Однажды именно в такой момент, когда Силвия, преодолев очередное препятствие, была полна решимости довести начатое дело до успешного процветания фабрики, к ней вдруг пожаловал Умберту.

Он был непривычно робок, смотрел на неё виновато и просил только об одном —  чтобы она его выслушала и простила.

—  Я не держу на тебя зла, —  ответила ему Силвия, —  а всё, что ты можешь сказать, мне давно известно.

—  Нет, ты не всё знаешь, я всегда любил тебя!

—  Всегда? —  засмеялась Силвия. —  Даже когда увивался за Ниной?

—  Я был в неё влюблён, —  признался Умберту. —  Но теперь ничего кроме ненависти к ней не испытываю. Он вползла в наш дом как змея и разрушила его!

—  Ты сам всё разрушил, —  сказала Силвия. —  И не надо валить с больной головы на здоровую. Нина помогает мне заново обрести себя, и ты не смей её оскорблять, я этого не потерплю!

—  Ну что ж, значит, ещё не настала пора для прощения, —  вздохнул Умберту. —  И всё равно я не жалею, что сегодня пришёл к тебе и сказал о своей любви. Когда-нибудь и тебе станет ясно, что ты любишь меня и не хочешь со мной разлучаться.

Он ушёл от Силвии, понурив голову, однако на следующий день появился на фабрике и, войдя в кабинет Нины, спросил язвительно:

—  Как идут дела? Надеюсь, успешно? Скоро отберёшь у Силвии фабрику и поделишь её со своими подружками ткачихами?

—  Если вы пришли сюда только затем, чтобы досадить мне, то я попрошу вас покинуть кабинет, —  строго сказала Нина. —  У меня много работы.

—  А ты, похоже, и вправду чувствуешь себя здесь хозяйкой! Вон как заговорила! —  восхищённо помотал головой Умберту. —  Ну конечно, ты теперь имеешь право на подобный тон: опутала мою жену, достигла того, чего хотела! Но я бы посоветовал тебе не зарываться. Твоя эйфория скоро пройдёт, а проблемы на фабрике будут только множиться. Вот тогда мы и поговорим ещё раз!

Нина уловила в словах Умберту скрытую угрозу, но не придала ей особого значения. У неё и без того было достаточно хлопот.

В эйфории, о которой говорил Умберту, Нина никогда не пребывала. В отличие от Силвии, она с самого начала знала, что ей предстоит нелёгкая жизнь. Её одолевали сомнения: сможет ли она освоить все премудрости управления фабрикой, не имея соответствующего образования? Оказаться не способной к учёбе и подвести Силвию она боялась больше всего, однако этого не случилось. Зато возникли другие проблемы, чисто экономического свойства, и, пока Ника вместе с Силвией пыталась их разрешить, обнаружилась ещё одна, может быть, самая неприятная проблема.

Впервые Нина столкнулась с ней, когда ткачихи —  одна за другой —  стали уговаривать её повысить им зарплату. Подходили они поодиночке, так, чтобы не видели остальные, и каждая чуть ли, не шёпотом говорила Нине:

—  Мы же с тобой подруги! Прибавь мне, сколько сможешь, по-свойски! Ты же теперь начальница, для тебя это несложно...

Принимая предложение Силвии, Нина и сама рассчитывала, что сможет беспрепятственно и неуклонно повышать доходы ткачих, но на деле ей пришлось столкнуться с неразрешимым противоречием. Прежде она думала, что всё зависит только от хозяев, которые жадничают, не желая делиться прибылью с рабочими. А теперь, когда ей самой пришлось учитывать все расходы на производство и заботиться о том, чтобы оно было прибыльным, а не убыточным, она поняла, что кроме классовой борьбы —  существуют ещё и непреложные экономические законы. Но как сделать так, чтобы и овцы были сыты, и волки целы, она пока не знала, и поэтому вместе с Силвией вынужденно пошла на непопулярную меру: уменьшение зарплаты ткачих —  вместо обещанного повышения.

—  Поймите, это всего лишь временная мера, —  поясняла она своим недовольным подругам, рядом с которыми ещё недавно работала за ткацким станком. —  Мы пошли на неё, потому что резко подорожало сырьё. Нам даже пришлось сократить производство, но Силвия ведь никого из вас не уволила! Какое-то время вы будете получать чуть меньше, чем прежде, но зато у всех будет работа! Мы решили сохранить наш коллектив, и я надеюсь, что вместе нам будет легче пережить трудности. А как только дела пойдут успешнее —  зарплату вам сразу же повысят, за это я отвечаю!

Ткачихи слушали её с недоверием, печально покачивая головами и перешёптываясь между собой о том, что Нина, став начальницей, возгордилась и предала их интересы.

Нина же, понимая их настроения, огорчалась и с жаром говорила Жозе Мануэлу:

—  Я докажу им, что они зря обо мне так плохо думают! Буду работать дни и ночи, двадцать четыре часа в сутки, но добьюсь повышения рентабельности! И тогда сразу же мы повысим зарплату всем ткачихам, Силвия мне это обещала, а я ей верю!

—  Ты мне тоже кое-что обещала, —  сказал ей однажды Жозе Мануэл. —  Говорила, что подучишься там немного и уедешь вместе со мной в Рио. А теперь что я слышу? Ты собираешься работать на фабрике, пока не добьёшься её процветания! И когда же это случится, по-твоему? Через год? Через два? И всё это время мы не будем с тобой видеться, поскольку ты намерена проводить там двадцать четыре часа в сутки!

Нине показался оскорбительным тон, в котором с ней говорил Жозе Мануэл, и она прямо ему об этом сказала:

—  Я открыла тебе свою душу, а ты в неё наплевал!

—  Нина, не утрируй и не преувеличивай сказанного мной, —  с досадой произнёс он. —  Ты поделилась со мной своими проблемами, а я всего лишь напомнил тебе о своих.

—  Вот сейчас ты выразился точно: у каждого из нас свои, отдельные, проблемы! —  тотчас же подхватила она. —  И я зря затеяла с тобой этот разговор: нам не понять друг друга!

Она резко повернулась и быстро пошла к своей квартире.

—  Нет, постой! —  догнал её Жозе Мануэл. —  Давай уж доведём этот разговор до конца и попытаемся найти точки соприкосновения. Нам нельзя ссориться, ведь мы же любим друг друга!

—  Иногда я в этом сильно сомневаюсь, —  проворчала Нина.

—  Ты говоришь о себе?

—  Не только!

—  Во мне ты можешь не сомневаться. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы поскорее сыграли свадьбу.

—  Это понятно, —  скептически улыбнулась Нина, —  ты скоро получишь диплом, и тебе не терпится уехать в Рио!

—  Но я хочу уехать туда вместе с тобой!

—  И это я поняла. Ты думаешь только о себе и не хочешь считаться с моими интересами!

—  А в чём заключаются твои интересы? Ты стремишься, во что бы то ни стало, заслужить уважение ткачих и Силвии. Даже ценой нашей любви!

—  Я ни перед кем не выслуживаюсь, —  обиделась Нина. —  Просто у меня есть чувство ответственности перед теми, кто в меня верит!

—  Я тоже в тебя верю, —  попытался пошутить Жозе Мануэл. —  Ты, как человек ответственный, должна сдержать слово и выйти за меня замуж. Давай поженимся в ближайшее воскресенье!

Он надеялся, что Нина хотя бы поддержит его шутку, но она неожиданно вспылила:

—  Ничего я тебе не должна! Замужество —  это дело добровольное. Хочу —  выхожу замуж, а не хочу —  не выхожу.

—  Ах, вот как?! —  тоже завёлся Жозе Мануэл. —  И долго ты будешь так водить меня за нос?

—  Я не вожу тебя за нос, я думаю...

—  Очень хорошо! Я даю тебе на раздумья одну минуту. И, если ты сейчас не ответишь мне согласием, я уйду навсегда. Моё терпение лопнуло.

—  Это что, ультиматум? —  опешила Нина.

—  Понимай, как хочешь. Я расцениваю это как ещё одно, последнее, предложение руки и сердца.

—  В таком виде я его не принимаю! —  отрезала Нина.

—  Ну, тогда прощай! —  сказал Жозе Мануэл и стремительно пошёл прочь.

Оставшись одна, Нина сразу же и пожалела о том, что была излишне резкой в разговоре с Жозе Мануэлом. Он ведь не хотел её обидеть. И понять его можно. Ему надоела эта неопределённость. Скоро он получит диплом, дома его ждёт мать, ждут пекарни, которыми надо заниматься, так почему он должен заботиться ещё и о чужой ткацкой фабрике! Это Нина прикипела к ней всем сердцем, но разве фабрика ей дороже, чем Жозе Мануэл? Нет, конечно. Однако сейчас она дала понять ему, что фабрика для неё важнее. Сама виновата... Неужели он и вправду ушёл навсегда?.. Неужели больше никогда не заговорит с ней о свадьбе?..

Домой Нина пришла в ужасном настроении. Мадалена, едва взглянув на неё, стала ворчать:

—  Ты изведёшь себя на этой проклятой фабрике! Разве можно так работать? На тебя же страшно смотреть —  пришла домой как побитая собака! Что, опять какие-то неприятности? Станки ломаются? Ткачихи бунтуют?

—  Мама, прошу тебя: оставь меня в покое, —  взмолилась Нина. —  Это всё, что мне сейчас нужно.

—  Тебе нужно послать ко всем чертям эту фабрику и выйти замуж за Жозе Мануэла!

—  Мама, не сыпь мне соль на рану! —  простонала Нина. —  Свадьбы не будет.

Услышав такое, Мадалена даже уронила тарелку, которую держала в руках.

—  Как это не будет? —  спросила она упавшим голосом. —  Ты в своём уме?

—  Не бойся, мама, я не сошла с ума, —  сказала Нина. —  Просто замужество для меня —  не главное в жизни.

У Мадалены от возмущения перехватило дыхание. Она беспомощно опустилась на стул, держась рукой за сердце. Потом, немного продышавшись, заговорила:

—  Нина, ты не можешь отказать ему. Ты же с ним спала!

—  А почему ты думаешь, что это я ему отказала, а не он мне?

—  Потому что я обоих вас хорошо знаю. Жозе Мануэл тебя любит, а ты морочишь ему голову!

—  Примерно, то же самое и он мне сказал, —  горько усмехнулась Нина.

—  А ты ожидала услышать что-нибудь другое? —  перешла в наступление Мадалена, оправившись от шока. —  Будь на месте Жозе Мануэла кто-нибудь другой, он бы уже давно тебя бросил! Ведь ты же из него верёвки вьёшь! У этого парня ангельское терпение, но когда-нибудь и оно кончится, помяни моё слово!