— У тебя что, ребенок? — ошарашено выдохнула Ника.

От счастья Исаев забыл про нее и про то, что может прийти ей в голову. С ее-то склонностью все переиначивать и накручивать. А она и правда выглядела едва ли не испуганной, словно ей открыл дверь мужик в маске и с бензопилой. Карташова даже сделала шаг назад и теперь стояла на полусогнутых, готовая в любой момент бежать.

— Это племянник, — тихо объяснил Паша, до сих пор не веря в окружающую тишину.

Только теперь он оглядел Нику целиком: нарядная, накрашенная, с каким-то необыкновенным тортом в изящной коробочке. Это что, она к нему в гости пришла?! К нему? И накрасилась? И прямо сразу домой? Ах, да, торт. Ляпнул тогда в реанимации, чтобы не думать про ее намеки… Наверное, решила отчитаться. Конечно: отличница, аккуратистка, еще бы она не выполнила домашнее задание. И он хорош: стоит тут весь грязный, с младенцем на руках и держит ее на пороге. Даже если это всего лишь торт, она ведь спасла Пашу от глухоты и, возможно, помешательства. Может, она и с детьми ладить умеет? Женщина, как-никак.

— Ты проходи, проходи, — он отступил назад. — У меня, правда, сейчас бардак… Катька нагрянула, подкинула Никиту на несколько дней и свалила. А я первый раз с ним сижу, понятия не имею, что надо делать.

— Мой бедный, — почти пропела она таким ласковым тоном, что у Паши побежали мурашки.

— Да ладно, не так уж все и плохо, — он пожал плечами и только потом сообразил, что она обращается к Никите.

— Дядя тебя обижает? — сочувственно спросила она, и малыш по-взрослому поджал нижнюю губу. — Сейчас мы с тобой все сделаем, да? Паша, где ванная?

Вот это контраст! Чего это она с парнем сюсюкает, а ему раздает команды, как немецкой овчарке?

— Там, — буркнул он, указывая на нужную дверь.

Карташова скинула туфли, поставила торт на этажерку и спешно вымыла руки.

— Ну, иди ко мне, — мягко позвала она, вернувшись.

И снова, как ни странно, не Пашу.

Никита с удовольствием потянул к ней маленькие ладошки, и она с удовольствием прижала его к себе.

— Кто у нас такой хороший мальчик? Такой большой, такой славный! Никита? Ой, какие пальчики! Ну-ка, где у нас пальчики? — вдохновенно ворковала она, тыкаясь носом в детские ручки.

Мелкий довольно хихикал и явно кокетничал. Почему-то Паше она ручки после операции не целовала, а он, на минуточку, ее спас. Женщины!..

— Тебе надо переодеться и принять душ, — обратилась к нему Ника. — А мы тут пока посидим. Давай, пока я не передумала.

Исаева не надо было уговаривать.

Он малодушно исчез в ванной, для верности закрывшись на задвижку. Встал под воду и несколько минут просто отмокал, радуясь, что не слышит ничего, кроме умиротворяющего журчания. Дважды намылил голову шампунем, сосредоточенно отскреб каждый миллиметр тела. Еще разок почистил зубы, нашел старый кусок пемзы и как следует отшкурил пятки. Словом, сделал все, что мог, чтобы иметь достойный повод не выходить. Таким чистым он не был, пожалуй, даже в момент своего появления на свет.

Любуясь розовощеким отражением в распаренном зеркале, он не торопясь причесал мокрые волосы на идеальный пробор и только потом решился выключить воду. С опаской прислушался: в квартире было тихо. Напялив футболку, прокрался в коридор с осторожностью, с которой саперы ступают на минное поле.

Из кухни доносился мелодичный лепет, и Паша не сразу понял, Ника это или ребенок. Картина, которую он застал, была воистину идиллической: переодетый и умытый Никита с довольным видом полулежал на руках у Карташовой и пил смесь, пока она мурлыкала какую-то песенку. Кажется, «Львенка и черепаху», но без слов было не разобрать.

— А мы уже решили, что ты утонул, — пропела она, не поднимая глаз от ребенка. — Даже я так долго не принимаю ванну.

— Ну, гигиена… — начал было он.

— Залог здоровья, — кивнула она и насмешливо взглянула на него. — Не включай доктора Айболита.

— Ты, наверное, не сможешь задержаться еще немного? — с плохо скрываемой надеждой спросил он, подпирая косяк.

— Хочешь, чтобы я ушла? — она вскинула бровь, хотя явно понимала, о чем он пытается попросить.

— Да нет же! Я имею в виду… Если у тебя нет дел или свидания или еще каких-то планов… может, посидишь еще? — он вздохнул. — Пожалуйста…

— Ладно, — она улыбнулась. — В конце концов, сегодня я планировала только кормить тебя тортом.

— О, торт… — мечтательно протянул Паша. — Я бы поел. Поставлю чайник.

— Так, погоди. Раз уж тебе рано или поздно придется остаться с ребенком, лучше сразу привыкнуть и во всем разобраться.

— Да ладно, успеем. Времени полно. Пока чаек выпьем, посидим… — отмахнулся он.

— Э, нет! Во-первых, малой пошел в тебя. Ты посмотри, какой богатырь! На годовалого тянет, у меня рука затекла. А во-вторых, надо вам друг к другу привыкать. Иначе как вы тут останетесь один на один? Давай, мы как раз доели, бери его. Только держи вертикально и не тряси.

Паша медлил, но руки все же протянул. Племянник смотрел на него с ответным недоверием. Аккуратно, морщась в ожидании новой звуковой атаки, Исаев взял малыша. Тот ощутимо напрягся, застыл, готовый в любой момент расплакаться. Нижняя губа горестно искривилась.

— Это дядя, — ласково объяснила Ника. — Дядя Паша. Он у нас хороший, добрый. Дядя. Да? Смотри, у дяди носик, глазки, волосики, — она тыкала пальцем в каждое названное место и сопровождала это веселым «пип».

Никита сохранял некоторую настороженность, но выглядел спокойнее.

— Исаев, улыбнись хотя бы, — шептала Ника. — Давай, вытащи из своих скептических и мрачных глубин доброго дядю!

Паша вздохнул и растянул рот. Сначала вышло натужно. Потом подмигнул, покорчил рожи, изобразил губами моторчик. Это Никите понравилось, и он засмеялся. Паша не поверил своему успеху. Повторил трюк — снова звонкий смех и восторг на ангельском личике. И тут уж Исаев сам улыбнулся. Искренне и очень радостно. Как-то разом пришло понимание, зачем люди вообще заводят потомство.

Никита потрогал пальчиками Пашины губы, и тот расцеловал маленькую ладошку, а потом и пальчик за пальчиком. Пахло чем-то теплым и сладким, и он с наслаждением втянул в себя воздух. Теперь можно было спокойно изучить ребенка: глаза совсем как у Катьки, а лоб, волосы — от Вадима. Чуть оттопыренные уши, как у самого Паши, и забавные складочки на шее. Надо же, такой кроха, а уже видно, что мужичок. Взгляд осмысленный, нравится звук мотора. И щиплется как больно! Руки сильные. Хороший вырастет парень.

— Ну, — прервала их лобызания Ника. — Кроватка-то у тебя есть?

Паша вспомнил про манеж, который оставляла сестра. Складную кроватку с сетчатыми стенками. Правда, заблаговременно разложить ее Катька по обыкновению не подумала.

— Да ничего, вряд ли там сложно, — решил Исаев. — Что я, раскладушек никогда не видел?

И передал племянника Нике. Расстегнул голубой чехол, выудил многоногую конструкцию, которая тут же начала расползаться. Распознал то, что должно было стать бортиками, потянул за один, тот разложился. Попробовал повторить маневр с остальными, — разложились все, кроме самого последнего, и дно почему-то безжизненно провисло. Тогда Паша нащупал в центре петлю, потянул за нее, и ножки подкосились. Манеж завалился на бок.

Снова все манипуляции, только в другом порядке, еще раз… Исаев чувствовал себя незадачливым туристом, который пытается водрузить палатку: дурацкая новомодная кроватка все время складывалась. Не могли, что ли, нормальную купить? Деревянную? А может, ну его? Положить Никите на пол матрасик, обложить подушками… С пола-то некуда падать… И ползать он все равно не умеет… Жили же люди раньше без манежей!

— Даже не думай! — отрезала Ника, заметив, как он косится на пол. — Есть же инструкция!

— Какая инструкция?! — раздраженно фыркнул Паша. — Видно же: он сломан. Наверное, что-то повредили, пока везли. Или изначально был непригодный, у Кати вечно все из одного…

— Возьми ребенка!

И Карташова перевернула матрасик из манежа: там белыми буквами была отпечатана инструкция с картинками. Со снисходительным видом Ника ткнула пальцем в первую: две длинные стенки разложить одновременно, потом две короткие, опустить дно до щелчка… В три движения манеж был собран, следом пошел матрас, из сумки Ника выудила простынку, пленку, флисовое одеяльце и даже подвесные игрушки.

— Откуда ты знала, где это все искать? — поразился Паша.

Карташова безмолвно расправила пустой пакет. На нем была большая надпись маркером: «В кроватку». Исаев взглянул Нике в лицо, в эту торжествующую и снисходительную физиономию, и сразу вспомнил, почему дразнил ее в школе. Перед ним вновь стояла зазнайка-отличница, и Паша скрипнул зубами, с трудом сдерживаясь, чтобы не подколоть ее очередной гадостью. А ведь и подкалывать теперь было нечем. Фигура, вызывающая рефлекс Павлова. Платье, как у комсомолки, и этот бант в волосах… Господи, да она похожа на подарок! Так и хочется потянуть за ленту, расстегивать крохотные пуговички одну за другой, оттягивая сладостный момент открытия…

— Ты так и будешь стоять с ним? — голос Ники заставил его очнуться. — Положи, думаю, он может какое-то время полежать сам.

— А… — он прочистил горло. — А подгузник? Наверное, надо поменять…

— Мы все сделали, когда переодевались. Он чист, свеж и сыт. Клади, вы еще успеете поиграть.

Паша послушно положил ребенка и нажал кнопку на музыкальной карусельке. Тишина. Нажал еще раз. Одну, другую, подергал всех пчелок…

— Исаев, честное слово, — Ника осуждающе покачала головой и подошла к нему. — Вот же!

Наклонилась и протянула руку, ненароком задев его бедро. Щелкнула маленьким переключателем сбоку игрушки, и под приятную шарманочную мелодию пчелки поплыли над довольным младенцем. Никита гикал и тянулся к веселым насекомым.