—  Не знаю, не знаю, —  отвечала Рита.

—  А куда же мы пойдём, на что будем жить? —  сквозь слёзы спрашивала Жулия.

—  Не плачь, —  успокаивала её старуха. —  Я предвидела это и заранее обо всём позаботилась. Мы с тобой не пропадём!

Жулия же продолжала лить слёзы, не принимая всерьёз слова бабушки. Что может сделать старая неграмотная негритянка? По силам ли ей тягаться с могущественной Франсиской, которая способна оплатить услуги не только самых лучших адвокатов, но и всех судей штата Сан-Паулу!..

А тем временем Франсиска тоже рыдала у себя в комнате —  от позора, унижения, от подлого предательства мужа и собственной слепоты. Сколько лет она хранила ему верность, сколько лет носила траур после его смерти, давая повод для насмешек его черномазой родне! Какой ужас! Ведь Жулия действительно доводится сестрой Беатрисе и Маурисиу. Нет, не совсем так... Но это сейчас не имеет значения. Жулия им сестра. Обоим. Это всегда знал Марсилиу, и это было известно Жулии, не зря она допускала иногда опасные проговорки...

Франсиска со стыдом и болью вспомнила тот эпизод, когда Жулия, защищая Беатрису и Маурисиу, прямо заявила, что она их сестра. «А я, слепая дура, приняла это за дерзость!» —  мысленно отругала себя Франсиска.

Потом ей вспомнилось и многое другое, о чём сейчас хотелось бы забыть, вычеркнуть всё это из памяти как дурной сон: вот Марсилиу берёт Жулию на руки, нежно прижимает к себе, словно родную, любимую дочку; вот он, счастливый и довольный собой, представляет «крестницу» учителям, говоря, что девочка очень способная и будет учиться не хуже его собственных детей, а позже радуется её успехам и дарит ей подарки...

«Где же были мои глаза, где была моя женская интуиция! —  запоздало терзала себя Франсиска. —  Почему я ничего не заподозрила? Почему так безгранично верила в его благородство и широту души? Привечала Жулию в своём доме, а мой муж в это время продолжал спать с её матерью!»

Представить это оказалось нестерпимым для Франсиски, и она, превозмогая сердечную боль, бросилась в гостиную —  туда, где висел портрет Марсилиу в помпезной золочёной раме.

—  Будь ты проклят! —  истошно закричала она, срывая портрет со стены. —  Ты лгал мне всю жизнь. Изменял мне! У тебя дочь негритянка!..

Портрет с грохотом рухнул на пол, и Франсиска в бессильной злобе принялась топтать его, оставляя на холсте рваные отверстия от своих тонких каблуков.

Приступ гнева и отчаяния в считанные секунды лишил её всех сил, и вскоре она уже сама оказалась на полу рядом с портретом. Нет, это был не обморок, это была предельная усталость и опустошённость. Франсиска сидела на полу, упираясь спиной в ножку стола, и не могла пошевелиться —  не было сил. В таком состоянии она провела около получаса, а когда силы вновь стали возвращаться к ней, —  встала и медленно побрела в свою комнату.

В тот момент Франсиской владело только одно желание: добраться до постели и уснуть. Но её рассеянный взгляд ненароком коснулся зеркала, стоявшего в спальне, и Фран¬сиска увидела там своё отражение: одетую во всё чёрное женщину с мрачным, осунувшимся лицом и скорбными потухшими глазами.

В ужасе Франсиска отшатнулась от зеркала. Неужели это она? Убитая горем, в трауре... За последние годы траурный наряд стал привычным для Франсиски настолько, что она его уже и не замечала, и не задумывалась о нём. Он словно прирос к её коже. И лишь однажды, когда дерзкий Фарина вероломно взволновал её сердце, Франсиска подумала о том, что не вечно же ей носить траур по мужу. Но и тогда она решительно прогнала от себя эту мысль, потому что память о Марсилиу была для неё священна. А теперь вдруг всё перевернулось, всё предстало в ином свете.

—  Ты всю жизнь обманывал меня, и даже после смерти насмехался над моей доверчивостью, —  грустно произнесла Франсиска, ещё не избавившись от привычки обращаться к покойному мужу не мысленно, а вслух. —  Но больше я не дам тебе повода для насмешек, —  добавила она твёрдо и решительным жестом сорвала с себя чёрное траурное платье.

После этого неодолимое желание уснуть покинуло Франсиску окончательно. Она стала лихорадочно рыться в шкафу, перебирая старые платья и примеряя их одно за другим. К счастью, за годы траура она не похудела и не располнела —  все платья были ей впору, но гардероб нуждался в существенном обновлении.

«Завтра же поеду в город и накуплю себе модных платьев», —  решила Франсиска.

Вздохнув наконец с облегчением, она устало опустилась на кровать и тотчас же уснула безмятежным сном, чтобы затем очнуться в новой, совершенно иной жизни, лишённой былых иллюзий и заблуждений.

Вернувшись со свидания и увидев погром в гостиной, Беатриса испуганно закричала:

—  Мама! Мама, ты где?!

Ответа не последовало, и Беатриса побежала в спальню матери, но войти туда не смогла – дверь оказалась запертой изнутри.

—  Мама, ты здесь? Открой,—  позвала Беатриса и вновь не услышала ответа, потому что Франсиска всё ещё спала крепким сном, а дверь защёлкнула автоматически, даже не заметив этого.

Беатриса же представила страшную картину: в дом ворвались грабители, надругались над портретом отца, а с матерью… Господи, что же они сделали с матерью?

Полная самых худших опасений, она помчалась за помощью к брату, и Маурисиу тоже пришёл в ужас, услышав её сбивчивый рассказ.

—  Только бы она была жива! – воскликнул он и тотчас же бросился спасать Франсиску.

Когда они с Беатрис вбежали в гостиную и стали громко кричать: «Мама, где ты? Отзовись!» —  Франсиска наконец проснулась. Понимая, что ей предстоит неприятное объяснение с детьми, и не желая выглядеть в их глазах жалкой и растерянной, она попыталась привести себя в порядок перед зеркалом, но внезапно услышала страшный грохот в дверь – это Маурисиу взламывал её силой, чтобы проникнуть в комнату матери.

—  Перестаньте! Как вы смеете?! – закричала Франсиска, открывая защёлку.

—  Слава Богу, она жива,—  хором произнесли Маурисиу и Беатриса, облегчённо вздохнув.

Тем временем Франсиска уже успела открыть дверь и предстала перед ними в непривычном наряде, который поначалу вызвал у них испуг – обоим в тот момент подумалось, что мать сошла с ума, поскольку на ней было надето светлое кружевное платье. После стольких лет траура внезапная метаморфоза, произошедшая с Франсиской, заставила детей отпрянуть от неё. И это очень разозлило Франсиску.

—  Что, не ожидали? —  спросила она, язвительно усмехаясь. —  Вас устраивал мой траурный наряд, вы хотели, чтобы я носила его всю жизнь?

—  Мама, объясни, что тут произошло, —  оправившись от шока, попросил Маурисиу. —  Я ничего не понимаю...

—  Ах, ты не понимаешь? —  гневно подступила к нему Франсиска. —  Перестань ломать комедию! Ведь ты всё знал. Вы все знали и молчали!

—  Мама, я тоже ничего не понимаю, —  сказала Беатриса. —  Кто тут был? Кто надругался над портретом отца?

—  Неужели ваша сестра вам ничего не рассказала? —  усомнилась в своих подозрениях Франсиска.

—  Мама, о чём ты говоришь? Какая сестра? —  испуганно воскликнула Беатриса.

Маурисиу, знавший семейную тайну, в отличие от сестры уже понял, что тут произошло накануне, и, подняв с пола портрет отца, бережно положил его на стол.

—  Не надо мучить маму расспросами, —  сказал он Беатрисе. —  Я сам тебе всё объясню.

—  Ах, значит, ты всё-таки знал! —  с обидой воскликнула Франсиска. —  Ну что ж, расскажи Беатрисе, что её отец был мерзавцем!

—  Мама, как ты можешь?! —  закричала Беатриса, по-прежнему ничего не понимая.

—  Увы, могу, —  мрачно произнесла Франсиска. —  Сегодня ваш отец умер для меня навсегда. А я, наоборот, ожила. Да, я вернулась к жизни!

—  Ну и правильно, мама, —  сказал Маурисиу, пытаясь обнять её, но Франсиска решительно оттолкнула его:

—  Я не нуждаюсь в вашей жалости. Оставьте меня. Идите! И унесите куда-нибудь этот портрет, я не могу его видеть!

Маурисиу послушно взял портрет в руки и взглядом пригласил Беатрису к выходу, но она заупрямилась:

—  Нет, я не могу так уйти. Мама!..

—  Иди, иди, —  сказала ей Франсиска. —  Все подробности узнаешь у мулатки. Она твоя сестра!..

Несколько часов Беатриса провела в домике для слуг, где выслушивала утешения брата и пояснения Жулии о том, почему и при каких обстоятельствах она открыла Франсиске свою тайну. Осознать всё случившееся Беатрисе было нелегко, и она долго не могла прийти в себя. Зато Франсиска успела полностью оправиться от удара и решила довести до конца своё расследование, прерванное тем шокирующим заявлением Жулии. А для того, чтобы продолжить нелицеприятный разговор с Жулией, Франсиске пришлось самой отправиться в дом прислуги.

Старая Рита предусмотрительно спряталась, едва завидев госпожу на пороге своего жилища, а Жулия лишь повторила сказанное ранее:

—  Ничего я у вас не брала, и вы не имеете права меня обвинять. Вызывайте полицию, пусть она ищет вора!

—  О тайнике мог знать только тот, кто давно живёт или часто бывает в моём доме, —  возразила Франсиска.

—  О каком тайнике? —  тотчас же спросил Маурисиу, и Франсиска тоже теперь не сочла нужным таиться.

—  В столовой под ковром есть тайный вход в подвал, где ваш отец прятал золотые слитки, монеты и прочие драгоценности, —  пояснила она, к изумлению своих детей и Жулии. —  Но недавно большая часть этих сокровищ куда-то исчезла. Не могли же они испариться!

—  Но откуда у отца такое богатство? —  задал резонный вопрос Маурисиу и услышал абсолютно честный ответ Франсиски.

—  Этого я и сама не знаю. Вероятно, сокровища достались ему от родителей, а он, умирая, отдал мне ключ от тайника. Тогда я впервые и узнала о них.

—  Так вот почему тебе с такой лёгкостью удалось пережить кофейный кризис! Теперь мне всё ясно, —  сказала Беатриса.