Они с Леифом были по-настоящему одни в брачную ночь, и Ольга больше не чувствовала усталости. Она улыбнулась своему мужу и засмеялась, когда он пошевелил своими светлыми бровями.

— Мы не можем навредить малышу?

Не так давно она бы посмеялась над таким вопросом. Многие мужчины задавали его, словно думали, что их стержень может проникнуть глубоко в чрево женщины и потревожить растущего там ребенка, и ее ответ всегда был одним и тем же. Они не могли навредить, и Ольга знала, что Леиф тоже это знает. У него уже были дети.

Тем не менее, они не совсем подходили друг другу по размеру. Им всегда приходилось приспосабливаться. Он не повредит ребенку, но он мог причинить ей боль — он делал ей больно, когда она не была беременна, и Ольга подумала, что если они не будут осторожны, он снова может причинить ей боль.

— Не ребенку, нет, — ответила она.

Его брови сошлись на переносице.

— Тогда мы будем только спать. Этого достаточно.

Она взяла его руки и обхватила ими свою талию.

— Нет, этого недостаточно. Я только прошу тебя быть осторожным, как всегда.

— Не всегда, — пробормотал он, запуская руки в ее волосы. — Прости меня за тот раз.

— Нам не нужно об этом говорить. Я искала боль тогда, и я не жалею. Но я рада, что теперь у нас все иначе.

Он наклонился к ней и легко поцеловал.

— Ma armastan sind.

— Нет, — когда брови Леифа удивленно поднялись, и он открыл рот, чтобы возразить, она положила кончики пальцев на его губы. — Скажи это на своем языке. Теперь это и мой язык тоже. Я люблю тебя.

— Не отказывайся от своего языка, Ольга. Ты уже достаточно потеряла. Сохрани свое наследие.

— Я сохраню вещи, которые мне дороги. Мое видение мира. Мои воспоминания о тех, кого я люблю. Но твой мир теперь — мой дом. Никто в Гетланде не знает моего языка. Твой язык — это мой язык.

— Я влюбился в тебя, когда мы делились друг с другом нашими знаниями. Я — тебе, а ты — мне. Я бы хотел, чтобы это было между нами. Мы были связаны сегодня по ритуалу твоего народа, и я чувствую себя связанным с тобой. Скоро мы пройдем путь моего народа. Мне нравится эта мысль — что ритуалы двух народов свяжут нас воедино. Пожалуйста, не отказывайся от себя — от той Ольги, с которой я познакомился.

— Я была твоей рабыней, когда мы познакомились.

Его губы изогнулись в ироничной усмешке.

— Ты никогда не была рабыней, любовь моя. Веревка на шее или нет, ты не рабыня. Ты похожа на Бренну в этом смысле. Твой дух слишком силен, чтобы его сломить.

Ольга могла поверить в это когда-то, но больше нет. Она была сломлена. Она приплыла в Карлсу, разбитая на части. Но когда она покачала головой и начала говорить, Леиф ухватил ее за руки и удержал неподвижно.

— Ты потерялась. Не сломалась. Ты стоишь здесь, моя жена, улыбаешься мне, предлагаешь свое доверие. Это доказательство того, что ты нашла себя и ты не сломлена. И теперь наконец-то ты принадлежишь мне.

Ольга положила руки на его плечи, и он поднял ее, чтобы она могла обхватить руками его шею. Пока он нес ее в заднюю комнату и укладывал на кровать, она целовала его губы и бороду.

Леиф усадил ее, и она увидела, что пол в комнате покрыт мехами и шкурами.

— Что это?

— Думаю, что друзья, которые зажгли огонь и свечи, сжалились надо мной и застелили нам постель на полу.

Ольга рассматривала свою кровать. Длиннее кровати, на которой она спала в замке, но узкая, и опоры скрипели, когда Леиф сидел на ней.

— Твоя кровать в Гетланде больше?

— Наша кровать. И да. Гораздо, — Леиф наклонился и обхватил руками талию Ольги, положив обе большие руки ей на живот. Он наклонился и прошептал ей в ухо: — Там есть место для тебя и меня, и для твоего живота.

Прежде чем она успела возразить, его рука скользнула вниз и начала собирать юбку ее платья. Его губы все еще касались ее уха, и она почувствовала, как изменилось его дыхание от накатившей страсти.

— Ольга, — ее имя было стоном в его груди. — Ты нужна мне.

Он задрал юбку ей до талии, опустил руку и нашел ее естество. Его пальцы коснулись этого нежного теплого местечка, и она дернулась и ухватила его за руку. Леиф быстро отстранился, но Ольга хотела не этого. Она потянула его руку обратно, и он грубо застонал от ее настойчивости.

А потом он дал ей то, чего она хотела. Полностью одетый, Леиф накрыл ее своим широким телом. Ольга подалась вперед, держа его руку между ног; он играл с ее телом, его пальцы скользили по ее влажным складочкам и ласкали ту крошечную точку, где ощущения в ее теле скручивались в клубок. Другая его рука ухватила ее за плечо.

Лицом Леиф уткнулся ей в волосы, его дыхание срывалось, ревя в ее ухе. Она чувствовала, как прижимается к ее бедру его железный стержень, чувствовала легкие непроизвольные движения его бедер, а потом черные искры наполнили ее голову, и она подумала, что упадет в обморок. Кряхтя как животное, Ольга затряслась в оргазме.

Ольга ухаживала за беременными женщинами и потому знала, что меняется во время беременности не только живот. Изменялись и потребности женщины, и ее ощущения. Многие женщины, которых она знала, включая Бренну, становились просто дикими от страсти, пока носили детей.

В первый раз, когда она носила ребенка, она не испытывала желания: Ольга была слишком поглощена страхом перед своим жестоким мужем. В этот раз она много болела и много грустила, а потом еще и выздоравливала, и до последних нескольких недель не чувствовала ничего подобного. Но с тех пор, как она поправилась, Ольга постоянно ощущала это в присутствии Леифа — физический зуд неудовлетворенного желания.

Руки Леифа касались ее по-другому. Как будто части ее тела, отвечающие за удовольствие, каким-то образом стали больше, хотя она не чувствовала, что они стали больше. Ощущение удвоилось, утроилось, но даже испытав сильнейший экстаз, она не смогла отпустить его руку.

Ольга хотела его прикосновения. Она хотела почувствовать его повсюду.

— Я хочу раздеться, — выдохнула она, и Леиф издал звук, похожий на стон, смех и ворчание одновременно.

— Как и я, моя дикая жена. Я хочу почувствовать твою кожу на своей. Я хочу попробовать тебя на вкус и доставить тебе удовольствие всеми возможными способами.

Он встал и посмотрел на нее. А потом поднес ко рту вымазанные ее соком пальцы и облизал их.

Это было не так, как раньше. Они раздевались, почти срывая друг с друга одежду, и все не могли насмотреться друг на друга. Ольга была в растерянности. Это из-за беременности? Нет, из-за Леифа. из-за нее самой

Они были полностью открыты друг другу. Без защиты. Без оговорок. Свободно. Их будущее лежало перед ними.

Они были мужем и женой. Наконец-то. И это было ново.

Отбросив в сторону бриджи, Леиф схватил ее и уложил на меха — так быстро, что Ольга вскрикнула. А потом его голова оказалась у нее между ног, и его рот оказался на ней, его язык стал трогать ее там, где трогали пальцы. Обхватив бедра Ольги руками, он подтянул ее к себе и погрузил язык в ее естество.

Почти сразу же Ольга снова ощутила экстаз; она наклонилась, схватила Леифа за волосы и потянула, пытаясь крепче прижать его к себе. Он усмехнулся, и она почувствовала вибрации его дыхания на своей плоти. Она не могла успокоиться. Ее бедра извивались под ним, руки тянули волосы, ноги скользили по напряженным мышцам спины, и все равно этого было недостаточно. Голова ее металась — не потому что она хотела остановить его и попросить пощады, а потому что просто не могла иначе.

Когда волны экстаза снова обрушились на нее, Леиф не остановился и не отстранился. Он остался там, где был, даже когда ощущений стало слишком много, даже когда ее тело потребовало покоя. Он отказал ей в этой передышке и продолжил ласкать ее складки языком. Экстаз снова охватил ее, и на этот раз она закричала.

Леиф мягко опустил ее на меха, легко целуя, лаская руками, губами, голосом и дыханием. Только когда она смогла перевести дыхание, он отстранился, а затем поднялся, чтобы нависнуть над ней.

Его борода сверкала при свете свечей, и Ольга знала, что это влага ее тела намочила ее. Она приподнялась и поцеловала его, почувствовав вкус и запах на губах и бороде, а потом легла на спину, и он склонил голову и улыбнулся с каким-то странным удивлением.

— Сейчас между нами все по-другому.

— Я тоже это чувствую, — ответила она, признаваясь и самой себе тоже. — Мы муж и жена. В этом и заключается разница. Мы связаны.

Она потянулась между ними и взяла его твердый стержень в руку. Легким движением Ольга направила его в себя, и Леиф довольно хмыкнул, оказавшись в ней.

Но здесь он был более осторожен, чем когда ласкал ее руками и губами. Леиф медленно вошел в нее, его глаза были устремлены на ее лицо, он не отрывал от нее взгляда, пока не вошел до конца — до предела, который она имела. Некоторое время он просто изучал ее лицо, и это было больше, чем изучение — он говорил ей что-то, делился с ней чем-то.

Любовью.

Ольга чувствовала жар на коже и в сердце — его любовь к ней.

Улыбаясь, она подняла ноги и обвила их вокруг его талии. Снова запустив руки в волосы Леифа, она потянула, пока он с ворчанием не опустился на локти.

Он поцеловал ее, медленно вышел и так же медленно вернулся. Леиф был нежным и контролировал их ритм, наблюдая за реакцией Ольги, приближая ее с каждым толчком к еще одному разряду удовольствия. На этот раз, получая новое освобождение, она сосредоточилась на нем, на его вкусе, его запахе, на том, как смешивались ароматы их тел.

Она сосредоточилась на ощущении их губ и движении своего языка, которое заставляло его стонать от желания. Она сосредоточилась на скольжении его тела — большого, с кожей, огрубевшей от шрамов — по ее телу, такому гладкому и маленькому. Она сосредоточилась на пульсации его твердого органа в себе и сжала его внутренними мышцами, вознося их обоих еще выше.