Она взяла в руки одну из них, но убедилась, что всё в порядке: кулон с драгоценным камнем мирно сиял на чёрном бархате. Вторая коробочка, третья. Всё на месте. Франсиска перевела дух и подняла крышку сундука. Она погрузила руки в золото, и ей показалось, что монет стало меньше. Но как это определишь? Она никогда их не считала. Да нет, их столько же, в ней говорит проснувшаяся мнительность. Франсиска тряхнула головой, отгоняя подозрения. Но они не уходили. Интуиция подсказывала: кто-то чужой побывал здесь, открыл её сокровища и очень осторожно попользовался ими. Но что мешает чужаку вновь и вновь спускаться сюда? И с кем она может поделиться своей тайной и своими опасениями?

Франсиска сидела возле сундука, смотрела на своё золото и впервые понимала, что оно может стать для неё источником страшных мучений.

Кто же проник сюда? Дети? Слуги? Каждый мог оказаться врагом, вором. Бедная Франсиска сжала виски руками, она была в отчаянии.


Глава 4


Нина сочувствовала своему кузену. Она знала историю его романтической любви и сожалела, как сожалела бы всякая девушка, что конец её был столь печален. Невольно, сама не зная, почему, она с невольным недоброжелательством относилась к Камилии. Ей казалось, что именно Камилия виновата в том, что Тони изменил своей первой и такой прекрасной любви! Нина видела, что Тони не любит свою жену. И считала это совершенно естественным. Со свойственным молодости максимализмом Нина не сомневалась, что по-настоящему человек способен любить только один-единственный раз. Она не сочувствовала Камилии. Та сама себя поставила в нелепое и обидное положение. Вот Нина никогда не стала бы навязываться человеку, который её разлюбил. Ушла бы, и всё.

Если разлюбил, значит, любовь была ненастоящей. Для себя Нина хотела и ждала только настоящей любви.

Поэтому и не давала решительного ответа Жозе Мануэлу. Мало счастливых браков видела вокруг себя Нина. Сама она очень ответственно относилась к семейной жизни и не хотела сделать неверный шаг, из-за которого будет несчастлива всю жизнь.

Жозе Мануэл не раз заводил разговор о женитьбе. Чем ближе был конец его учёбы, тем чаще, но Нина либо отмалчивалась, что совсем ей не было свойственно, либо отшучивалась.

Стоило Нине подумать о судьбе своей матери, и она становилась особенно осмотрительной. О чём она только не думала, пытаясь представить себе те опасности, которые могли грозить ей в будущем. Богатство отца Жозе Мануэла смущало её всерьёз. Богатые люди, которых она встречала в своей жизни, не вызывали у неё симпатии, они были высокомерны, себялюбивы и бедняков вообще не считали за людей. Нина не хотела бы когда-нибудь услышать от своего свёкра что-то высокомерное или оскорбительное. Она не сдержалась бы и сама могла наговорить ему грубостей, потому что не уважала богачей, наживающихся на бедноте. Её отец всю свою жизнь боролся с такими богачами, и она пошла по его стопам. Но нужна ли такая война в семейном доме?

Словом, как только дело доходило до окончательного решения, Нина не говорила Жозе Мануэлу ни «да», ни «нет». Но что ни день они становились всё ближе: Жозе Мануэл был умён, сердечен, весел и, по всей видимости, готов был ради неё на многое, Нина не могла не ценить этого.

Самым забавным и неожиданным в их отношениях было то, что они частенько беседовали именно об отце Жозе Мануэла. Жозе Мануэл пытался как-то примирить свою будущую жену —  а он не сомневался, что рано или поздно Нина даст ему согласие, —  с будущим свёкром. Он рассказывал о тех нововведениях, которые тот завёл у себя на фабрике. Нина тут же начинала задавать вопросы. Её интересовало всё: как реагировали на них рабочие, каковы были результаты? И тотчас же она начинала прикидывать, а возможно ли завести то же самое и у себя на фабрике? В такие минуты она забывала, что речь идёт об отце Жозе Мануэла, что он —  богатый человек, для неё эти беседы становились своеобразными консультациями, которые могли помочь ей действовать более грамотно и добиваться своей цели. Цепкий ум Нины много позаимствовал из этих бесед, и многое, она собиралась внедрить у себя на фабрике.

Жозе Мануэл и восхищался, и огорчался, видя заинтересованность Нины. Он восхищался её умом, энергией, деловитостью, но при этом с грустью думал, что такая женщина не сможет ограничить себя только семьей. Ей нужны, куда большие просторы. Но в будущее он не заглядывал, он хотел одного: чтобы Нина дала согласие стать его женой.

Но Нина пока ничего не собиралась решать, она с головой ушла в общественную деятельность на фабрике. Ей очень понравилась идея детского садика, о котором рассказывал Жозе Мануэл, и она взялась за организацию такого же.

Умберту против детского сада не возражал. Он успел убедиться, что идеи Нины приносят определённую пользу, так что все разговоры на эту тему носили вполне мирный характер. Но когда кроме детского сада Нина завела речь ещё об обеденном перерыве, устройстве столовой и прибавки к жалованью, для того чтобы работницы имели возможность получать горячую пищу, Умберту взорвался.

Когда Нина появилась у своего начальника с очередным предложением, он едва не затопал на неё ногами.

—  Я и так плачу работницам больше других, —  заявил он. —  Никаких прибавок не будет! И тебя я видеть больше не хочу! Хватит с меня твоей коммунистической деятельности!

—  Нечего навешивать на меня политические ярлыки! —  возмутилась Нина. —  Я действую в ваших же интересах, добиваюсь, чтобы работницы лучше работали. Я знаю, что после небольшого отдыха и сытной вкусной еды они и вторую половину дня будут работать в полную силу!

—  А сиесты после вкусной сытной еды им не нужно? —  поинтересовался Умберту. —  Сиесты, во время которой я бы обмахивал всех опахалом? Хватит, Нина! С меня довольно! Никаких садов! Никаких обедов! Никаких прибавок! И больше никогда не переступай моего порога! Моё терпение лопнуло!

Нина попыталась возражать ему. Но Умберту не желал ничего слышать. Он знал, что Нину ему не переспорить, и выставил её вон из кабинета.

—  Ну что ж, придётся устраивать забастовку, —  вздохнула привыкшая добиваться своего Нина.

Она стала разговаривать с работницами, предлагая им бороться за свои права, добиваясь улучшения условий труда. Многие были за забастовку, но многие и против, они боялись потерять работу.

—  Мы должны прекратить работу и заявить свои требования, —  говорила Нина,—  иначе ничего не добьёмся. Разве мы не хотим, чтобы у нас был детский сад, чтобы у нас была столовая? Давайте все разом оставим работу, и пусть хозяин попробует что-то с нами сделать!

—  С тобой-то хозяин точно ничего не сделает, ты у него в любовницах живешь! А нам даст коленкой под зад и выгонит за ворота! —  крикнула ей пожилая работница.

Нина задохнулась от возмущения.

—  Кто? Я? В любовницах? Да в жизни такого не было! И если хозяин будет кого-то гнать, то меня в первую голову! А без борьбы никто ещё ничего не получал!

Домой Нина вернулась, кипя от возмущения: ей было обидно, и как ещё обидно! Столько было сделано для фабрики! Как они все вместе хорошо работали! И сказать ей такое! Неужели все работницы думают, что она —  любовница Умберту?

Да, много гнилья в человеческих душах! Про свою обиду она ничего не сказала матери, зато поделилась с ней своим возмущением.

—  Мне непонятно их малодушие, —  сердито говорила Нина, отодвинув от себя приготовленный матерью ужин. —  Они не понимают, что без риска нельзя ничего добиться! И я готова идти на этот риск!

Мадалена, послушав её, схватилась за голову.

—  Узнаю твоего отца! —  воскликнула она. —  Он тоже всю жизнь боролся! Но результат был один —  тюрьма!

Нина засмеялась и обняла Мадалену.

—  Не бойся, мамочка! В тюрьму я не попаду! Меня сажать не за что!

—  Твой отец тоже так говорил, и всю жизнь в тюрьме просидел. Ох, горюшко моё, горе! Не ходи по этой дорожке, деточка моя!

Нина вновь обняла мать, но уже молча, она не хотела ей возражать —  хотела её успокоить.

Беседуя день за днём с работницами фабрики, Нина всё же сумела организовать забастовку, поскольку администрация ответила на требования работниц отказом.

Приехав в один прекрасный день на работу, Умберту увидел перед воротами фабрики толпу работниц. Женщины враждебно смотрели на подъезжавшую машину, и, когда Умберту вылез из машины, зашумели.

В первых рядах хозяин увидел, разумеется, Нину. Она и изложила их общие требования. Умберту разъярился. Слишком много позволяет себе эта красавица! На что надеется? На свою безнаказанность? Зря!

—  Агитаторша! Зачинщица! В тюрьму! —  процедил Умберту.

Он молча прошёл через толпу и, как только вошёл в кабинет, тут же вызвал полицию.

Полиция не заставила себя ждать, мигом подъехала машина, из неё выскочили полицейские. Нине тут же скрутили руки, посадили в машину и увезли.

Лишившись вожака, стая превратилась в стадо, и хватило хозяйского окрика, чтобы разогнать его.

Работницы понуро вернулись на свои места. То, что Нину увезли в участок, сильно их напугало. Они верили в её неуязвимость, а оказалось, что и с такой энергичной, деятельной, отважной Ниной можно справиться.


***

В полицейском участке Нину стали допрашивать, интересуясь прежде всего её политическими взглядами.

—  Коммунистка? —  был первый вопрос комиссара.

—  Нет, —  ответила Нина.

—  Анархистка? —  продолжил он допрос.

—  Да ничего подобного, —  возразила Нина. —  Я просто выступаю за справедливость.

—  Поэтому и забастовку организовала? —  усмехнулся комиссар. —  Ну, посиди, остудись.

И Нину отвели в камеру-одиночку.

Если говорить честно, она этого не ожидала. Ей стало страшно. А что если она тут так и останется? Нина обвела взглядом стены. Ей показалось, что стены смыкаются и давят на неё. Она заколотила кулаками в дверь.