— Не вылезет, обещаю! И не вляпаюсь. — Гладкий лобик на миг собрался гармошкой. — А если вылезет — ты меня прикроешь?

— Я же твой брат.

— Спасибо, братик! — Меня накрыл слюнявый поцелуй. Выражение лица сестрицы сообщило: основная проблема решена, можно пошалить. — А задница у Нади действительно белее моей. И такая пикантная родинка в интересном месте. Я тебе почти завидую.

Родинка? У Мадины родинка была на груди около соска. У них это семейное, что ли, как в индийском кино? Нет, Гарун подобным знаком отличия не отмечен.

Спросить, что ли, где именно? Да никогда в жизни, я же «Надин парень», Машка меня засмеет.

А теперь фантазия разыгралась. Лучше бы Машка молчала.

— Я же просил не касаться таких тем.

Дверь ванной отворилась. Хадя, одетая в мой спортивный костюм, недовольно покачала головой и скрылась на кухне.

— Она у тебя такая строгая. — Завернутая в полотенце сестренка вскочила с коленей, перестав пугать прихожую ярким полнолунием. — А вы кроме миссионерской какие-нибудь позы практикуете, или у такой серьезной пары строгость царит во всем? Вы хотя бы фильмы разные посмотрите. Могу кое-что посоветовать.

— Сейчас посмотрим фильм «Ремень возвращается».

— Успокойся, а то Прохору позвоню. Ты знаешь, что бравый сержант мне свой номер оставил?

— Когда?!

— Уходя, в прихожей. Места надо знать. Не кипятись, нет никаких секретов. Просто он в карман моей куртки записку сунул, чтобы знала, куда обращаться, если брат-садист снова взбесится. Думаешь, пора звонить?

— Так и написал — «брат-садист»?

— Ну ты зануда. Нет, конечно. Кстати, если тебе интересно: Захар объявился в сети. Домой добрался первой электричкой, ехал зайцем, потому что денег не было. Сейчас у него все хорошо.

Потуже затянув обернутое вокруг себя полотенце, Маша отправилась сушить волосы и переодеваться.

После скромного — по ставшим для меня привычными меркам — обеда мои девочки отправились почивать на кровать. Уже несколько отдохнувший, я раскатал на кухне рулон с постелью и блаженно вытянулся.

Голова гудела. Как поступить с Машей, как вести себя с ней? С точки зрения родителей и закона, она ребенок, но сегодня выяснилось достаточно, чтобы снять розовые очки. Передо мной ребенок, вообразивший себя взрослым. Даже я в свои годы чувствую, насколько не разбираюсь в жизни, что же говорить про переполненную самомнением мелюзгу? Если бы я понимал, как поступать, то давно сделал бы это. Если бы она понимала, как поступать нельзя, то не делала бы этого. Вывод: мы оба еще дети, обоим еще взрослеть и взрослеть, получая от жизни очередные тумаки.

Дверь в кухню распахнулась. На пороге стояла Маша — бледная и испуганная. Она изо всех сил храбрилась, но поза говорила за себя: случилось что-то, в чем виновата именно она. Подтверждением оказался протянутый ремень:

— Саня, прости, у меня ситуация из той же оперы. Можешь еще раз выпороть, я заслужила. — В направленных на меня глазах плескалась боль, океан боли. — Только не так сильно, а то придется к врачам ехать.

— Рассказывай.

Я сел и сложил руки на груди, боясь, как бы действительно не схватиться за ремень. Мало ли, что сейчас вскроется. До этого я тоже не собирался бить сестренку, даже подумать о таком не мог.

Машенька опустила глаза.

— В том телефоне у Захара, который вчера, во дворе… Там тоже были мои фотографии.

— А раньше об этом вспомнить было нельзя?

Я поднялся. Нужно что-то делать, причем срочно. Одеваться и бежать. Куда? Наверное, в полицию. Всего несколько дней назад ноги уже несли бы меня к другу, где найдется решение любой проблемы. Для того и нужны друзья.

Таких друзей, с которыми проблемы переставали быть проблемами, у меня больше не было.

— Захар только сейчас написал, что не все стер из того, что мы не сегодня, а раньше…

— Балбес. И это самое мягкое из того, что висит на языке. Он в полицию заявил?

— Не хочет. Я тоже не хочу. Полицейские увидят фото, я несовершеннолетняя, они расскажут родителям, это все пойдет в дело…

— Если найдут, то да, возможно, но надо еще найти. А если кто-то неизвестный выложит снимки в сеть — думаешь, будет лучше? Как называются такие сайты и группы? «Шалавы нашего города»?

По лицу Машки поползли пятна:

— Я же не шалава… Думаешь, их именно туда?..

— Еще могут бросить на сайты знакомств, если в телефоне контакты забиты.

— Вместе с номером телефона и адресом?!

Сестренка мешком осела на землю. Из-за ее плеча выглянула встревоженная Хадя.

— Ложись спать, — попросил я. — Пожалуйста. Мы сами разберемся.

Вот бы меня так сестренка слушалась. Дверь тихо затворилась.

— Что сделать, чтобы снимки вообще никто не увидел? — донеслось глухо, словно из могилы, где Машка себя уже похоронила и отпела.

— Не фотографироваться в таком виде.

— Для чтения нотаций у меня родаки есть.

— Прости, просто голова кругом. Связывайся с Захаром. Нужно узнать точно, что и как произошло. Все детали и приметы грабителей — мне сюда, сейчас же.

Через пять тягостно тянувшихся минут Машенька сказала, что Захар хочет общаться со мной лично. Я полез в интернет, а через десять минут набирал номер единственного на сегодня знакомого в органах. Сначала Маша пыталась звонить со своего телефона, но я забрал бумажку, пусть контакт хранится у меня и в моем аппарате. На всякий пожарный.

В последний момент, когда пошли гудки ожидания, я резко отдал трубку:

— Поговори сама, все объясни и назначь встречу.

— Почему я?

— Не факт, что он со мной разговаривать станет.

— А со мной?

В этот миг телефон ответил.

— Прохор? — Машка отвернулась. — Это Маша. Мария Егоровна. Ну, ты сегодня, то есть вчера… да-да, она самая. Конечно, нужна, и очень, ты же оставил номер именно для этого, я и звоню. К тебе? — На меня метнулся испуганный взор, я кивнул, прошептав в другое ухо: «Пусть даст свой адрес». Сестренка снова отвернулась к стене. — Хорошо. Зачем вещи? Только рассказать. Да нет же, не бьет. Это вообще не из-за него. Тут такое дело… не знаю, с чего начать. Понятно, что с начала, но… В общем… Снимки вроде тех, что были моим доказательством, они были и в телефоне, который украли у Захара. У моего парня. Во дворе. Да. Да.

Некоторое время она тихо бубнила, на том конце задавали наводящие вопросы.

— Одна или с братом? — Она оглянулась на меня. — Э-э…

Я выхватил у нее телефон.

— Прошу прощения, не разбудили после смены? Еще раз здравствуйте.

Веселый голос ответил:

— Какие люди! Алексантий Егорович? Сдаваться не собираешься?

Ну, раз со мной на ты, то и я.

— Прохор, ты говорил, что у тебя тоже есть сестра. Маша уже рассказала, в какой переплет попала, нам нужна помощь или хотя бы совет специалиста, больше в этом городе обратиться не к кому.

— Первое и обязательное в таком деле — написать заявление.

Я перебил:

— Писать заявление не хотят оба, ведь пока дело идет, снимки могут появиться в сети, и Машка выбросится из окна.

— Все так говорят. — Сержант недовольно-задумчиво хмыкнул. — Если бы все делали как положено, то и дело бы шло, и всяких уродов стало меньше, которые чувствуют свою безнаказанность, потому что такие как вы не хотят писать заявления.

Кто бы говорил. Это я насчет уродов, которые чувствуют безнаказанность. Кто-то этой безнаказанностью у меня дома просто упивался.

Не время вспоминать.

— Поможешь или искать другого?

Прохор думал пару мгновений.

— Что я могу сделать? Только без криминала. Помни, кто я.

— Помню, потому и звоним. У нас есть приметы, довольно точные. Не может быть, чтобы такой тип нигде не засветился, участковый его по-любому знать должен. — Я оглянулся на внимательно слушавшую сестренку и закрыл дверь перед ее носом. Вечером Захар перемудрил, рисуясь перед Машкой, в какой передряге побывал. Грабитель оказался всего один, хилый, но борзый. — Живет он, наверняка, где-то рядом, невысокий, черноволосый, короткостриженый, но главное — левая бровь разбита, обожжена или покусана. Рана старая, с такой приметой для органов человека найти — раз плюнуть.

Прохор помог. Местный участковый подтвердил наличие неадеквата с такой внешностью в нашем же дворе, однако у парнишки есть справка, что он психически нездоров, поэтому с ним не связываются. Мне по сети пришло фото, я переслал Захару, он подтвердил, что да, именно этот.

Прохор по телефону сказал:

— Осталось решить, как воздействовать на тварь со справкой. На мои корочки и форму ему, однозначно, плевать. Конечно, есть вариант…

— Говори.

— Сначала мне нужно знать: на что ты готов пойти ради сестры?

В последнее время у меня появился проверочный вопрос: не зная, на что решиться, надо спросить себя: что сделал бы или сказал Гарун? Если хочу быть мужчиной, которым сестра гордится, а девушка вроде Хади восхищается, только это будет правильно.

— Я готов на все.

Глава 4

— Эта.

Прохор остановился у покрытой дерматином двери. Подбитое ватой полотно полосовали ряды шляпок обойных гвоздиков, в темный подъезд слепо таращился залепленный жвачкой глазок. И это не мы его залепили. Достатком здесь не пахло. Как и порядком. Дом был старым, двухэтажным, с деревянными перекрытиями. У нас такие шестнадцатиквартирники звались сталинскими бараками, хотя жилье внутри очень даже хорошее, полноценное — со всеми удобствами, одно- и двухкомнатное. По данным участкового, в однокомнатной квартире под номером четыре проживал с матерью-алкоголичкой искомый субъект.