Мария Соареш - Испытание чувств

—  Угомонитесь, наконец, дона Мариуза! —  прикрикнул на неё Дженаро, стукнув кулаком по столу, и она, не ожидавшая от него такой выходки, разом умолкла. —  Мария платит за свою комнату и может принимать в ней кого хочет.

—  В том числе и женатых мужчин? —  вяло огрызнулась Мариуза.

Но Дженаро уже понял, какая тактика имеет шансы на успех в споре с Мариузой, и продолжил в том же, по-мужски грозном, тоне:

—  Мария не принадлежит к разряду продажных женщин, и ваше сравнение с публичным домом тут неуместно. Вы прекрасно знаете, что от этого женатого мужчины у Марии растёт ребёнок! И если они закрылись в комнате —  это их личное дело. Никто не увидит, что там происходит, и вам не о чем беспокоиться! Можете считать, что там, за дверью, сейчас находятся муж и жена, которые, вне всякого сомнения, любят друг друга!

Не выдержав такого натиска, Мариуза отступила.

—  Да, они любят друг друга, это правда, —  сказала она примирительно. —  Что ж, пусть встречаются... как жена с мужем...

Дженаро тотчас же вознаградил её за это неординарное решение:

—  Вы необыкновенная женщина, дона Мариуза! У вас чуткое сердце и прямо таки мужской ум!

Мариуза вовсе не считала, что мужской ум лучше женского, но спорить с Дженаро не стала: в целом его комплимент был ей приятен.

Позже, объясняя своё решение Изабеле, она заметила:

—  А Тони всё же бросит свою еврейку!

—  Почему вы так думаете? —  спросила Изабела.

—  Потому что эти двое не могут жить друг без друга, и даже сеньор Дженаро, похоже, встал на их сторону.

Мариуза ошибалась: Дженаро ещё не сделал выбор между Камилией и Марией. Ему нравились и та и другая, он обеим сочувствовал, а ещё больше сочувствовал Тони: «Если я не могу решить, которая из них лучше, то, каково же моему сыну?!» В то же время Дженаро понимал, что долго вести двойную жизнь Тони не сможет, и это его очень беспокоило. Он опасался скандала, которым, как правило, и заканчиваются подобные истории. Ведь даже Маркусу, не связанному семейными узами ни с одной из двух его женщин, приходится проявлять чудеса изворотливости, чтобы сохранять это хрупкое и весьма сомнительное равновесие. Но и он, достаточно поднаторевший в любовных интригах, отнюдь не застрахован от скандального разоблачения. Вчера, например, этому невольно поспособствовал Дженаро, допустив досадную промашку в беседе с Жустини, которая ловко сумела усыпить его бдительность.

Начала она издалека, с расспросов о Фарине —  мол, нет ли от него каких-либо вестей, не собирается ли он снова приехать в Сан-Паулу?

Дженаро не понял, что это был всего лишь отвлекающий маневр, и заглотил наживку.

—  Ты в него влюблена? —  спросил он удивлённо. —  Не можешь забыть его?

—  Я сейчас ни в кого не влюблена, —  ответила Жустини. —  Но ваш друг Фарина —  очень симпатичный человек, я его и в самом деле часто вспоминаю.

Дженаро удивился ещё больше: неужели Фарина сумел завоевать сердце Жустини, вытеснив оттуда Маркуса?! И —  прямо спросил у неё:

—  А как же Маркус?

Жустини отозвалась без малейшей печали в голосе:

—  Всему когда-нибудь приходит конец. Вот и наша любовь кончилась. Маркус, наверно, уже и забыл, что я существую. У него теперь есть другая... Как её там?..

—  Эулалия, —  брякнул Дженаро и, увидев, как резко изменилась в лице Жустини, понял, что сболтнул лишнее.

—  Значит, он всё-таки встречается с этой испанкой, —  вымолвила она печально. —  Даже вы об этом знаете!

Дженаро принялся оправдываться, говорить, что он не знает, где и как проводит время Маркус, а имя Эулалия всплыло в памяти, вероятно, потому, что его произносили студенты, друзья Маркуса...

—  А кто она такая, я не знаю, —  клятвенно уверял он Жустини. —  Я никогда не видел её...

—  О чём задумались, сеньор Дженаро? —  прервал его не очень приятные воспоминания Маркус. —  Одержали убедительную победу над доной Мариузой, а теперь сомневаетесь, правильно ли поступили, обеспечив сыну комфортные условия для любовного свидания? Не сомневайтесь! Он будет вам за это благодарен. Ваш сын —  счастливый человек, я ему даже немного завидую: красивая еврейка, прекрасная итальянка! Не удивлюсь, если у него в запасе найдётся ещё с десяток таких красоток!

Дженаро вскипел, не простив Маркусу такого оскорбительно развязного тона:

—  Не смей оскорблять моего сына! Он серьёзный человек, и сам во всём разберётся. А вот ты запутался со своими женщинами! Никак не можешь решить, кто тебе милее —  неискушённая испанка с медовыми губами или прелестная француженка из борделя!

—  В отличие от вашего сына я вёл себя более осторожно и порядочно, —  засмеялся Маркус. —  Детей я им не делал!

—  Значит, плохо работал! —  неожиданно отбрил его Дженаро, вызвав восхищение Маркуса:

—  Ну, вы и загнули! Вот, оказывается, какова ваша истинная сущность —  волк в овечьей шкуре, прожжённый соблазнитель женщин! У вас у самого, наверное, куча внебрачных детей по всему свету? Угадал? Может, вы и Малу уже осчастливили ребёнком?

—  Ты бы лучше помолчал, —  беззлобно одёрнул его Дженаро. —  Мне кажется, у тебя скоро могут быть серьёзные неприятности.

—  Какие? —  насторожился Маркус. —  Неужели Жустини забеременела?

Теперь уже Дженаро засмеялся:

—  Что, затряслись поджилки? То-то же! Будешь знать, как над другими насмехаться. Но ты напрасно испугался —  пока ничего подобного мне Жустини не говорила. Но я вчера ненароком подставил тебя, так что жди неприятностей.

—  Как это подставил? Вы шутите? —  вскинулся на него Маркус.

И Дженаро рассказал, как Жустини удалось выведать у него нужную информацию.

—  Извини, оплошал, —  повинился он, закончив свой рассказ.

—  Ладно, что теперь поделаешь? —  не стал его укорять Маркус. —  Спасибо, хоть предупредили о том, что Жустини всё известно.

—  Ты пойдёшь к ней сегодня?

—  Нет, я уже пригласил в кино Эулалию! —  озорно усмехнулся Маркус.

—  Так может, передать Жустини привет? —  поддел его Дженаро, но Маркус не остался в долгу:

—  Лучше передайте привет вашему счастливчику Тони! Скажите, что я желаю ему счастья в любви и спокойствия в семейной жизни!

Задорно помахав ему рукой, Маркус отправился на свидание с Эулалией, а Дженаро со скучающим видом стал ждать, когда к нему в комнату заглянет Тони после своего тайного свидания с Марией.

Маурисиу понемногу приходил в себя после того нервного срыва, во время которого он фактически признался в убийстве Мартино, однако три любящие его женщины —  мать, жена и сестра —  предпочли расценить это как самооговор, спровоцированный их обидными беспочвенными подозрениями.

По крайней мере, все трое сделали вид, будто именно так они и думают, а вслух ничего не обсуждали и с Маурисиу больше не заговаривали ни о том злосчастном ружье, ни о тех подозрительных пастухах, которых он приютил на фазенде. Живут здесь —  и пусть живут! Главное, чтобы Маурисиу вновь обрёл душевное равновесие.

Он и в самом деле немного успокоился, но не настолько, чтобы женщины перестали тревожиться по поводу его здоровья. Он по-прежнему оставался замкнутым, угрюмым, ни с кем из домочадцев почти не разговаривал, с ребёнком не нянчился, как бывало прежде, Катэрина тоже перестала его интересовать...

Франсиска уже поняла, что её сын нуждается в помощи психотерапевта, и она привезла бы ему такого врача из Сан-Паулу, если бы не подозревала Маурисиу в страшном преступлении. Ведь врач сможет вылечить его только в том случае, если докопается до истинной причины болезни. А это значит, что неизбежно всплывут все чудовищные тайны их семьи, все убийства, случившиеся на фазенде много лет назад и совсем недавно. Ради здоровья Маурисиу, Франсиска могла бы пойти даже на разоблачение своего покойного отца, но она не была готова к разоблачению собственного сына, которое могло вскрыться в ходе его общения с психотерапевтом. Разумеется, Франсиска не была полностью уверена в том, что Маурисиу причастен к убийству, более того —  она страстно желала, чтобы это было не так, но пока у неё оставались подозрения, обращаться за помощью к врачу было просто опасно.

И она решила положиться на судьбу. Не стала ничего предпринимать, опасаясь накликать новую, ещё большую беду.

Но беда пришла сама, и, как это всегда бывает, пришла неожиданно.

Однажды утром в комнату Франсиски вбежала растерянная Беатриса и сообщила испуганно:

—  Мама, к нам приехал следователь, сеньор Омеру... Он хочет поговорить с тобой по делу об убийстве...

—  Это тот человек, который расследовал убийство Мартино? —  всполошилась Франсиска. —  Что ему здесь надо? Он ведь уже закрыл дело!

—  Не знаю. Говорит, что у него есть к тебе вопросы.

—  Ладно, я поговорю с ним, —  встала, расправив плечи, Франсиска. —  Нам нечего бояться, мы ничего не видели и ничего не знаем. А ты, на всякий случай, зайди к брату, подготовь его и Катэрину.

Беатриса так и сделала —  передала им установку матери на тот случай, если с ними захочет побеседовать следователь: ничего не видели, ничего не знаем.

Но Маурисиу не стал дожидаться вызова на допрос и сам помчался в гостиную, где Франсиска принимала незваного визитёра. Катэрина, опасаясь, как бы муж не устроил там скандала, поспешила вслед за ним. По той же причине в гостиную пришла и Беатриса.

Таким образом, вся семья оказалась в сборе и напряжённо слушала Омеру, объяснявшего причину своего визита.

К счастью, Маурисиу вполне владел собой. Он был взволнован не более других членов семьи, но так обычно реагируют все люди на внезапное появление в их доме следователя, и Омеру не заметил в поведении Маурисиу чего-либо противоестественного или, тем более, подозрительного.