя. Натянули плащи, спрятав под них и головы, и рюкзаки. Постепенно дождь перешел в град, руки у Маши окоченели, она стала натягивать непослушными руками непромокаемые штаны под беспощадно хлещущим дождем, с тяжелым рюкзаком на спине, в широком плаще, который мешал обзору и все время сбивался в ком впереди, потому что сползал сзади с рюкзака. И тогда Маша спросила:

— Глеб, напомни, пожалуйста, а зачем мне все это было нужно?

— Кажется, не так давно я уже слышал от тебя этот вопрос, только по другому поводу, — улыбнулся Глеб. По его лицу, почти полностью закрытому плащом и воротником, стекали струи воды. — Я, конечно, отвечу, но пока ты сама себе не ответишь, никакой чужой вариант тебя не устроит, ведь так?

— Бесспорно. Признаться, сейчас я не понимаю, почему предпочла усталость, холод и голод уюту, теплому душу и вкусному обеду.

— Наслаждайся, все оплачено, — кинул Глеб и сосредоточился на скользком участке, старательно выбирая, куда ступать.

Штаны, которые Маша натянула наспех, были великоваты и сползали, капюшон куртки сбился набок, открывая дождю и ветру шею, которая мерзла, но Маша совершенно не представляла, как в таких условиях, под дождем и с трекинговыми палками в окоченевших руках, все это можно поправить. К тому же она ставила перед собой цель не отставать от гида, что удавалось уже с трудом. Маша была уверена, что выглядит со стороны как жуткий гоблин: красный сопливый нос, спустившиеся ниже спины штаны, собравшиеся гармошкой внизу, комом выглядывающий из-под верхнего капюшона плаща капюшон куртки, который она не успела натянуть на голову, и завершающий картину зеленый плащ, натянутый поверх рюкзака и создающий видимость горба. А на лице ее застыло крайнее напряжение: «Скорее дойти!» Земля под ногами скользила, и концентрация теперь нужна была максимальная, тогда как силы уже покидали и даже зрение, казалось, потеряло остроту.

Но спустя все эти минуты испытаний и преодолений настал момент, когда команда восходителей наконец-таки дошла до привала. Это было огромным облегчением, тем более что к тому времени закончился дождь и выглянуло солнце. Компания начала есть все подряд: в ход пошли и макароны быстрого приготовления, и чай с печеньем, и хлеб с сыром, и консервы.

— Глеб, мне сейчас кажется, что я жива лишь наполовину, и я еле держусь, чтоб не уснуть прямо тут, на камне, — сказала Маша.

— Ничего, скоро ты почувствуешь, что жива теперь еще больше, чем когда-либо до этого.

Было только два часа дня, и оставшуюся часть дня восходители отдыхали, любовались Казбеком и гоняли чаи. Здесь, на высоте почти три тысячи метров, было уже ощутимо холоднее, и к вечеру Маша тряслась, несмотря на то что натянула на себя все теплые вещи.

— Как же ты пойдешь на Казбек? — засомневался Глеб, видя, что Маша так мерзнет.

— Ничего! Не боги горшки обжигают, — ответила Маша. Она не сомневалась уже в своих возможностях.


День седьмой

Утром Маша открыла палатку, и тут же в нее попробовала залезть огромная грязная собака. Она виляла хвостом и всячески обозначала свое радушие. Сонная Маша с трудом сумела отвязаться от пса, который никак не давал даже зашнуровать ботинки и лез мордой во все тарелки и пакеты с едой. Ночью Маша спала плохо, ей было холодно, спину ломило от непривычки спать на твердом, и поэтому она радовалась наступлению утра, когда можно уже перестать мучиться в попытках удобно улечься и заснуть, а вместо этого расправить спину и размяться на свежем воздухе в ожидании новых событий.

Погода пока благоприятствовала подъему — воистину: никогда не нужно верить прогнозам и не стоит позволять препятствиям мешать продвижению к цели! — поэтому завтракали быстро и просто, скоро свернулись и отправились в путь до метеостанции. Правильно заданный ритм делал подъем приятным, и все молча переставляли ноги, погружаясь в особое состояние пути и спокойных размышлений.

— А что это за камни, сложенные пирамидкой? — спросила Маша у Алекса, нарушая молчание. — Я заметила, что они постоянно встречаются нам по дороге.

— Неудивительно, потому что мы идем верной дорогой. Это турики, или маркеры. Такие маячки, они обозначают маршрут и стоят на некотором расстоянии друг от друга. Любой маршрут обозначен такими пирамидками. Так вы можете ориентироваться и знать, что не сбились с пути.