—  Сеньор Дженаро удивительный человек! —  заметила она восхищённо. —  Мужественный, надёжный, талантливый. Когда он играет на пианино, у меня сердце замирает...

Мария понимающе улыбнулась. Она уже давно заметила, что хозяйка пансиона влюблена в Дженаро, но пока не признаётся в этом, возможно, даже себе самой.

К чувству влюблённости у Мариузы явно примешивалась ещё и ревность, поскольку она не раз говорила Марии: «Жаль, что у сеньора Дженаро такая вредная работа», имея в виду постоянные соблазны, которым он ежедневно подвергается со стороны проституток.

И она была недалека от истины. К обаятельному пожилому пианисту приставали многие девицы из того заведения, в котором он вынужден был работать. Но больше всех усердствовала вздорная и дерзкая Малу. Она с первого же вечера пыталась соблазнить Дженаро, а он всё отказывался от её услуг, и девушки уже стали посмеиваться над Малу. Её это разозлило, и в сердцах она заявила Жустини:

—  Я затащу его к себе в постель, чего бы мне это ни стоило! Вот увидишь, любой ценой затащу!

Жустини восприняла это как шутку, а Малу вовсе не шутила, поскольку тут была задета её профессиональная гордость. И бедный Дженаро продолжал отражать настойчивые атаки Малу, которые становились всё изощрённее и коварнее.

К счастью для него, Малу пользовалась большой популярностью у клиентов и порой у неё не оставалось ни сил, ни времени на этого несговорчивого пианиста. А с некоторых пор у неё появился и постоянный клиент —  сеньор Умберту, который стал приходить в бордель ежевечерне и, заметив особое отношение Малу к пианисту, пригрозил, что убьёт их обоих, если ещё раз увидит, как она вертится вблизи фортепьяно. С тех пор Малу стала реже подходить к Дженаро, опасаясь, что Умберту может в любой момент войти и осуществить свою угрозу.

Разумеется, дона Мариуза не знала всех этих подробностей и не подозревала, каким опасностям подвергается в ночном заведении милый её сердцу сеньор Дженаро. Зато ей было известно почти всё о любовных перипетиях другого постояльца —  Маркуса. Он уже несколько лет был страстно влюблён в проститутку Жустини и даже намеревался на ней жениться, но она не захотела бросать свою профессию ради брака с небогатым студентом, у которого, к тому же, недавно умер отец. Но при этом она тоже любила Маркуса и очень ревновала его к другим девушкам, на которых он пытался иногда переключиться, чтобы избавиться от измучившей его роковой страсти к Жустини. Как правило, эти отчаянные попытки Маркуса заканчивались полным провалом: он неизбежно возвращался к Жустини и их роман вспыхивал с новой силой. Однако, познакомившись с Эулалией, Маркус вновь решил испытать судьбу. Эулалия нравилась ему, он даже представил её доне Мариузе, и та одобрила его выбор. Это вселило в него дополнительную уверенность, он стал чаще встречаться с Эулалией, познакомился с её родителями и вообще с некоторых пор стал чувствовать себя настоящим женихом. «Вот получу диплом и тоже женюсь. На Эулалии», —  сообщил он доне Мариузе. Разумеется, всё это время Маркус обходил стороной публичный дом, и Жустини забила тревогу. Сначала она попыталась выведать у Дженаро, не появилась ли у Маркуса другая девушка. Но Дженаро сделал вид, будто ничего об этом не знает, и тогда Жустини стала сама следить за Маркусом. Вскоре ей удалось засечь его вместе с Эулалией в кафе. Она стерпела это, не нарушила их уединения, зато на следующий день явилась к Маркусу в пансион, и Мариуза впервые увидела её.

—  Да, от такой красотки можно сойти с ума, —  сказала она Марии. —  Бедный Маркус! Я боюсь, что он и теперь не сможет выпутаться из её сетей.

—  Ничего, если они по-настоящему любят друг друга, то найдут разумный выход, —  ответила ей Мария. —  По-моему, было бы гораздо хуже, если бы он женился на Эула—  лии, не любя её. Это не принесло бы счастья никому.

Пока они делились впечатлениями, которые произвела на них Жустини, Маркус успел переброситься с гостьей несколькими фразами и не стал приглашать её к себе, справедливо полагая, что доне Мариузе это не понравится. Выяснение отношений в дальнейшем происходило на улице, затем в кафе, а полное примирение наступило уже в борделе, в комнатке Жустини, где она обычно восстанавливала силы после трудовой ночи.

—  Я не приходил к тебе только потому, что делал свой диплом и был очень занят. А та девушка, что была со мной в кафе, всего лишь случайная знакомая, подруга Жозе Мануэла и его невесты. Мы с ней обсуждали, как лучше устроить их свадьбу, —  врал напропалую Маркус в перерыве между любовными ласками, и Жустини ему верила.

—  Мне так хочется увидеть, как тебе будут вручать диплом! —  сказала она. —  Ты не бойся, я надену скромное платье, и тебе не будет за меня стыдно.

Маркус замялся. Он уже пригласил на эту церемонию Эулалию...

—  Диплом еще нужно защитить, —  ответил он неопределённо, подвигнув Жустини на очередную уступку:

—  Я могу даже не подходить к тебе, только посмотрю, и всё.

Маркусу стало стыдно —  за себя, а не за Жустини, и он пригласил её на выпускной бал без всяких оговорок, полагая, что она имеет на это полное право в отличие от Эулалии —  случайной знакомой, которая тут вовсе ни при чём.

С той поры он перестал бывать у Эулалии, сославшись на большую занятость в университете. Она приняла эту отговорку за чистую монету, а Соледад заподозрила неладное.

—  Он больше к нам не придёт, потому что ты в прошлый раз устроил ему настоящий допрос, —  мрачно сказала она мужу.

Маноло обиделся:

—  Я всего лишь спросил, кто его родители и, главное, не женат ли он, как тот проходимец Умберту. По-твоему это допрос? Разве я не должен был проявить отцовскую бдительность?

—  Ты перестарался. Напугал его.

—  Ну, если он такой робкий, то, может, и к лучшему, что всё развалилось в самом начале и Эулалия будет меньше страдать, —  рассудил Маноло. —  Хотя, конечно, жаль. Парень мне понравился. Симпатичный, образованный. Я даже хотел посоветоваться с ним по нашему делу, ведь он изучает право...

—  Ты уже всех замучил разговорами об этом деле! —  рассердилась Соледад. —  А говорить тут не о чем. Сеньор Эзекиел хоть и платит нам меньше, зато у него мы имеем постоянную работу. А этот Жонатан сбивает тебя с толку. Я не верю ему.

—  Вот я и хотел посоветоваться с образованным человеком, стоит ли нам рисковать, —  потупился Маноло, недовольный категоричным тоном жены.

Супруги умолкли, не желая продолжать тот бесконечный спор, который они вели уже более месяца и никак не могли прийти к единому мнению. А всё началось из-за этого змея-искусителя Жонатана, который лишил их спокойствия. И откуда он только взялся! Ведь как хорошо они жили, спокойно работая для Эзекиела! Он давал им ткани, Соледад кроила сорочки и брюки, смётывала их на живую нитку, а Маноло, усевшись однажды за швейную машинку, научился вполне прилично строчить. Так у них образовалась семейная артель, дело пошло гораздо быстрее, чем прежде, вдвоём они стали шить больше брюк и сорочек, а стало быть, и заработки их заметно выросли.

Но тут появился Жонатан —  подловил Маноло в магазине Эзекиела, спросил, сколько тот получает за готовые брюки, и предложил ему вдвое больше. Маноло не устоял перед соблазном и продал Жонатану брюки, сшитые из ткани Эзекиела. Дома он с гордостью выложил добытые деньги перед Соледад, но вместо ожидаемой похвалы получил от неё нагоняй. За ткань ведь надо было отчитываться, и Соледад справедливо полагала, что «удачная» сделка Маноло может стоить им слишком дорого: они оба могут лишиться работы.

—  Ну и не велика беда, мы будем работать на сеньора Жонатана! —  беспечно заявил Маноло.

Однако позже выяснилось, что Жонатан не собирался обеспечивать их тканью, как Эзекиел, а лишь хотел получать готовые брюки. И Маноло пришлось истратить все вырученные деньги на покупку ткани, из которой были сшиты брюки для Эзекиела, но кое-что осталось и для Жонатана. Так семейная артель стала работать на двух заказчиков, но долго это продолжаться не могло, поскольку Эзекиел, не подозревавший о двурушничестве Маноло, продавал ему ткань со скидкой, как своему работнику, а тот поставлял готовый товар его же конкуренту. Если бы Эзекиел узнал об этом, то наверняка отказался бы от услуг Соледад и Маноло. Оба это понимали, но сложившуюся ситуацию оценивали по-разному. Соледад считала, что Жонатана следует гнать в шею, и чем раньше, тем лучше, пока он не довёл их до беды, а Маноло полагал, что ещё можно какое-то время протянуть и скопить деньжат дочери на приданое. Вот только очередной жених опять, кажется, исчез. Не везет Эулалии с женихами!..

  

Глава 8


Жулия не спала всю ночь, с ужасом ожидая рассвета: она была уверена, что утром здесь появятся полицейские и арестуют её вместе с упрямицей Ритой, которая, вне всякого сомнения, похитила золото и не хочет вернуть его Франсиске добровольно. Говорит, пусть её посадят в тюрьму и потом доказывают, что она —  воровка. А если полиция устроит обыск и найдёт золото где-нибудь в их каморке? Что будет тогда? Жулия задавала этот вопрос бабуле, взывая её к благоразумию, но та твердила одно и то же: «Никто не поймал меня за руку, и никто не имеет права обвинять меня в воровстве!» После долгих увещеваний Жулия оставила её в покое и теперь маялась без сна, представляя своё будущее в исключительно мрачном свете. Работы она уже лишилась, причём по собственной глупости. Надо было всё-таки сдержаться, промолчать. А теперь Франсиска если и не сдаст их с бабушкой в полицию, то уж точно выгонит из этого дома. И что они тогда будут делать, где жить?..

—  Мы с Беатрисой не допустим, чтобы наша сестра осталась без крова, —  сказал ей утром Маурисиу. —  Я сам поговорю с матерью, она не посмеет выгнать вас.

—  А за что нас выгонять? Мы ни в чём не виноваты, —  упрямо повторила Рита. —  Это ваш отец набедокурил, и я не собираюсь расплачиваться за его грехи. Меня отсюда вынесут только в гробу!