Для начала я решила позвонить Ларисе — она не утаит подробностей вчерашнего вечера. Я не знаю, насколько долго я проспала в кабинете Артема, и мне было любопытно, как развивались события без моего участия. Подруга сразу же взяла трубку.

— Оля, ты как? — взволнованный голос Лары звонко отзывался в трубке.

— Да нормально я. Голова только болит.

— Я вчера так переволновалась! Думала с ума сойду. Оля, он тебе точно ничего не сделал?

— Не успел.

— Но урон ему ваша парочка знатный нанесла. И поделом!

— А можно про урон поподробнее?

— Ты ему палец чуть не откусила. А потом Артем его так избил, что я даже смотреть не смогла на него, пока его выносили. Крови столько… Меня там чуть не вырвало. Артем, с его вечным равнодушием, меня вообще поразил! Он с таким остервенением хлестал этого Сергея. Думали, живого места не останется.

Герман еще тоже…. Удивил меня. Я ему ору: «Останови его!», а он мне в ответ: «Не буду. Сам знает, когда пора остановиться». Представляешь? Какое у них доверие друг к другу!

— Ужас. С ним нормально все будет? Он что, не сопротивлялся?

— Тебе то какое дело? С каких пор ты судьбой насильников интересуешься? Одного случая мало… Извини! Извини меня, пожалуйста. Сама не знаю, что несу. Просто очень злая! Нормально все с ним. Сопротивлялся? — Лариса звонко рассмеялась. — Твоему Артему вообще невозможно сопротивление оказывать. Он его, извини, пожалуйста, так отмудохал, что у этого гада теперь никогда на девушку рука не поднимется. Герман звонил сегодня в больницу. Сказали, что кое-где, конечно, долго заживать будет, но жизни точно ничего не угрожает. Тетя Алла провела с Буйновым беседу, она с ним ездила в больницу. Сказала, что заявление он писать не будет. Он еще пообещал перед тобой и Артемом извиниться — говорит, не знал, что ты подруга Артема.

— Как будто это что-то меняет, — спокойно ответила я.

— Конечно, ты права. Неважно, чья ты подруга, в первую очередь, ты — женщина, которая имеет право выбора партнера. Я с тобой согласна! Но просто если бы он знал, что ты — невеста его начальника, то не полез бы. Да и ты хороша: почему Артему не сказала?

— Да как-то я привыкла сама по себе. Жаловаться, просить — совсем отвыкла.

— Привыкай! Привыкай доверять! Ладно, я побегу, у меня пара начинается. Заочка вышла. Кстати, — подруга придала голосу как можно менее беззаботный тон. — Мне Герман вчера предложение сделал. Событие вечера, конечно, омрачило мое радостное настроение. Но тем не менее… Я согласилась.

Я, после пары секунд шока, наконец-то, пришла в себя, и закричала в трубку:

— Ты серьезно?! Лариска! Я так рада за тебя! Вы — идеальная пара!

— Ой, спасибо, — жеманно произнесла подруга. — Я не ожидала. Честно не ожидала. Да еще при всех. Отец там, тетя… В общем, я чуть не разрыдалась от умиления. Так, всё, я побежала. А то сейчас студенты разбегутся.

— Пока, — я улыбнулась телефону.

Предложение… Герман и Лариса. Да сразу было ясно, что это серьезно и надолго. Но все ровно неожиданно.

Телефон снова ожил в моих руках.

— Доброе утро, любимая женщина!

— Привет, — с нежностью протянула я.

— Надеюсь, не разбудил. Не смог дождаться твоего звонка.

— Нет, я давно встала. Уже с Ларой поговорила. Она мне о твоих вчерашних подвигах рассказала.

— Мда? — голос мужчины стал отстраненным.

— А если он заявление напишет? Ты думал, что это может привести к суду?

— Сначала я, конечно, действовал на эмоциях. Но на самом деле, все очевидно: есть твои свидетельские показания, есть запись с камеры. Там мало, что видно, но зато замечательно слышно каждое слово. Помимо этого, если

Герман даст Буйнову соответствующую негативную характеристику, то его больше вообще никуда не возьмут работать. В медицинскую организацию так точно. — После секундной паузы мужчина продолжил. — Оленька, прости меня! Я притащил его в этого город…

Я не дала договорить ему

— Ты то тут при чем?! Сергей — как мой тренер: хороший специалист и плохой человек. Знал бы, где упадешь — соломку бы постелил.

— Всё ровно, извини меня.

— Хорошо, извиняю. Хотя и не за что. Честно сказать, меня сейчас это вообще не интересует. Тема, как мне связаться с твоим отцом? Надеюсь, предложение о поездке к Саше еще в силе?

— Конечно, в силе. Он категорически отказался доверить это дело мне или Г ере. Он сам уже звонил пару раз. Давай я напишу ему адрес, и он сам приедет в центр опеки. Ты его там дождешься.

— Хорошо. Спасибо тебе, родной мой. Я благодарна вашей семье. Особенно за желание помочь Саше.

Я приехала раньше Александра Германовича, и слонялась по внутреннему двору. Наверное, если бы не ситуация с Подкорытовым, я бы тяжело переносила вторую попытку насилия в моей жизни. Но мысли о ребенке внушали мне силу. Лариновский степенно вышел из подъехавшей машины такси, и я кинулась к нему.

— Спасибо, что приехали!

— Тут и благодарить не за что. Это мой долг и как человека, и как врача, и как отца, в конце концов.

Я предупредила Ольгу Викторовну, что приеду с психологом. Она даже была рада, так как у них была острая нехватка кадров. Попросила ФИО моего психолога, и, видимо, посоветовавшись к коллегами, и посмотрев информацию о личности Лариновского-старшего, быстро согласилась. Медицинское освидетельствование мальчику уже провели. На теле мальчика врач зафиксировал множество синяков и кровоподтёков разной степени заживления.

Мы с Александром Германовичем зашли в комнату Саши. Он взволновано посмотрел на меня, и пододвинулся. Я сразу поняла его намек, и села рядом: мальчик прижался к моему боку. Я не знала, можно ли погладить его по голове, или обнять, поэтому просто в ответ поближе пододвинулась к худому детскому тельцу. Лариновский сел на стул напротив.

— Здравствуй, Саша.

— Здравствуйте.

— Меня зовут деда Саша, я твой тезка. Я отец Ольги Сергеевны. Не родной отец, названный, — он подмигнул мне. — Она мне рассказывала про тебя.

— А что рассказывала? — настороженно спросил мальчик.

— Про то, как ты хорошо плаваешь, и про то, как получил 1 разряд.

Занял первое место на соревнованиях. Какой ты смелый мужчина. Настоящий боец.

Я почувствовала, как плечики мальчика расправились.

— Давай отпустим Ольгу Сергеевну? — мужчина посмотрел на меня. — У нас тут мужской разговор будет.

Саша кивнул. Я вышла из комнаты, прижавшись ухом к двери. К сожалению, никаких звуков до меня не долетало. Зато долетели крики и ругань, доносящиеся из коридора. Я выглянула из-за угла, и увидела, как мужчина в форме тащит какую-то женщину по коридору. Из двери выглянула Ольга Викторовна.

— Ольга Сергеевна, можно вас? — она кивнула на полицейского. — Это Подкорытова.

Я зашла в кабинет следом за Ольгой Викторовной. Мать Подкорытова оказалось совсем молодой женщиной. Но как она выглядела… Юность выдавали только молодежный сленг и одежда. Лицо ее уже было обезображено алкоголем: опухшее, с синяками под глазами. Оказалось, что ей всего лишь 25 лет. Она родила Сашу от одноклассника, погибшего пару лет назад в уличной драке. Воспитание ребенка легло на бабушку. Женщина была пьяна. Омерзительно смеялась, икала, и просила «ничего не говорить про сына». Полицейский спросил, где в данный момент находится мальчик, на что она ответила «надеюсь, что сдох». Я не выдержала, и буквально выскочила из ставшего тесным кабинета.

Разговоры (Александра Германовича и Саши, матери Саши с полицейским и сотрудниками службы опеки) длились уже около получаса. Я просто шаталась по коридору, наматывая себя. Открылась дверь комнаты Саши, и Лариновский позвал меня. Я села около Саши, который был в хорошем расположении духа, и даже подмигивал отцу Германа. Они явно плодотворно поговорили, и настроение ребенка улучшилось. Но в одно мгновение переменилось: я проследила за взглядом Саши, и увидела, как по коридору вели его пьяную мать. Мальчик зажмурился и обхватил мою талию своими детскими ручками, пряча лицо за моей спиной. Я тут же подхватила его, пересадив к себе на колени, обхватила руками, спрятав его от всего мира. Саша прошептал мне на ухо:

— Я не хочу домой.

— Я тебя не отдам, — твердо ответила я.

Александр Германович внимательно посмотрел на нас, и чему-то кивнул, как бы соглашаясь сам с собой. Я ласково погладила ребенка по спине, ощущая, как каждое мое движение он воспринимает с благодарностью. Мальчик истосковался по физической близости: по материнской ласке, по простому человеческому проявлению чувств. Лариновский остался еще о чем-то поговорить с мальчиком, а я пошла в кабинет к Ольге Викторовне. Она устало опустила голову, потирая виски, и не заметила моего появления.

— И что теперь? — просто спросила я.

— Теперь? — она как будто бы очнулась. — Теперь мы будем подавать документы на лишение родительских прав. Пока мы можем только ограничить родительские права. Суд будет на нашей стороне: тут и жестокое обращение с ребенком, и умышленное причинение вреда здоровью ребенка, и алкогольная зависимость. Знаете, что она сказала? Сказала, что ушла из дома, закрыв мальчика на ключ, чтобы он умер от голода. Она не ожидала, что он выберется из квартиры. И сейчас мадам Подкорытова очень зла, что ребенок жив. И знаете что? Это уже уголовное дело. И я буду до конца бороться, чтобы Саша ее больше не увидел!

— Я хочу усыновить его, — быстро выдала я.

Ольга Викторовна смерила меня взглядом.

— Извините, а вам сколько лет? Вы же ровесницы с его матерью. Замужем ли вы? Есть ли у вас своя жилплощадь? Достаточно ли вы зарабатываете? И главное — готовы ли вы взвалить на себя ответственность за чужого ребенка, который перенес такую травму?

— Я сама перенесла травму… — я помолчала. — А насчет всего остального: я по всем параметрам подхожу, уверяю вас.