Она очень привязалась к Форро, он казался ей воскресшим Арсидесом. Глядя, как он копает по распоряжению Франсиски каменистую землю, и видя, насколько он непривычен к такой работе, она подходила и таинственно шептала:

—  Не очень-то копай, сынок, здесь, под землей, всюду золото! Всюду золото!

—  Тогда наоборот нужно копать, бабуля, —  отзывался он со смехом, но останавливался, утирал пот, и вступал со старушкой в разговор.

Они толковали о кладах, о золоте, о счастливых случайностях, которые делают людей богатыми и могущественными.

Но Форро часто думал о других случайностях, которые приводят людей в тюрьму, ломая им жизнь, навлекая на них несчастья.

Невесть откуда явившийся Зекинью прервал их разговор со старой Ритой.

—  Бросай лопату! —  закричал он. —  Собирайся, едем на пастбища!

—  Ты вовремя объявился, приятель! —  рассмеялся Форро. —  Тут следователь приходил по наши души, и тобой особенно интересовался. Думаю, ему не понравится, если ты опять сбежишь!

—  А мне плевать на него! —  отмахнулся Зекинью. —  Мне предложили работу, и я еду работать, чего и тебе советую.

—  Глупый совет, —  процедил Форро. —  Стоит мне исчезнуть, я первый буду на подозрении.

—  Подумаешь! —  рассмеялся Зекинью. —  Ты же знаешь, что ни в чём не виноват!

—  Я-то знаю, да они этого не знают, —  угрюмо выдавил Форро. —  Со мной такое уже было, второго раза я не хочу.

—  Ну, смотри, —  не стал настаивать Зекинью. —  А я старался для вас! Нашёл хорошую фазенду, где много необъезженных лошадей, сам поработал там с удовольствием и договорился с хозяином, что привезу ещё двух друзей... А тут такая чёрная неблагодарность, правда, бабушка Рита?

—  Что правда, что не правда, никто не знает, —  откликнулась старуха. —  Но ты, Арсидес, лучше ищи здесь клад, а не где-нибудь в другом месте.

—  Да, я, пожалуй, прислушаюсь к вашему совету, дона Рита, —  сказал Форро, уже давно привыкший к имени Арсидес. —  Тем более, что у меня нет желания бегать от следователя.

—  А я поеду! Счастливо оставаться! —  беспечно заявил Зекинью, рвавшийся на волю к бычкам, к быстроногим лошадям и необозримым просторам. А что касается следователя, то почему-то ему казалось, что он ускачет от любого следователя на своём лихом коне. Пропадёт в пустыне, и поминай, как звали!

Зекинью позвал с собой и Зангона, но тот тоже отказался ехать.

—  Ну и трусы же вы! —  не выдержал Зекинью. —  Какой-то паршивый следователь распорядился сидеть на месте, и они сложили лапки и сидят!

—  А ведь, правда, скоро должен приехать следователь, —  спохватился Зангон.

Он-то думал совсем о другом, у него были совсем иные причины для отказа Зекинью. —  Ну вот, видишь, значит и в самом деле рано ехать, —  сказал он.

—  Вы тут оба с ума свихнулись, —  рассердился Зекинью, который был ещё очень молод, и всё для него казалось простым и ясным. —  Болтаете с сумасшедшей старухой и заразились от неё несварением мозгов!

—  Если ты имеешь в виду Риту, то я должен тебе сказать, что она мудрее многих, нужно только научиться её понимать.

—  Да я и понимать таких не хочу, —  сказал Зекинью. —  И дело иметь с ней —  тоже.

Зекинью не боялся следователя, зато его пугала перспектива сидеть и разговаривать со старушками. Можно ли представить себе большую тоску, чем общаться со стариками!

Ему надоело уже и с Зангоном толковать, не терпелось пуститься в путь.

—  Ладно, оставайтесь, —  проговорил он. —  А я поехал!

Не прошло и четверти часа, как он уже скакал, удаляясь от фазенды.

Услышав стук копыт, Катэрина вышла на крыльцо. Она смотрела вслед скачущему Зекинью, и сама не понимала тоски, которая вдруг сжала ей сердце. Ей тоже хотелось вырваться на простор из затхлой тяжёлой жизни, сотканной из страхов и опасений.

—  Напрасно он это сделал, ох, напрасно, —  вздыхала старая Рита, сожалея о Зекинью. —  Всю вину обычно валят на отсутствующих. Разве не так? —  она посмотрела на Форро.

Форро кивнул: именно так с ним и было. Он уехал, и всё на него свалили. Этого он и не мог простить своим приятелям, пока отбывал свой срок в тюрьме. А потом простил. Но уезжать не собирался, потому что знал, как это дорого обходится.


Глава 27


Следователь Омеру получил результат экспертизы. Выстрел был сделан из ружья системы винчестер. Это было уже кое-что, но вот если бы он нашёл и гильзу, то тогда точно знал бы, из какого именно ружья стреляли, и мог бы найти хозяина. Омеру просто мечтал ещё раз обследовать место преступления, осмотреть каждый сантиметр крыши, откуда был сделан выстрел, расспросить каждого, кто имел отношение к убитому. Ему вдруг показалось, что у него опять появился шанс, и он сможет найти убийцу, который пока ещё ходит на свободе.

«Прошло время. Я вновь опрошу свидетелей, сравню их показания, —  говорил он сам себе. —  Не исключено, что появится дополнительная информация, которая поможет опознать преступника».

Омеру был человеком упорным и любил доводить дело до конца. Он отправился на фазенду с твёрдым убеждением, что на этот раз убийце от него не уйти.

Появление следователя мигом взбудоражило обе фазенды. Все напряглись, забеспокоились. Пока комиссар Омеру обследовал крыши амбаров и вновь производил замеры, готовясь к новым допросам, Франсиска побежала к сыну узнать, хорошо ли спрятал своё ружьё Маурисиу.

—  Может, ты меня подозреваешь в убийстве? —  возмущённо вскинулся он.

—  Сказать по чести, у нас с Беатрисой были такие мысли, —  призналась она, —  но потом мы поняли, что такого быть не может.

—  И правильно поняли, —  буркнул Маурисиу.

Нельзя сказать, чтобы он не занервничал. Но после того, как он выстроил для себя мощную систему защиты, сумел вытеснить чувство вины и ощутил себя хранителем родового наследия, он почувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее. У него появилась броня, которой он защищался от своих страхов. По временам ему казалось, что он вообще вне досягаемости. Ни один человек не мог до него дотянуться. Будто бы ледяной холод охватывал его, и он становился всеобщим судьёй. Вот и сейчас он заговорил тоном судьи с Франсиской.

—  А вот мои подозрения на твой счёт так быстро не рассеешь, —  прибавил он и вызывающе посмотрел на мать.

—  Что ты имеешь в виду? Что я убийца сеньора Мартино? —  Франсиска уже стиснула зубы, как бывало всегда, когда она приходила в ярость.

—  Я имею в виду твои шашни с Фариной, —  отрезал сын. —  Ты опять каталась на машине с проклятым итальяшкой!

—  Если катанием на машине называется поездка к нотариусу для оформления документов, то я накаталась досыта! —  повысила голос Франсиска. —  И потом, какое ты имеешь право вмешиваться в мои дела, контролировать меня и разговаривать таким тоном?

—  Право наследника! —  дерзко отвечал Маурисиу, тоже переходя на повышенные тона. —  Я слежу, чтобы ты не пустила наше общее достояние на ветер, не отдала его в чужие руки. Оно должно достаться моим детям и детям Беатрисы, и никому больше!

—  Надеюсь, что хотя бы вдовью часть ты за мной сохранишь? —  с издёвкой осведомилась Франсиска.

—  С единственным условием: ты должна написать завещание в нашу пользу, —  отозвался Маурисиу.

—  А если я этого не сделаю? —  поинтересовалась Франсиска. —  Как ты знаешь, пока ещё всё находится в моих руках.

—  В твоих интересах это сделать, —  произнёс Маурисиу так зловеще, что у Франсиски сжалось сердце, и она невольно подумала, а не рано ли отказалась от своих подозрений, —  иначе ты об этом пожалеешь!

С этими словами Маурисиу вскочил и побежал к двери. Он чувствовал, что его вновь вздымает тёмная волна гнева, которая может смести всё на своём пути. Пока она ещё не завладела им целиком, он поторопился уйти из комнаты.

Франсиска села на стул и перекрестилась. В последнее время Маурисиу часто пугал её своими странными словами и поступками, и она всё чаще думала, что ему бы надо было обратиться к врачу, подлечить нервы.

Он стал невыносим, —  подвела она итог своим размышлениям, немного успокоившись. —  Не стоит его слушать.

А размышляла она о своей поездке в город с Фариной. Франсиска не могла отказать сыну в интуиции, он правильно почувствовал, что с каждым днём она и Фарина становятся всё ближе. Не ошибался он и в том, что Фарина был из тех мужчин, которые не довольствуются малым. Придёт день, и Фарина потребует Франсиску всю целиком, потребует тогда, когда она готова будет ему покориться. И Франсиска чувствовала, что день этот не так уж далёк... Но её сын не понимал другого: Фарина хотел стать господином своенравной и строптивой женщины, а не хозяином обширной и богатой фазенды. Франсиска в этом не ошибалась. Любая женщина знает, добиваются её или её богатства. Фарина добивался её.

А вот что касается богатства, то Франсиска всё чаще думала о разделе. Она готова была передать обширное хозяйство в руки детям, а сама потихоньку склонялась к мысли, что могла бы тихо и мирно жить с Фариной. Ей уже странно было вспоминать те времена, когда она со страстью добивалась соседней фазенды. Когда-то владение ею казалось для Франсиски смыслом жизни. Теперь она видела смысл жизни совсем в другом. Съездив в город, они оформили совместную собственность на неоплаченную Мартино долю фазенды. Ей была приятна эта совместная собственность, она ещё теснее сближала Франсиску с Фариной. Бывшие враги мало-помалу становились её друзьями. Правда, друзьям предстояло выплатить ей кое-какие долги, но Винченцо клятвенно пообещал, что будет расплачиваться до последнего зёрнышка кофе. Франсиска успела убедиться в честности Винченцо, и была спокойна на этот счёт. Волновало её совсем другое. Она не знала, как поступить с сокровищами, которые ей оставил Марсилиу. Чаще всего она склонялась к мысли, что владеть ими должна Беатриса. Во-первых, потому что она, и только она была дочерью Марсилиу. Хотя нужно отдать должное покойному мужу, её сына он любил не меньше их общей дочери. Но Маурисиу оказался неуравновешенным неврастеником, а у Беатрисы была трезвая голова и доброе сердце. Смущал Франсиску только будущий муж Беатрисы, Марселло, который был ей не парой. Если бы не Марселло, Франсиска отдала бы всё богатства дочери хоть завтра. Ну, разумеется, не всё, а большую часть...