Позже Мадалена рассказала Нине о нежданном визите Марии, а также о своих сомнениях. Правда, к тому времени она уже сумела найти оправдание своему поступку:

—  Тони скорее всего будет недоволен, но я же и в самом деле не знала его нового адреса! Он только сказал, что переезжает к тестю. А где искать того тестя? Сан-Паулу город большой! Пусть сами разбираются, правда? Тем более, что его еврейская жена мне нравится...

Нина слушала мать рассеянно и ничего ей не ответила. Все мысли Нины в тот момент были обращены к фабрике, где у неё подходил к концу испытательный срок. Бухгалтер Онофри уже многому обучил Нину, однако она продолжала дотошно вникать в различные финансовые тонкости, понимая, что иначе не справится с поставленной задачей.

А задача перед ней стояла невероятно сложная.

Когда Силвия объявила мужу, что хочет вернуть Нину на фабрику, да ещё и в новом качестве, Умберту воспринял это с негодованием. Стал всячески поносить Нину, говорить, что она тихой сапой втёрлась в доверие к Силвии, а на самом деле мечтает лишь об одном: как бы устроить на фабрике революцию.

—  Она лицемерка! Она обманывает тебя, неужели ты этого не понимаешь? —  повторял он до тех пор, пока окончательно не вывел Силвию из равновесия.

—  Не смей дурно говорить о Нине! Это ты лицемер и обманщик! —  заявила Силвия и, решительно поднявшись из кресла, встала перед Умберту во весь рост.

Он был ошеломлён, увидев её твёрдо стоящей на ногах. А Силвия, не дав ему опомниться, уверенно прошлась по комнате и вновь села в кресло, всем своим видом показывая, что теперь готова продолжить начатый разговор.

—  Я не могу в это поверить! Такого не может быть! —  растерянно бормотал Умберту.

—  Почему же не может? —  усмехнулась Силвия. —  Не потому ли, что тебя устраивала моя неподвижность? Ты вольготно чувствовал себя и на фабрике, и вне её. Обольщал ткачих, развлекался в борделях...

—  Перестань! Я всегда любил тебя!

—  Возможно, ты жалел меня, сочувствовал мне, но твоей любви я уже давно не чувствую, —  возразила Силвия с печалью в голосе. —  Да и моя любовь к тебе, вероятно, осталась в прошлом.

—  Так вот в чём дело! —  ухватился за последнюю фразу Умберту. —  Значит, поэтому ты скрывала от меня, что уже можешь ходить? Судя по всему, ты встала на ноги не сегодня, это произошло давно.

—  Давно, —  повторила вслед за ним Силвия. —  Но я скрывала это не потому, что разлюбила тебя, а потому, что хотела сделать тебе приятный сюрприз. Хотела станцевать с тобой вальс, о котором мы когда-то мечтали!

—  Прости, я зря тебя обидел. Значит, всё ещё поправимо? —  оживился Умберту, но его надежды не оправдались.

—  Нет, —  сказала Силвия, —  теперь я уже не хочу танцевать с тобой вальс. Твои последние похождения, в том числе и пьяные дебоши в борделях, отбили у меня охоту к танцам. Я решила радикально изменить свою жизнь. Поначалу мне будет помогать Нина, а потом я и сама смогу заниматься всеми фабричными проблемами.

—  Так ты решила вообще убрать меня с фабрики?!

—  Нет, можешь оставаться, если хочешь, —  сказала Силвия. —  Но единовластным управляющим ты теперь не будешь. Так что сам решай, как тебе поступить.

Умберту надеялся, что это всего лишь кратковременный взрыв эмоций, что Силвия, успокоившись, одумается, но он ошибся. На следующий день Силвия сама приехала на фабрику —  уже без инвалидной коляски, в которой она больше не нуждалась, —  и долго о чём-то беседовала с Онофри в его кабинете. Затем вошла в кабинет к Умберту и сообщила о своём решении:

—  Я сейчас проверила финансовую отчётность, там всё в порядке, ты можешь заниматься этим и дальше, пока Онофри не введёт Нину в курс дел.

—  Значит, ты всё-таки гонишь меня с фабрики? —  попросил уточнения Умберту.

—  Нет, не гоню, —  ответила Силвия. —  Для тебя здесь тоже найдётся работа. Но руководить фабрикой буду я сама, а помогать мне будет Нина.

—  Будь жив твой отец, он никогда бы не позволил тебе подобных глупостей! —  в сердцах заметил Умберту, на что Силвия ответила:

—  Теперь я разбираюсь во всём сама.

Оскорблённый ею до глубины души, Умберту спросил, уже ни на что не надеясь:

—  Верно ли я понял, что ты вычёркиваешь меня из своей жизни?

Силвия, как он и предполагал, ответила утвердительно.

После этого Умберту демонстративно покинул и дом, и фабрику.

А Нине пришлось взвалить на себя его обязанности и параллельно учиться у Онофри. Но справедливости ради, она сама настояла на испытательном сроке, по истечению которого Силвия могла либо утвердить её в занимаемой должности, либо отказаться от своих прежних намерений и подыскивать другого, более компетентного, управляющего фабрикой.


Глава 17


Вернувшись на фазенду, Фарина щедро делился с Винченцо впечатлениями от поездки в Сан-Паулу. Он был горд тем, что ему удалось помочь Марии в получении наследства, и радовался как за неё, так и за себя.

—  К счастью, мне оказалось по силам это непростое дело, и я его провернул, —  сообщил он без ложной скромности. —  Мария теперь миллионерша! А как она расцвела! Вы бы её сейчас не узнали. Такая очаровательная вдовушка —  с ума можно сойти!

—  Ты что, приударил за ней? —  спросил Винченцо.

Фарина посмотрел на него с укоризной.

—  У меня даже в мыслях этого не было!

Винченцо ему не поверил:

—  Врёшь! Я тебя хорошо знаю. Ты и сейчас, говоря о Марии, облизываешься как кот, полакомившийся сметаной!

Фарина засмеялся, добродушно восприняв шутку приятеля.

—  Возможно, я похож на кота, которому и хотелось бы полакомиться, да сметанка не для него приготовлена! —  поправил он Винченцо. —  Мария же встретилась там со своим Тони. Она любит его всю жизнь, у неё от него ребёнок. Я видел их вдвоём. Это, знаешь, очень похоже на историю Ромео и Джульетты —  влюблённых из Вероны!

—  Не знаю, —  пробормотал себе под нос Винченцо, —  в Вероне я не был.

Фарина опять засмеялся и принялся излагать специально для Винченцо содержание пьесы Шекспира. Винченцо, однако, остался равнодушен к страстям юных веронцев —  его гораздо больше заинтересовала любовная история Марии.

—  Ну и что, она теперь выйдет замуж за своего Тони?

—  Не знаю, —  пожал плечами Фарина. —  Там тоже есть существенное препятствие, почти как у Шекспира. Тони женат, и отец запрещает ему бросать жену, потому что она добрая, красивая и богатая.

—  Но Мария тоже добрая и красивая, а теперь ещё и богатой стала, —  сказал Винченцо. —  А там у него есть дети?

—  Нет.

—  Тогда это не любовь! —  заключил Винченцо. —  Иначе я не понимаю, какого рожна ему надо. Вот если б я, не дай бог, потерял свою Констанцию, а потом нашёл её, да не одну, а вместе с Марселло, то разве бы я стал раздумывать? Нет, я бы просто не отпустил их от себя! И никто не смог бы мне тут помешать!

—  Когда я оттуда уезжал, Тони ещё не знал, что Мария родила от него сына. Сеньор Дженаро, его отец, попросил Марию пока не говорить об этом с Тони, —  добавил Фарина ещё одну подробность, которая вызвала недоумение Винченцо:

—  Бред какой-то! Он что, ненормальный, этот сеньор Дженаро? Как можно скрывать от сына такого симпатичного пацанёнка? И ты хорош! Промолчал... А надо было сказать тому Ромео, что он дурак и подлец, если не хочет жениться на Марии!

Фарина восхищённо помотал головой:

—  Надо же, запомнил! А я думал, ты так ничего и не понял про тех веронцев.

—  Это ты чего-то не понял! —  парировал Винченцо. —  Спутал грешное с праведным. Далеко этому Тони до Ромео!

—  Нет, он любит Марию, —  уверенно заявил Фарина. —  Я сам видел, как они встретились, и могу утверждать, что любит! Пройдёт немного времени, и они обязательно будут вместе.

—  И всё равно я не понимаю, зачем нужно тянуть резину, —  остался при своём мнении Винченцо. —  Всё так хорошо сложилось: и Мартино вовремя подстрелили, и деньги Мария получила, и Тони нашёлся. Казалось бы, живи и радуйся, купайся в любви и счастье! Так нет, люди обязательно должны попортить жизнь себе и ещё кому-нибудь, желательно, самому дорогому и близкому!

—  Кстати, о Мартино, —  заговорил на другую тему Фарина. —  Там, в банке, у нас из-за него были неприятности. Сам понимаешь, молодая вдова, единственная наследница. Так не она ли организовала убийство своего мужа? А тут ещё я из кожи вон лезу, стараюсь, чтобы она скорее получила деньги. И на меня тоже косо смотрели: кто такой —  обыкновенный любовник или, может, соучастник убийства? Потом, правда, навели справки в полиции, и всё утряслось. А здесь всё тихо? Комиссар больше не беспокоил вас?

—  Нет, не беспокоил. И у Франсиски вроде не появлялся, мне говорила об этом Катэрина.

—  Ну и слава богу, —  облегчённо вздохнул Фарина.

—  Есть, правда, одна малоприятная новость, —  не дал ему расслабиться Винченцо. —  Тут выяснилось после твоего отъезда, что Мартино не успел до конца оформить купчую на свою часть фазенды. Всё тянул, что-то выгадывал, надеялся купить у Франсиски и её фазенду —  за очень большие деньги. А в итоге оказалось, что бывшая часть Адолфо опять повисла в воздухе. Формально она вроде бы принадлежит нам, как компаньонам Мартино, но деньги он, подлец, так за неё и не внёс. Что будем делать? Искать нового компаньона?

—  Нет, на компаньонов нам с тобой не везёт, поэтому больше рисковать не будем, —  отмёл эту идею Фарина. —  Хватит с нас и двух негодяев, какими оказались Адолфо и Мартино. Причём, последний намного перещеголял первого. Если так будет продолжаться, то на кого же мы нарвёмся в следующий раз? Даже страшно представить!

—  Ты всё шутишь, —  укорил его Винченцо, —  а я уже который день ломаю голову и ничего путного не могу придумать. Так мы досидимся тут, пока к нам придёт Франсиска и потребует деньги за треть фазенды. Интересно, как тогда ты будешь отшучиваться?