Она не знала даже, где находится: у себя или в длинном доме ярла. Она не знала, сколько еще больных, сколько уже умерло, близок ли конец. Она не знала, живы ли Вали, Бренна, другие ее друзья. Она не знала, не могла спросить и снова чувствовала себя усталой — слишком усталой, чтобы разбираться с этим.

Все, что она знала, — это то, что будет жить и что Леиф теперь рядом, держит ее руку.

~oOo~

Дагмар протянула ей ночную одежду из розово-рассветного шелка, которую Ольга сшила себе вечность назад. Она покачала головой, но мать Бренны не обратила внимания на ее отказ. Дагмар накинула рубашку Ольге на голову и держала ее так, пока та не подняла руки, чтобы продеть в рукава.

— Он не отходил от тебя ни на шаг. Сегодня в первый раз за все время Леиф вышел из твоего дома.

Прошла неделя с тех пор, как Ольга пришла в себя. Она еще чувствовала себя не очень хорошо, но каждый день прибавлял ей сил. Но пока она не могла говорить. Дыхание отнимало слишком много сил.

Сегодня Дагмар помогла ей помыться. Не в ванне, но все же теплой водой и губкой. Ольга смыла со своего тела грязь и пот. Она стеснялась раздеваться при Леифе, и Дагмар выпроводила его вон.

Раздевшись, Ольга долго смотрела на свой живот. Он казался больше. Не намного, но она могла заметить разницу.

И еще она чувствовала шевеления ребенка. Он или она — дитя все еще было живо внутри нее, и каждый день шевелилось внутри.

Леиф был с ней, когда Ольга почувствовала шевеления — первые после болезни. Жестами она показала ему, что происходит, и он поцеловал ее живот и прижался к нему щекой, мокрой от слез.

Ольга не чувствовала злости к Леифу — и была растеряна. Он предал ее, он причинил ей боль, и она потеряла все из-за того, что он оставил ее. Она отослала его прочь, потому что не могла простить и доверять, и провела месяцы и месяцы, покинутая и одинокая.

Но теперь все это словно было не важно. А ведь должно быть, и каждый день Ольга говорила себе, что это будет важно, когда она полностью выздоровеет и станет сильнее. Но она выздоравливала и становилась сильнее, а ничего не менялось.

Она любила его, это без сомнения, но не знала, доверяет ли. Может ли? Прошлого не изменить. Ее потери не восполнить. Ее мучения — они по-прежнему были с ней.

Может, это ребенок менял ее, тянул ее к ней, тянул родителей друг к другу.

Дагмар унесла таз и губку прочь, и Ольга слышала, как она ходит в передней дома. Запах мяса, жарящегося на огне, наполнил дом. В животе у нее заурчало — и тут же ребенок пошевелился. Ольга улыбнулась и положила руку на живот. Она не могла ощутить движение рукой, но ощущала его внутри, безошибочно.

Дагмар вернулась, держал в руке Ольгин гребень — украшенный узором кусок дерева, подарок Якоба, — и уселась рядом, чтобы расчесать ее густые волосы.

— Фрида скоро придет тебя навестить, заглянет вечером. У нас еще восемнадцать больных в доме, большая часть идет на поправку. Новых больных нет вот уже три дня. Она спит целыми ночами. Правда, скоро ей не придется спать в доме мужа. Дом Амунда больше не ее дом. Ей придется найти себе новое место.

Дагмар красноречиво посмотрела на Ольгу, но той не нужны были намеки. Она будет рада видеть Фриду у себя снова.

Она легко постучала себя по груди и указала на пол.

— Ей стоит прийти сюда, — прошептала Ольга с трудом.

Дагмар улыбнулась.

— Думаю, Фриде будет лучше в доме лекаря. У нее настоящий талант, хоть она и молода. Ты хорошо ее обучила.

Ольга подумала, что чума обучила ее лучше — куда лучше, чем мог бы обучить самый опытный целитель.

Открылась дверь, и а комнату вошел Леиф. Он огляделся вокруг и закрыл за собой дверь, замерев на пороге.

— Не заплетай. Пожалуйста, — он имел в виду волосы.

Дагмар убрала руки от волос Ольги и поднялась.

— Проверю мясо. Фрида захочет поесть, когда придет.

Леиф отступил, позволяя ей пройти, а потом подошел к кровати и уселся рядом с Ольгой.

— Ты выглядишь хорошо. Ты прекрасна.

Ее щеки загорелись от ласковых слов, и Ольга улыбнулась.

Леиф провел пальцами по ее плечу, и ее глаза закрылись от чувственного ощущения.

— Красиво. Тебе идет. Необычно.

Она покраснела сильнее.

— Шелк, — прошептала она. — Торговцы.

Леиф кивнул.

Конечно же, он знал о торговцах и шелке, пусть даже для нее это и было диковинкой.

Она почувствовала себя глупо. Но его пальцы скользили по ее плечу, и она отдалась этому притягательному ощущению — и не смогла заставить себя обидеться. Подушечки его пальцев поглаживали ткань, скользя по плечу и ниже, а потом поднялись выше и скользнули по ключицам — по одной, по другой, так, как Леиф часто делал раньше.

Его брови нахмурились, в глазах блеснуло желание.

Ольге пришлось остановить его, когда ее ощущения стали слишком сильными. Их взгляды встретились, и она увидела в них вину — но не то мучительное чувство сожаления, которое было в них в тот его последний визит. Это была вина, смешанная с похотью. Он хотел ее.

— Прости, — голос его был низким и хриплым. — Я не хочу давить. Я знаю, ты еще не выздоровела. Я просто счастлив, что тебе по душе мое присутствие. Я скучал по тебе, любовь моя. Ты со мной?

Все еще не совсем понимая, она кивнула.

Он улыбнулся и наклонился к ней, высвобождая руки из ее хватки так, чтобы запустить пальцы в ее волосы. Леиф целовал ее — нежно, едва ли скользя губами по ее губам. Когда их языки встретились, Ольга почувствовала, что плывет.

Не важно. Прошлое не важно. Она была жива. Рядом с ней был Леиф. Она носила ребенка — этого шанса у нее могло бы и не быть. Мужчина, которого она любила, был рядом, целовал ее, говорил, что любит. У них был общий ребенок — он связывал их навеки. Прошлое не важно. Он был рядом с ней. Она была рядом с ним.

Но верит ли она ему? Не пожалеет ли, если поверит?

Она не знала. Но она это узнает. Не сейчас, так потом.

~oOo~

— Ты собираешься возвращаться к Гетланд? Ты ярл.

Голос Ольги был слабым и хриплым, но она, наконец, могла говорить так, чтобы ее слышали — если не требовалось говорить громко.

Прошла еще неделя, и чума, спустя два месяца, наконец, отступила из Карлсы, разжав свои ядовитые клещи. Ольга была среди тех, кто еще оставался в постели, но в городе не осталось по-настоящему больных.

Умерших было триста девяносто семь. Карлса потеряла почти половину людей.

Когда она задала вопрос, Леиф, который сидел у огня, грея руки, поднялся и повернулся к ней, хмуря брови.

— Пока Гетланд в руках Астрид. Я же сказал тебе, что не оставлю тебя снова. Я останусь, пока ты не выздоровеешь настолько, что сможешь уплыть со мной.

Облегчение от его присутствия не переставало удивлять Ольгу. Она пыталась снова и снова найти предел своим чувствам, но не могла. Она заставила себя вспомнить те ужасные дни в Эстландии после его предательства — но даже тогда гнев не вернулся. Печаль была там, боль была там, но не гнев. Конечно, он вернется — он должен был вернуться и застать ее врасплох, но пока она чувствовала себя спокойно.

И это было трудно. Он был здесь, заботился о ней, любил ее — открыто, впервые за все время. Бренна и Сольвейг вернулись, и город начал трудный пусть восстановления, и Вали и Леиф, казалось, помирились. Ольга чувствовала себя счастливой, исцеленной. А не должна была.

И теперь, когда у нее был ее голос, она могла высказать то, что хотела.

— Ты говоришь, я поплыву с тобой? Но я теперь живу в Карлсе. Это мой дом.

Леиф отошел от огня и уселся за стол.

— Ты носишь моего ребенка. Я люблю тебя. Ты знаешь мое желание — я хочу взять тебя своей женой.

— А мое желание не в счет? Снова?

Леиф нахмурился и отвел взгляд.

— Конечно, в счет. Всегда было. У нас будет ребенок. Ты не хочешь растить его вместе со мной?

Конечно, она хотела. Очень.

— Я не хочу, чтобы мы женились из-за ребенка.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Ты знаешь, что я хочу жениться на тебе не поэтому. Ты не видишь другой причины?

Она видела много причин, но все же среди них была одна, которая сдерживала ее.

— Я боюсь.

Ольга опустила глаза, но он поймал ее подбородок рукой и заставил посмотреть на себя.

— Чего?

— Что это ошибка — снова доверять тебе.

Леиф убрал руки так быстро, что ее голова качнулась. Они сидели там, в тишине, и Ольга спросила себя, не ошибка ли это — давить на него. Или все же ошибка — доверять?

Это важно? По крайней мере, теперь, это не имело значения. То, что она чувствовала сейчас, видя, как он сидит за столом и смотрит на свои сжатые кулаки, было отчаянием. Она хотела оказаться рядом, в его объятьях, сказать ему, что любит и что, конечно же, выйдет за него замуж, и что они будут жить в Гетланде и будут растить ребенка, и будут счастливы…

Но если прошлое снова встанет между ними? Она надеялась, что нет. Но не могла быть уверена.

Наконец Леиф разбил тишину. Все еще глядя на свои кулаки, он сказал:

— Я всегда буду сожалеть о боли, которую причинил тебе в Эстландии. Зная, что случилось потом — о, это будет мучить меня всегда. Но время искупления прошло, Ольга. Я говорил, что не предавал вас. Ни Вали, ни тебя, ни моих друзей. Я нарушил клятву, данную Эйку, и за это прощения я не прошу. Это было правильно. Я сделал то, что сделал, и это было правильно. Да, были ошибки. Я не мог предвидеть всего. Другие, может, и сделали бы что-то иначе.

Леиф повернулся и посмотрел прямо на Ольгу.

— Но я не предавал тебя. Я объяснил все уже много раз, и теперь объяснений хватит. Ты можешь верить мне или нет. Выбор за тобой. Но ты права. Мы не должны жениться из-за ребенка. Мы должны стать мужем и женой, потому что любим друг друга и хотим прожить остаток жизни вместе. Вот, чего я хочу. Если это не совпадает с тем, чего хочешь ты — так и быть. Если ты хочешь, чтобы я уехал без тебя, я уеду.