— Моя сестра не смогла бы стоять и смотреть, как меня убивают.

Гарун покачал головой и сменил тему.

— Машина в порядке?

— Летает как ласточка.

— Неужели не сломалась? Ты ее в спирте, что ли, держал?

— Проблемы решались по мере поступления.

— Спасибо, что сохранил. Может, тебе помочь чем-то? Пока я отлеживался, ничего серьезного не произошло? Не смотри, что внешне я не боец, я всегда боец.

Не хотелось взваливать на друга свои заботы, но он сам спросил.

— У сестры проблема.

— Сестра — это серьезно. — Ему ли не знать. — На тормозах спускать нельзя. Выкладывай.

И я выложил — все события ночи, закончившейся для меня лишь к рассвету.

Снимки, которыми шантажируют, вроде бы возвращены и уничтожены, на каком же этапе они попали к вымогателям? По моей просьбе Прохор среди ночи наведался к Аркаше, не забыл и соседа Гришку. Результат отрицательный. Оба временных владельца подтвердили свою непричастность, и Прохор ушел, припугнув на прощание — на всякий случай.

В конечном разговоре со мной сержант указал единственного человека, кто мог, во-первых, сделать копии, а во-вторых, использовать их для криминального заработка.

Я связался с сестренкой.

Сообщение, что вымогателем профессионалы считают ее парня, она приняла в штыки. У меня даже зародилась мысль: а не могли они устроить этот цирк вдвоем, чтобы деньжатами разжиться? Версия имела серьезный минус: у меня или у родителей Машенька денег не просила, она отдавала свои накопления.

В способность Захара пойти на такое сестренка не верила. Они переговорили. Захар, естественно, все отрицал, тогда с ним связался я. Он снова долго отнекивался и божился, и повлиять на работу его всезнающих юных мозгов смогло только утверждение, что полицией в качестве преступника рассматривается исключительно его кандидатура. Красочно расписанные последствия раздавили парня. Умоляя не рассказывать Машеньке, он признался, что в переписке с Данилой хвалился произошедшим, тот смеялся и обзывал фуфлометом, и в качестве подтверждения Захар отослал кое-какие свидетельства — хотелось выглядеть круто перед крутым приятелем.

С появлением второго фигуранта я задал Машеньке резонный вопрос: как получилось, что вымогают именно столько, сколько у нее есть? После эмоциональных переговоров, больше смахивавших на допрос с пристрастием, сестра выдала: о ее сбережениях знали те же двое, Захар и Данила.

В очередной раз разбуженный Захар вспомнил, что про утерю телефона со снимками он с Данилой поделился, а про возвращение — нет.

И все встало на места. Данила захотел на этом заработать, он решил, что подозрение падет на неизвестного вора. Нам осталось придумать, как прищучить вымогателя. Тут Машенька встала в позу: ни морально, ни физически на дворового заводилу давить нельзя, иначе начнется война компроматов, в ней проиграют все. Когда за шторами стало светлее, чем внутри с лампочкой, мы решили, что утро вечера мудренее, и распрощались. Попытка уснуть удалась мне с первого раза, помогло чувство выполненного долга: не выходя из дома, за несколько часов я раскрыл преступление и нашел человека, который угрожал моей семье!

Утро не принесло новых идей, зато вернуло друга, на которого я и вывалил всю историю. Уяснив, что Данила — это известный ему местечковый бугор на ровном месте, с которым ходили на «стрелку» с соседским двором, Гарун сказал, чтобы я больше не беспокоился об этом деле. Он все утрясет.

Я все-таки беспокоился.

— Если не перечислить деньги сегодня, то завтра…

— Ни в коем случае. — Брови приятеля изобразили чайку в полете, только черную. — Вечером с ним поговорят.

— Кто?

— Те, кто находит подход ко всем, от школьников до губернаторов.

— На губернаторов может давить только Президент. Ты его имеешь в виду?

— Любой человек, какой бы пост ни занимал — всего лишь человек, с ним можно поговорить и сделать предложение, от которого он не сможет отказаться. Ты же с Кавказа, должен понимать это как никто другой. Пусть весь мир будет против тебя, ты должен делать то, что должен. Если ты один против могущественной системы, найди в системе одного, с кем справишься, и вся система будет к твоим услугам. Умея ставить буквой Г любую систему, неужели нельзя найти подход к возомнившему о себе одиночке? В общем, звони сестре, успокой, пусть не волнуется.

— Позвоню, когда все закончится.

— Как хочешь.

Некоторое время мы сидели молча.

— Значит, свадьба? — не выдержал я.

Машенькин вопрос почти решился, меня вновь занимала собственная судьба.

Гарун кивнул:

— Не будь откровений в начале разговора, от которых голова кругом, можно было тебя пригласить. Теперь — сам понимаешь.

— Понимаю. — Я положил на стол ключи и документы и поднялся. — Машина недалеко от входа. Бывай.

— Пока.

Этот день я и Машенька провели как на иголках. Минуты тянулись, как нескончаемый товарняк через переезд, когда ты застрял в ожидающей пробке и опаздываешь. Ближе к вечеру пришло сообщение: «Скажи сестре, что нигде ничего не вылезет, обещаю. Обидчик раскаялся, будет обходить ее за километр. Скоро заскочу с подробностями».

Я просто переслал сообщение. Машенька залилась восторгами по поводу моих возможностей, а меня вновь окунуло в хандру.

Следующие дни были худшими в жизни. Жить, зная, что любимая девушка выходит замуж за другого… разве это жизнь? В голове возникали дикие планы, навеянные кинематографом: поехать и вмешаться, разрушить, похитить, не допустить. И я сделал бы это, но горы Кавказа — отдельный мир, туда нельзя без приглашения. Встретить могут как друга, но выпустят ли после того, что я совершу? Таким путем счастья Хаде не принести. Уйдя от меня, она ушла навсегда. Классическое: «Я другому отдана и буду век ему верна». Вернуть ее, снова оказаться вместе — отныне только через труп мужа. И раскаленные бессонницей мозги накидывали идеи, как это устроить. Руки чесались. Останавливало одно: уход от меня — осознанный выбор. Гарун прав, если я желаю счастья Хаде, а не себе, если действительно люблю — нужно оставить все как есть. Хадю так воспитали, она сможет быть счастлива только в условиях, к которым привыкла. А я? Какая разница. Нужно радоваться за нее. Ничего больше в моей жизни не будет.

Глава 2

Потянулись дни без солнца. Тьма и пустота — снаружи и внутри. Вокруг что-то происходило, со мной разговаривали, куда-то приглашали. Кажется, я даже куда-то ходил. Точнее, меня водили. Не помню.

В очередной непрекрасный день на пороге возник Гарун.

— Кваздапил, тебе посылка от нашего мальчика. — На пол грохнулась огромная коробка. — Держи. Данила очень извиняется и просит принять это в дар как уверение в его самых благих намерениях на будущее. — Гарун поворошил ногой в содержимом раскрытой коробки. — Здесь компьютер, камеры, телефон и листок с паролями. Как добыли — не спрашивай.

— Я что-то должен?

— Обидеть хочешь? Я помогал твоей сестре, а ты мне как брат, значит я делал это для своей сестры. А для своей сестры я сделаю все.

— Твои ребята рисковали. — В голове всплыли начальные события из фильмов про мафию. — Может, надо ответную услугу?

— Если мне что-то понадобится — неужели ты не поможешь без лишних обязательств? Вопрос закрыт. Разбирайся. Если здесь не все — только скажи, и что-то утаивший пацанчик пожалеет, что в прошлый раз не умер. Все, я побежал. До встречи.

Следующие дни я был занят интереснейшим занятием. Сначала оно казалось нескромно-забавным, затем — дурно пахнущим, скоро стало невыносимо противным. Что только не вскрылось. Сестренка рассказывала о безнаказанных посягательствах дворового главаря на каждую, кто жил в его районе. Нашлось все. И нашлось больше, чем я мог представить. Трудно было подавить позыв немедленно найти гаденыша и резать на ремни, наслаждаясь криками. Мало того, что Данила чувствовал себя единственным быком в стаде. С помощью девчонок двора он зарабатывал на подставах. Девчонки-малолетки совращали тех, кто был хотя бы при каких-то деньгах, а местный Робин Гуд изымал энные суммы у любителей сладенького в обмен на молчание. Часть добытого шла исполнительницам, все операции тщательно документировались.

Когда в первый раз всплыли делишки с Данилой, Маша сказала: «Мы с девчонками договорились: если кто-то сможет уничтожить его записи, то со своими обратимся в полицию». Нет, не пошли бы они в полицию, они — соучастницы. Вот чего боялась сестренка, когда не хотела, чтобы я ввязывался в разборки с Данилой. Она тоже принимала участие. У меня волосы встали дыбом. Пусть она только завлекала, а в решающий момент в дело вступали Наташа, Даша или некая похожая на мальчика-подростка Марго, но достаточно и этого. Машка знала, что делает, и все равно делала.

Папки, в которых последние файлы составлял жесткий компромат, начинались с безобидного веселья вроде того, что в день знакомства было у нас в беседке: игра в бутылочку, поцелуйчики, легкий флирт. Затем разгоряченная ватага отправлялась на квартиру Данилы. Той же бутылочкой раздавались задания: поменять всех девочек местами, перенеся на руках, или просидеть по кону на коленях у каждого — если выпало слабому полу. Под дикий хохот девицы прокатывали парням сырое яйцо из штанины в штанину, а те им в ответ через кофточку. Естественно, яйцо билось, испачканные вещи приходилось снимать. Впрочем, снять их — такой проблемы не было, их снимали многими способами. Дело постепенно шло к играм с уединением — в ванной, в шкафу, в соседней комнате. Аппаратура Данилы записывала все. Азарт не давал жертве сосредоточиться ни на чем, кроме плывущего в руки приза, а веселившаяся толпа не оставляла места для мысли, что все это — ради тупого развода на деньги.