—  А при чём тут Маурисиу? Он не имеет к этому никакого отношения. Не смей думать о нём так дурно! —  вновь напустила на себя строгость Франсиска, хотя её собственные подозрения теперь ещё больше укрепились.

Беатриса в тот раз не стала мучить её своими догадками, но спустя несколько дней, когда стало известно, что комиссар полиции закрыл дело об убийстве, вновь вернулась к запретной теме.

—  Мама, скажи честно, ты веришь в то, что Мартино убили итальянцы? —  обратилась она к Франсиске.

Та ответила довольно сердито:

—  А почему я должна не верить, если в этом убеждён комиссар?

—  Но ему навязал эту версию Фарина!

—  Какая разница, кто додумался первым? Я не хочу больше об этом говорить! —  попыталась отмахнуться от неё Франсиска.

Беатрису, однако, уже было невозможно остановить. Недавно Жулия по секрету сообщила ей новые подробности, почерпнутые от Риты, которая хоть и советовала пастухам не болтать лишнего, но сама всё выбалтывала внучке. Так до Беатрисы и дошёл слух о том, что в Мартино стреляли из охотничьего ружья и стрелок укрывался на чердаке кофейного амбара. Беатриса после этого сходила к амбарам и сама увидела пролом в крыше.

Рассказав об этом Франсиске, она спросила её:

—  Скажи честно, между тобой и Мартино было что-нибудь такое, что могло бы привести в отчаяние Маурисиу?

—  Нет, я всего лишь показывала ему фазенду...

—  А я видела, как Маурисиу кипел ненавистью и говорил, что понимает деда, который застрелил твоего любовника итальянца. Тогда я испугалась за Марселло, попросила его не попадаться на глаза Маурисиу.

—  Да, он ненавидел Мартино, —  согласилась Франсиска, —  но этого недостаточно, чтобы решиться на убийство.

—  А я думаю, что Маурисиу неспроста ублажает пастухов, —  осталась при своём мнении Беатриса. —  Он боится их как возможных свидетелей.

—  Я отчитаю Жулию, чтобы она впредь не распускала грязные слухи! —  только и смогла ответить на это Франсиска.

Она и в самом деле сделала строгое внушение Жулии, но та предпочла прикинуться невинной овечкой:

—  Не стоит придавать серьёзного значения тому, что порой говорит моя бабушка. Она совсем выжила из ума. Сейчас ей, например, кажется, что Форро —  это её сын Арсидес, который много лет назад умер от укуса змеи. Представляете, она так и зовёт его: Арсидес!

Рита действительно иногда была похожа на сумасшедшую, особенно когда начинала что-то бормотать себе под нос. Но при этом она постоянно держала ушки на макушке, прислушиваясь к разговорам пастухов, и однажды услышала, как Форро признался Зангону, что действительно спрятал пули, найденные на месте преступления.

—  Если бы эти пули оказались у следователя, он бы легко нашёл и ружьё, из которого они были выпущены, —  сказал Форро, и Риту это очень обеспокоило.

Улучив момент, когда Зангона не было поблизости, она завела странную, на первый взгляд, беседу с Форро:

—  Это нехорошая фазенда, на ней лежит проклятье... Тут всегда убивали людей. А то они внезапно сами умирали, совсем молодыми. Так умерла моя Жоана, мать Жулии... В моей внучке текут две крови —  чёрная и белая. Её отцом был хозяин фазенды. Когда-нибудь тут всё будет принадлежать моей Жулии. Но сейчас тут ещё действует проклятье, и ты, сынок, выброси то, что нашёл, а то будет беда...

—  О чём вы говорите, дона Рита? —  насторожился Форро. —  Что я, по-вашему, должен выбросить?

Старуха помедлила, словно раздумывая, как ему объяснить подоходчивее, и заговорила вновь:

—  Я видела сон... Будто ты собираешь камешки, играешь ими, а они вдруг начинают взрываться в твоих руках... Послушайся меня, Арсидес, не лезь в эти дела, выброси свои камешки!..



Глава 16


Тони примчался в пансион уже на следующий день после встречи с Марией, но не застал её там.

—  Она ушла в банк с сеньором Фариной, —  сообщила Мариуза.

—  Кто такой сеньор Фарина? —  вскинулся Тони, и в его голосе Мариуза отчётливо уловила ревнивые нотки.

—  Пойдём, я сам тебе всё объясню, —  сказал Дженаро, уводя сына в свою комнату.

Когда же они оказались вдвоём, без свидетелей, Дженаро объяснил ему не только кто такой Фарина, но и кто такая Камилия.

—  Она твоя жена! Ты забыл об этом? —  гневался Дженаро.

Тони слушал его с откровенной досадой, а когда Дженаро понемногу выпустил пар, —  сказал без каких-либо увёрток:

—  Пойми, я сейчас думаю только о Марии. Я уже не смогу жить без неё!

Дженаро вновь продолжил свою воспитательную лекцию. Он говорил о том, что человек, приехавший в Бразилию без денег, обречён на нищенскую жизнь.

—  Ты многого добился, отказавшись от помощи тестя? Работал грузчиком, получал за это крохи! Загубил руки на том проклятом рынке, теперь не можешь сыграть простенькой гаммы! А сейчас у тебя есть возможность жить нормально и разрабатывать руки для того, чтобы восстановить прежнюю форму. Я мечтаю снова увидеть тебя за фортепьяно, услышать твою великолепную игру! Но этого никогда не случится, если ты уйдёшь от жены.

—  Я тоже хочу послушать, как ты играешь, —  сказал Тони, отвлекая отца от его главной темы. —  Где находится твой клуб? Я могу прийти туда с Камилией.

—  Мой клуб называется борделем! —  сердито ответил ему Дженаро. —  Да-да, я работаю в самом настоящем борделе! Ублажаю шлюх и их клиентов! Вот тебе яркий пример того, на что может рассчитывать здесь человек без связей и без денег! Поэтому держись своего тестя, чтобы не повторить мою участь.

Тони был поражён услышанным.

—  Ты же говорил, что играешь в танцевальном клубе...

—  А что я мог сказать? Особенно в присутствии твоей жены! Хотя, в общем, я не врал: там действительно танцуют. Иногда —  до самого рассвета. Кстати, уже совсем скоро я опять туда пойду, так что ты извини, мне надо работать.

—  Да, уже вечер, а Марии всё нет, —  опять завёл о своём Тони. —  Какие сейчас могут быть дела в банке?!

И, словно отвечая на его вопрос, в комнату постучалась Мария.

Их встреча с Тони опять вышла бурной, эмоциональной.

—  Если бы я знала, что ты ждёшь меня здесь, то бежала бы бегом, а так сеньор Фарина предложил мне прогуляться пешком, у нас был трудный день... —  сыпала без остановки Мария, прижимаясь предплечьем к Тони.

Он тем временем косо посмотрел на Фарину, и тот, улыбнувшись в усы, тихо сказал Дженаро:

—  Во избежание неприятностей я предпочёл бы оставить эту пару наедине. Уверен, что вы составите мне компанию.

Дженаро нехотя повиновался ему, оставив Тони и Марию у себя в комнате.

Потом Фарина долго отвлекал внимание Дженаро, повествуя о проблемах Марии в банке, и наконец, увязался за ним в бордель, где сразил своим мощным обаянием хозяйку заведения —  очаровательную Жустини. К другу Дженаро она отнеслась с особым почтением, и весь вечер развлекала Фарину сама, собственной персоной, не доверив столь утончённого господина рядовым шлюшкам, имевшимся в её распоряжении.

Сначала они с Фариной танцевали под аккомпанемент Дженаро, потом, сидя за столиком в укромном уголке и попивая вино, вели глубокомысленную беседу о превратностях жизни, и наконец Жустини пригласила уважаемого гостя в свою спальню.

По заведению тотчас же прокатился ропот, поскольку это событие было из ряда вон выходящим. Обычно Жустини, пользуясь статусом хозяйки заведения, не обслуживала клиентов в постели. Доступ к её спальне имел только Маркус, но то была любовь, а не платная услуга, и об этом знали все, включая здешних завсегдатаев, которые давно смирились с тем, что им дозволено лишь издали любоваться аппетитными формами Жустини. И вдруг —  такая дерзость! Жустини изменила Маркусу!

—  Она влюбилась в вашего приятеля! —  сообщила Дженаро вездесущая Малу.

Он, однако, даже ухом не повёл в её сторону. Он не сторож Фарине, и тем более, Жустини —  профессионалке, бандерше! И даже не сторож своему сыну, который запутался в амурных делах, что вряд ли кончится добром!..

А между тем Фарина остался очень доволен своим ночным приключением и по-мужски сдержанно поблагодарил Дженаро за содействие.

—  Ты только остерегайся Маркуса, —  посоветовал ему Дженаро, и очень удивился, услышав от Фарины:

—  Я всё знаю. Жустини рассказала мне историю своей роковой любви. А я искренне ей посочувствовал и утешил бедную девушку как смог.

—  Да, ты титан! —  восхищённо заметил Дженаро. —  Умеешь найти подход к женскому сердцу! Наверное, при желании, сможешь обольстить любую красотку?

—  Нет, мои чары не всесильны, —  с грустью ответил Фарина. —  Есть одна сеньора, которая разбила моё сердце, а собирать осколки не хочет. Правда, у меня ещё теплится слабая надежда...

Дженаро нахмурился:

—  Эта сеньора, часом, не Мария?

—  Ну что ты, как тебе могло такое прийти в голову? —  с укоризной посмотрел на него Фарина. —  Моя прекрасная Франсиска осталась там, на фазенде. А к Марии я отношусь, можно сказать, по-отцовски. На её долю выпало столько испытаний, а помочь ей, кроме меня, в общем, и некому. Хотя ты тоже мог бы оказать ей помощь, если бы не сбивал с толку своего сына. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, как он любит Марию! Не мешай ему, пусть он сам решит, с кем жить.

—  Я и не мешаю, только советую. Ты советуешь мне, а я ему, —  съязвил Дженаро.

Фарина усмехнулся, заметив самокритично:

—  Да, мы все горазды давать советы!..

Впрочем, Фарина не только давал советы. Он оказывал реальную помощь Марии, используя весь арсенал средств, которыми располагал: трезвый ум, рассудительность, дипломатичность, обаяние, личные связи в итальянском по-сольстве и в банке. И результат не заставил себя ждать —  вскоре Фарина уже смог объявить Марии: