То, что носительница другого уклада была совершеннолетней и хотела развлечься по чужим традициям, роли не играло. По рождению Мадина — горянка. Еще она была сестрой моего друга. Этих двух причин более чем достаточно.

— Их, что ли, боишься? — прямо спросила провокаторша.

В сторону не оставлявших нас без внимания земляков улетел мах точеного подбородка.

— Хочется увидеть драку? — раздраженно буркнул я. — Хорошо. Если дама просит…

Руки с силой потянули разгулявшуюся девицу на себя.

Касание не состоялось, теперь уже Мадина воспротивилась.

— Дама не хочет драки, — объявила она, поведя по моему корпусу вызывающе напряженными тугими конусами. Мадина умудрилась сделать это так, чтобы не заметили со стороны. Я оторопело замер, и она перехватила инициативу в движениях. — Дама хочет танцевать. И все.

Оставшись со мной на, как говорится, «пионерском» расстоянии, она отдалась укачивавшим волнам. Настороженные взгляды погасли одновременно, словно кто-то обесточил их разом.

Толпа сдвоенных маятников между столом и стеной росла, вскоре нас просто затерли. На секунду оказавшийся рядом Гарун подмигнул мне, едва видный под куполом Настиной шевелюры. Перекрещенные кисти партнерши свисали у него позади шеи, унесенное в небеса лицо покоилось на твердом плече, выпуклый живот терся о перетянутый ремень джинсов. Коротенькое платье позволяло наслаждаться видом впитывавшихся в кавалера аппетитных ножек, а чуть выше — утонувших в теплом меду мужских рук. Вскоре Гарун, обнимавший сдобное солнышко, исчез, сестрице на прощание погрозил его строгий прищур. Она скривилась, взгляд отследил местоположение рук братца, после чего Мадина покосилась на другие пары. Занятые тем же, соседи сгрудились вокруг в непробиваемую стену, отовсюду толкая нас и будто специально стискивая в нечто более близкое, чем мне хотелось. А партнерше не нравилось, что мы единственные на этой вечеринке соблюдаем дистанцию и приличия.

Эх, не была бы она сестрой Гаруна…

— Ты мог бы украсть невесту? — раздалось в ухе.

Занятый больше защитой от теснивших спин сзади, недопущением случайных касаний спереди и борьбой с собственными мыслями, сначала я не понял вопроса.

— Зачем? Дикость.

— Для тебя дико украсть невесту, — прокомментировала партнерша, сладко плывшая в заданном мной ритме, — а для наших парней еще большая дикость — жениться не на девственнице. Чья дикость больше?

— Не знаю. Никогда не сравнивал дикости. Сравнивать их тоже дикость.

— А ты бы взял в жены девушку, у которой кто-то был до тебя?

— Почему нет?

— Тебе не будет противно?

— Не знаю. Возможно, иногда появлялись бы мысли на эту тему, но если к свадьбе я пришел не мальчиком, как требовать от супруги противоположного?

Глаза собеседницы округлились:

— И все ваши парни думают так?

Под «вашими» она подразумевала русских, которых я здесь как бы представлял.

— У каждого свой взгляд, свое мнение, своя история. — Я не стал отвечать за всех. — Есть люди верующие, у них свой подход. Есть однолюбы. Есть убежденные противники добрачных отношений, и есть такие, кто смотрит на это с другой позиции.

— Смотрит с разных позиций, — дерзко хихикнула Мадин. — Это я про тех, которых ты назвал в конце. С очень интересных позиций.

— Не надо пошлить, красивым девушкам это не идет.

— Вот и комплимента дождалась, спасибо. А насчет позиций… Мне о таком даже поговорить не с кем. — Черные волосы колыхнулись в сторону лапавших податливых девиц соплеменников. — Наши не то что не расскажут, еще и побьют за вопрос, при этом все разрешают себе и ничего — нам, своим женщинам. Разве это честно и справедливо?

«Я украл — хорошо, у меня украли — плохо». Справедливость — штука относительная. Понятия о чести у каждого тоже свои.

— Не мне судить. — Я постарался уйти от извечного спора цивилизаций. — Каждый решает сам, как жить и что себе разрешать.

— А за меня решают другие. — Мадина топнула ногой, но сразу вернулась в едва не сбившийся ритм. — В конце концов, Кваздик, я же не напрашиваюсь на неприятности для себя или для тебя, а всего-то прошу по-приятельски сказать несколько слов. Мы же не чужие друг другу люди. Вспомни, в детстве я у тебя на глазах на горшке сидела!

Не знаю почему, но этот абсолютно нелогичный довод произвел впечатление. Действительно, были времена, когда мы не стеснялись друг друга. Не поручусь, что доходило до горшков, но общая возня во время игр и полное игнорирование при срочном переодевании имели место. Дети есть дети, особенно когда заигрались и долгое время предоставлены сами себе.

Каким-то образом подруга детства заметила свой успех и ринулась развивать:

— Вот ты признался, что уже не мальчик. Как это было?

Случайный толчок сзади едва не опрокинул, он заставил прижаться друг к другу и вернул меня, загипнотизированного, в реальность. Мадина — сестра друга, он не одобрит таких разговоров. Не моих откровений, в тщетном ожидании которых отвердело в руках горячее тело, а касания подобных тем. Как не одобрил бы я, начни что-то похожее кто-то из его земляков с моей сестрой Машенькой, пока еще учившейся в школе в городке неподалеку. Не просто не одобрил бы, а счел за оскорбление. Вот когда она вырастет и поймет, что к чему в этой жизни, когда научится отвечать за свои поступки…

В глаза лезли чужие руки, хозяйничавшие на мягких местах других повзрослевших Машенек, которые уже сделали выбор. Мне это не нравилось. Но это был их выбор. Осознанный.

Я перевел взгляд на ожидавшую конца размышлений роскошную авантюристку.

Излом черных бровей. Перевозбужденные губы. Четко очерченные узкие скулы. Изящные руки. Хрупкая спинка. Странно длинные для горянки и очень стройные ноги. Жмущиеся ко мне вкусные выпуклости. Можно долго перечислять, и все будет в ее пользу. Мадине нравились внимание и поклонение, она мечтала о любви и стремилась к дозволенным (в нашей студенческой среде) отношениям, в которых смогла бы проявить себя с лучшей стороны. Природа одарила ее многим, снаружи и внутри, это видели глаза, и это виделось в глазах напротив.

Окружение считало иначе, и я, ставший почти своим для ее семьи, не мог пойти против традиций.

— Это не предназначено для таких симпатичных ушек, — произнес я с доброжелательнейшей из улыбок.

— Забудь, что я женщина. Расскажи, как другу.

Мадина даже отодвинулась после сблизившего толчка. Я хмыкнул:

— Ага, а ты потом растреплешь…

Карие очи почернели:

— Ты слышал когда-нибудь, чтобы я трепала языком?

Пришлось извиниться, чужих тайн, насколько я слышал, Мадина не выбалтывала. Весьма привлекательная черта для девушки подобного склада.

— Прости.

— Прощу, когда расскажешь.

— Придется ждать долго.

Казалось, тема закрыта. Я ошибся.

— Спасибо за обещание.

Меня поймали на слове.

Сбившееся с ритма бедро вновь легонько прижалось. Вздрогнув, я подался назад, толкнув сразу две слившиеся пары.

— Осторожно, да, — недовольно послышалось оттуда.

Руки Мадины проявили немалую силу, возвращая меня на место.

— Это чтоб не забыл про обещание, — шепнула она в ухо.

Объятия разорвались, и Мадина пихнула меня к скучавшей вдали сестренке:

— Пригласи Хадю, а то гляди, какими глазами смотрит. Как щенок потерявшийся. Хочет танцевать, а боится. Сама никогда не решится. Сделай ей приятно.

Завершил речь вульгарный шлепок по заднице, направивший меня к забившийся в угол скромнице.

Оказавшись перед Хадей, я протянул руку:

— Пойдем?

— Прости, — донеслось в ответ едва слышное в оглушающем гаме. — Я не танцую.

— Я научу.

Старшая сестра была высокой и статной, а младшую природа одарила только самым нежным и приятным: кротким наивным личиком, тугой черной косой до пояса, покатыми мягкими плечами, маленькой спинкой, пухлыми бедрами и весьма симпатичными выпуклостями везде, где они полагаются женственным созданиям. Хадя жалась в спасительную воронку кресла, как, чувствуя опасность, затаившийся енот пытается справиться с проблемой погружением в анабиоз отстраненности. Взгляд Хади менялся ежесекундно, в зависимости от преобладавших мыслей. На этот раз ее глаза грустно смягчились, уголки губ раздвинулись в конфузливой улыбке отказа:

— Не в этом дело. Я не танцую такие танцы.

Оговорка оставила брешь.

— А какие танцуешь?

— Увидишь, когда время придет.

— А оно должно прийти? — удивленно осведомился я.

— Думаю, да. Прости, я пойду посмотрю, чем помочь на кухне.

Она вспорхнула светлым мотыльком и исчезла с моего горизонта.

Наверное, это к лучшему, такие танцы на грани разумного только напрягали. Оглядевшись, я увидел, что из круга вышла оставленная партнером Настя, ее сместила с пьедестала неугомонная Мадина, решившая потанцевать с братом. Тот обреченно вздохнул, принял на плечи руки сестры и погрузился в полившийся щебет.

— Можно? — Я перехватил не успевшую присесть блондинку, некоронованную королеву сегодняшнего бала.

В надежде на нечто более желанное и привлекательное, ее взор скользнул по сторонам, но тщетно. Последовал равнодушный кивок:

— Давай.

В туфлях на шпильках она казалась выше обычного, это подчеркивало идеальную форму ног и начинавшейся высоко над коленями облеченной в короткое платье фигуры. Бархат плоти обтек меня, словно сонный спрут, ловивший добычу не потому, что голоден, а по привычке, чтобы не терять хватки.

— Задам один вопрос, ты только не удивляйся. — Щекочущие губы утонули где-то в районе моей шеи.

Я пожал плечами. Роль жилетки, в которую плачутся, или подружки, с которой можно посоветоваться на разные темы, была единственной, светившей мне с такими, как бесподобная Настя.