Мария Соареш - Испытание чувств

Маурисиу с ужасом посмотрел на жену, истошно завопил: «Нет! Нет!» и выбежал из комнаты.

Катэрина испугалась, что в таком состоянии он может покончить с собой, и помчалась вслед за ним.

Так, вдвоём, они и вбежали в гостиную, где в тот момент находились Франсиска и Беатриса.

Не обращая внимания на сестру, Маурисиу подлетел к матери и, ухватив её за предплечья, стал трясти обескураженную Франсиску, гневно выкрикивая:

—  Вот кто зачинщик! Вот откуда всё зло!

—  Сынок, что с тобой? Я ничего не понимаю, —  бормотала Франсиска, пытаясь высвободиться из его цепких рук. —  Объясни толком, что произошло.

Лицо Маурисиу перекосила нервная гримаса, он натужно засмеялся, зловеще сверкнув зубами.

—  Произошло то, чего ты и добивалась, —  сказал он, буравя Франсиску выпученными от гнева и безумия глазами. —  Ты внушила моей жене, что я убийца!

—  Бог с тобой, Маурисиу, опомнись! Как ты мог обо мне такое подумать? —  запричитала Франсиска.

—  А кто рассказал Катэрине про ружьё, которое я чистил? —  грозно спросил он.

—  Я, —  отозвалась Беатриса. —  Отпусти маму.

Маурисиу послушно разжал пальцы, отпустив Франсиску, и переключился на Беатрису:

—  Так это ты распускаешь грязные слухи? Ты подозреваешь меня в убийстве?

—  Сынок, успокойся, никто тебя ни в чём не обвиняет, —  вступилась за дочь Франсиска.

—  Ну да, вы не обвиняете, а только подозреваете меня, —  вновь засмеялся Маурисиу, переводя взгляд с Беатрисы на Катэрину, а затем и на Франсиску. —  Вы все считаете меня убийцей, но у вас нет доказательств, и поэтому вы хотите, чтобы я сам сознался в содеянном. Так? Ну тогда слушайте: я взял ружьё того сеньора, который не был моим отцом!.. Да, взял его ружьё, пробрался на крышу, как кот и отправил в тартарары мерзкого итальянца! Ха-ха-ха! Вы это хотели от меня услышать?

—  Сынок, ты не в себе, успокойся, —  попыталась обнять его Франсиска, но он грубо оттолкнул её и продолжил:

—  Что же вы стоите, разинув рты? Зовите полицию! Скорее! Пусть на меня наденут наручники! Ну же, мама, давай!

—  Перестань, Маурисиу, я никогда этого не сделаю. Не мучай меня, пожалуйста, —  взмолилась Франсиска.

—  А почему? —  с безумной усмешкой произнёс он. —  Я не хочу уходить от наказания, как твой отец, который убил моего отца!

—  Помолчи, Маурисиу, не надо!.. —  в отчаянии воскликнула Франсиска, но и теперь не смогла пробиться к сознанию сына. Он продолжал неистовствовать:

—  Да, я хочу быть наказанным! За то, что угробил твоего любовника! Вы ведь все этого хотите, не так ли? И мать, и сестра, и жена —  все считают меня убийцей!..

—  Нет, это не так, успокойся, —  хором, перекрикивая друг друга, закричали Франсиска, Беатриса и Катэрина.

А Маурисиу, потративший на эту отчаянную тираду все свои душевные и физические силы, вдруг тихо заплакал, как маленький беззащитный ребёнок, и стал медленно оседать на пол.

Женщины подхватили его со всех сторон, уложили на диван. Маурисиу закрыл глаза и пролежал так, в полузабытьи, около часа.

Всё это время мать, жена и сестра стояли, склонившись над ним и не проронив ни слова.

Потом, когда он очнулся и удивлённо обвёл их глазами, они, не сговариваясь, стали утешать его одними и теми же словами: «Всё хорошо, мы с тобой, тебе надо отдохнуть».

Но Маурисиу, вспомнив всё, что было накануне, сам вернулся к прежней теме, и на сей раз, он говорил вполне спокойно:

—  Я ни в чём не виноват. Этих бродяг я прежде никогда не видел. А ружьё решил почистить, потому что на нашей фазенде убили человека. Я думал тогда об опасности, которая нам угрожала... Мало ли что могло прийти в голову тому бандиту!..

—  Ладно, сынок, ты не волнуйся, мы всё поняли, —  подвела итог Франсиска. —  Слава богу, тот бандит нас не тронул. Он, вероятнее всего, уехал обратно в Италию, как и предположил следователь. Забудем обо всём! Нам надо беречь друг друга!..

Простившись с Марией и сыном, Тони не сразу пошёл домой, а ещё долго бродил по улицам, пытаясь осознать случившееся и обдумать свои дальнейшие действия. Труднее всего ему было привыкнуть к мысли, что он теперь —  отец, а тот симпатичный мальчуган его сын. Эта, казалось бы, простая истина никак не хотела укладываться в сознании Тони. Разве может человек вот так, вдруг, стать отцом? Разве может сразу полюбить как родного того ребёнка, с которым он едва знаком? И пусть этот ребёнок похож на него, и пусть он каким-то детским чутьём признал в Тони родного отца —  всё равно невозможно представить его своим сыном!..

Ошеломлённый негаданно свалившимся на него отцовством, Тони даже на некоторое время забыл о Марии, но потом воспоминания о волнующей близости с ней снова взяли верх, а вслед за ними пришло и мучительное беспокойство: что же делать? Как развязать этот тугой узел, в котором переплелись судьбы двух женщин и ребёнка, сделав несчастной судьбу самого Тони?

Ответа на эти вопросы у Тони по-прежнему не было.

Но он продолжал бродить по городу, не решаясь повернуть к своему дому, где его уже заждалась Камилия. Как он предстанет перед ней в таком состоянии? Ведь она сразу же заметит, что он сегодня особенно взволнован. Да что там взволнован —  он ошеломлён, обескуражен, пришиблен обрушившейся на него новостью! Наверняка смятение написано у него на лице, и Камилия это увидит. А потом начнутся расспросы, ему придётся врать и он обязательно где-нибудь запутается, или, не дай бог, проговорится...

Чтобы избежать худшего, Тони решил прибегнуть к меньшему злу, то есть соврать один раз, причём, не дожидаясь расспросов. Надо упредить их, не дать Камилии возможности завладеть инициативой!

И он, придя домой, с порога обнял Камилию, крепко сжал её в своих объятиях и с наигранной страстью прошептал ей на ухо:

—  Как я по тебе соскучился!

Потом поцеловал в губы и услышал её изумлённый голос:

—  Что с тобой сегодня? Ты ещё никогда меня так не целовал!..

—  Не знаю, —  ответил он, широко улыбаясь. —  Ничего особенного сегодня не произошло, был обычный рабочий день. Но когда я подошёл к нашему дому, то вдруг понял, что соскучился по тебе.

Для Камилии, не избалованной подобными признаниями, его речь была слаще меда.

—  А как я по тебе соскучилась! —  сказала она, прижавшись к нему всем телом. —  Если ты не очень проголодался, то, может, пойдём сразу же в спальню?

Но на такой подвиг Тони не хватило. Он всего лишь заговорщически подмигнул ей и сказал:

—  Нет, я голоден как зверь! Давай, жена, корми меня! И не расстраивайся: у нас впереди целая ночь!

Так Тони постепенно осваивал искусство адюльтера и необходимость лгать Камилии, уже не рассматривал как большой грех.

На следующий день Камилия вновь высказала желание пойти с ним на фабрику, причём, сделала это, весьма изящно и кокетливо:

—  Возьми меня с собой, а то за целый день ты опять по мне соскучишься!

Но Тони тоже проявил изобретательность, ответив ей в тон:

—  А разве ты не хочешь, чтобы я по тебе соскучился?!

—  Хочу! —  сказала она, вспомнив прошедшую ночь, и сладострастно улыбнулась в предвкушении столь же приятной следующей ночи.

—  Ну, тогда жди моего возвращения! —  многозначительно произнёс Тони и чмокнул её на прощанье в щёчку.

Ципора, наблюдавшая за их прощанием из соседней комнаты, сделала замечание дочери:

—  Не будь такой навязчивой! Он же не может проводить с тобой целые сутки. Дай ему спокойно вздохнуть хотя бы на работе! Отец говорит, что у Тони ещё не всё получается, но он очень старается войти в курс дела.

—  Да, я знаю, папа им доволен. Он считает, что сеньор Дженаро сильно повлиял на Тони, и это действительно так. Но я чувствую себя неуютно, когда Тони ходит к отцу один, без меня. Почему нельзя пойти туда вместе со мной?

Ципора нахмурилась и вновь укорила дочь:

—  Ты неисправима! Твоя ревность не знает границ! Отец и сын не виделись несколько лет —  разве им не о чем поговорить, не о чем вспомнить?

—  Мне тоже было бы интересно послушать, о чём они говорят, —  капризно поджала губы Камилия.

Ципора грубовато одернула её:

—  Ничего, перебьёшься! Или ты забыла, что они долго были в ссоре? Им ведь ещё надо многое объяснить друг другу, многое простить. А ты будешь им только мешать своим присутствием.

—  Но они же там наверняка говорят о Марии! Не зря Тони туда зачастил. Ему нужны эти воспоминания, нужны эти разговоры!

—  А ты должна потерпеть, —  строго сказала Ципора. —  Пусть он выговорится. Это поможет ему окончательно забыть ту девушку.

—  Ты так думаешь? —  неуверенно произнесла Камилия.

—  Я думаю, что они с сеньором Дженаро гораздо чаще вспоминают ту женщину, которая была для них обоих дороже всего.

—  Ты говоришь о матери Тони?

—  Ну конечно! А тебе всюду мерещится Мария. Если ты не уймёшь свою ревность, то опять сорвёшься, как тогда, со статуэткой, Ты этого хочешь?

—  Нет, мама, я сдерживаю себя. Но мне это трудно даётся, —  честно призналась Камилия.

—  Ничего, ты сильная, всё выдержишь, если захочешь, —  подбодрила её Ципора. —  Ты и так уже многого добилась. Я видела, как Тони сегодня поцеловал тебя перед уходом на работу! Мой Эзекиел такого никогда не делал...

Камилия, счастливо улыбнувшись, сказала с гордостью:

—  Если бы ты видела, как он целовал меня вчера, когда вернулся с работы! Сказал, что очень соскучился по мне. Представляешь? Раньше такого никогда не было. Я надеюсь, он теперь будет скучать по мне каждый день! А потом сам захочет, чтобы я была рядом с ним на фабрике.