Тони решительно отверг и этот вариант, но зато твёрдо пообещал, что будет приходить каждый день в пансион, пока не найдёт другого, более подходящего, места для их интимных свиданий.


Глава 19


С некоторых пор жизнь Марселло превратилась в сущий ад. Он никак не мог понять, что произошло с его Беатрисой, которую будто подменили. После того, как она сама сбежала к нему, спрыгнув с поезда, после того, как Франсиска разрешила им встречаться в её доме и говорила с ними о предстоящей свадьбе, —  Беатриса вдруг отказалась выходить замуж за Марселло и даже запретила ему появляться вблизи её фазенды.

—  Я сама буду приходить к тебе домой, или мы будем встречаться в нашем давнем укромном месте, —  говорила она.

—  Но зачем это нужно, если мы могли бы пожениться и жить вдвоём, не разлучаясь? —  недоумевал Марселло. —  Объясни, что произошло. Ты меня разлюбила?

—  Нет, я люблю тебя! —  неизменно отвечала Беатриса, однако встречаться с ним на виду у всех отказывалась наотрез.

Окончательно сбитый с толку, Марселло однажды вспылил так, что ему захотелось положить конец всем этим мучениям, о чём он и сказал Биатрисе, не выбирая выражений:

—  Мне надоели твои дурацкие капризы! И ты мне надоела! Я сейчас уйду навсегда! Пусть мне будет плохо, пусть я даже умру, но ты меня больше не увидишь, это я тебе обещаю!

Беатриса расплакалась, попыталась удержать его, но Марселло был непреклонен —  ушёл от неё, не оглядываясь.

По дороге он дал волю слезам и домой вернулся с заплаканными глазами, что не укрылось от внимательного взора Констанции.

—  Опять поссорился со своей учительницей? —  спросила она.

Марселло в ответ только горестно махнул рукой: дескать, всё пропало, и жизнь моя пропала! Констанция попыталась утешить его, сказала, что за ссорой обязательно последует примирение, как это уже не раз бывало. И тут Марселло прорвало: он вновь зарыдал и признался матери, что сам всё испортил, о чём теперь горько сожалел.

—  Представляешь, я сказал ей, что ухожу навсегда! И ушёл! И ни разу не оглянулся! А она там плакала одна, просила меня вернуться... Теперь она меня никогда не простит... Но мне тоже надоело за ней бегать! Я не хотел от неё уходить, она сама меня до этого довела...

Выслушав эту слёзную тираду, Констанция нашла новые слова утешения для своего несчастного сына:

—  Ты правильно всё сделал. Хватит за ней бегать, пусть теперь она за тобой побегает! Посмотри вокруг, здесь столько красивых девушек...

—  Нет! —  закричал Марселло. —  Не нужны мне другие девушки! Я люблю Беатрису!

—  Ну, так наберись терпения и жди, —  строго сказала Констанция. —  Не будь тряпкой. Пусть она помучается и поймёт, что была не права. Она тебя тоже любит и скоро сама сюда прибежит, вот увидишь!

—  А если она меня разлюбила? Если не прибежит? Что я тогда буду делать? —  совсем по-детски спрашивал Марселло, и Констанция ответила ему с усмешкой:

—  Тогда как раз и настанет пора смотреть на других девушек. А пока подними выше голову и жди свою учительницу. Она долго не выдержит без тебя, прибежит!

Давая сыну такой совет, Констанция думала, что между влюблёнными произошла очередная нелепая размолвка, и не догадывалась об истинной причине столь странного, непоследовательного поведения Беатрисы.

Не догадывалась об этом и Катэрина, с которой Беатриса поделилась своим горем, рассказав о том, как Марселло «ушёл навсегда». Катэрина вовсе не посочувствовала Беатрисе, а встала на сторону брата.

—  Значит, у него лопнуло терпение, —  заключила она. —  А чего же ты хотела? Он не может всё время лежать у твоих ног как собачонка. У Марселло тоже есть самолюбие и гордость!

—  Да мне и не нужно, чтобы он лежал у моих ног! —  сказала Беатриса, чуть не плача от отчаяния.

—  А чего же тебе нужно? Вить из него верёвки?

—  Нет, нет! Я люблю Марселло!

—  Странная у тебя любовь, —  осуждающе покачала головой Катэрина. —  По-твоему, любить —  это значит мучить другого человека! Помыкать им, то приближать, то отдалять? Марселло и так долго продержался! Я бы, на его месте, уже давно сбежала от такой любви!

—  Я его не осуждаю, мне просто очень больно и горько, —  заплакала Беатриса. —  Он же не знает, почему я отказываюсь выходить за него замуж, а я не могу ему этого сказать...

—  Чего ты не можешь сказать? —  ухватилась за эту проговорку Катэрина. —  Что ты скрываешь?

—  Я и тебе не могу этого сказать.

—  Мне можешь и не говорить, —  с явной обидой произнесла Катэрина. А вот открыть свою тайну Марселло ты должна, если, конечно, любишь его на самом деле!

—  У меня нет никаких тайн, —  возразила Беатриса. —  Я просто боюсь за Марселло. Боюсь, что его тоже… могут убить... Как убили отца Маурисиу, как убили сеньора Мартино...

Беатриса уже плакала навзрыд, и Катэрина принялась успокаивать её:

—  Не плачь, глупенькая! Откуда у тебя эти страхи? Какое отношение Марселло имеет к сеньору Мартино и к отцу Маурисиу? Никакого! Кто его может убить?! Выброси из головы эти глупости.

—  Это вовсе не глупости, —  сказала сквозь слёзы Беатриса. —  Я боюсь за Марселло, потому что он тоже итальянец! А тут всегда убивали итальянцев. Рита говорит, что на этой фазенде лежит проклятье...

—  И ты ей веришь? —  засмеялась Катерина, облегчённо вздохнув. —  Какая же ты смешная, прямо как ребёнок! Разве ты не заметила, что Рита иногда заговаривается, несёт всякую чепуху?

—  А разве ты не замечала, что Маурисиу стал очень странным? —  огорошила её встречным вопросом Беатриса. —  С тех пор как он узнал, кем был его отец, в нём проснулась страшная ненависть к итальянцам, по крайней мере, к тем, кто бывал у нас в доме...

—  Что ты хочешь сказать?.. На что ты намекаешь?.. —  спросила Катэрина, похолодев от ужаса.

—  Я ни на что не намекаю, но я очень боюсь! —  призналась Беатриса. —  Маурисиу люто ненавидел сеньора Мартино, и вскоре тот погиб. Но он так же ненавидит и сеньора Фарину, и Марселло его ужасно раздражает... Поэтому я и боюсь...

Катэрина давно уже поняла, к чему клонит Беатриса, но верить в такую страшную догадку золовки ей не хотелось, и она стала всячески оправдывать мужа:

—  Да, Маурисиу пережил сильное потрясение и до сих пор от него ещё не оправился, это правда. И взгляд у него иногда бывает странный, что я даже боюсь за его рассудок.

—  Ну, вот видишь, и ты боишься, —  подхватила Беатриса, однако Катэрина продолжила свою линию:

—  Меня беспокоит состояние Маурисиу, но не настолько, чтобы думать о нём так дурно, как ты. Твои подозрения просто оскорбительны —  и для Маурисиу, и для меня.

Беатриса, перестав плакать, взглянула на Катэрину с досадой и сожалением.

—  Меньше всего мне хотелось бы обвинять Маурисиу, —  сказала она. —  Я была бы счастлива ошибиться в своих подозрениях. А с тобой я поделилась ими только потому, что ты, как жена, можешь повлиять на Маурисиу своими, одной тебе доступными, средствами. Может, ты сумеешь как-то смягчить его и удержать от необдуманных поступков.

Сама того не ведая, Беатриса затронула болезненную струну в душе Катэрины, которая была вынуждена признаться в своём бессилии.

—  Я сейчас не могу на него влиять. Мы перестали понимать друг друга, —  горестно вздохнула Катэрина. —  Мне даже кажется, что он разлюбил меня, что я больше не интересую его как женщина.

—  Господи, что же нам делать? —  совсем опечалилась Беатриса. —  Мама на него тоже не имеет влияния. Он страшно ревнует её к сеньору Фарине, и я боюсь, как бы не произошло новое несчастье. Скажу тебе по секрету, мама видела, как Маурисиу чистил ружьё сразу после убийства сеньора Мартино...

—  Какой ужас! —  воскликнула Катэрина. —  Неужели и дона Франсиска подозревает Маурисиу...

—  Мама не исключает, что он мог нанять Форро или тех двоих, что привезли труп к нам домой... Дал им ружьё, а потом получил его обратно и почистил...

—  А что он сказал доне Франсиске, когда она его застала с ружьём?

—  Ничего. Он испугался. И мама посоветовала ему спрятать подальше это ружьё.

—  Нет, этого не может быть! Я не могу поверить, что Маурисиу на такое способен! —  как заклинание твердила Катэрина, а её голос дрожал от ужаса перед свершившейся бедой, которая лишь сейчас стала для неё очевидной. – Неужели, он, в самом деле, обезумел?

—  Я не знаю, что это —  безумие или родовое проклятье, —  мрачно произнесла Беатриса. —  Мама влюбилась в итальянца —  дед его убил, потом появился сеньор Мар¬тино —  его тоже убили, теперь Маурисиу ненавидит сеньора Фарину... А тут ещё и меня угораздило полюбить итальянца!..

—  Нет, это всё похоже на бред, —  сказала Катэрина. —  Этому надо положить конец! Я сегодня же потребую, чтобы Маурисиу прогнал с фазенды Форро и Зангона. Пока они здесь, нам не будет покоя.

—  Ты только будь с ним по осторожнее, —  попросила Беатриса. —  Я ведь сама ни в чём не уверена и, дай бог, чтобы мои подозрения не подтвердились. Но Маурисиу сейчас явно не в себе. Кто знает, как он отреагирует? Я уже стала его бояться.


***

Катэрина теперь и сама стала бояться собственного мужа. После разговора с Беатрисой, она вспомнила многое, что косвенно могло указывать на причастность Маурисиу к убийству Мартино. Когда Франсиска стала прогуливаться с этим сеньором по фазенде, на Маурисиу было страшно смотреть. Он поносил мать последними словами и лютовал от ненависти к Мартино. Даже сказал однажды, что дед наверняка не допустил бы такого позора, если бы сейчас был жив. То есть, другими словами, он оправдал поступок деда, отважившегося на убийство. А Катэрина тогда не придала особого значения его словам, стала защищать свекровь, говорить, что никакого романа с Мартино у неё не может быть, поскольку он женат. И что же ей ответил Маурисиу? Сказал, что мать потеряла достоинство, и он должен защитить от позора не только её, но и всю семью, весь свой род!.. Господи, что же тогда творилось в его душе, и какие страшные мысли роились в его голове?..