— Хорошо. Я зайду через полчаса, — как всегда спокойно произносит Глеб, мило улыбаясь Варе. — Но при условии, что ты съешь весь завтрак.

Киваю в ответ, просто, чтобы не послать его словесно. И как только за ним закрывается дверь, перевожу взгляд на Варю.

— Он тебя уже обработал, да?

— В каком смысле?

— В прямом. Долго с ним говорила?

— Достаточно. Очень приятный с виду мужчина. Не понимаю я твоей агрессии, Соня.

— Я тоже много чего не понимаю в этой жизни. Например, почему я не сдохла тогда.

— Начинается. Что ты вообще несешь?! Как тебе не стыдно такое говорить?

— Не стыдно. Помоги мне пересесть и больше не задавай сегодня никаких вопросов. Пожалуйста.

Ванная и завтрак, вместо заявленных мною полчаса, растянулись на час, и, как ни странно, Бестужев в мою комнату не зашел. Он вообще внезапно сверкнул пятками, даже не попрощавшись. Я бы и знать не знала, если бы об этом мне не сказала Варя, передав его извинения. Благо, мне хватило выдержки не заржать в голос и не станцевать от счастья на руках. Радовалась я до тех пор, пока не получила от него сообщение.

«Если не поедешь в клинику, я приду сегодня вечером в твою спальню. Клянусь мизинцами на ноге. Не усугубляй. Тебя просто посмотрит один очень хороший врач. Ну ладно не один, но все хорошие. Давай жить дружно, Соня».

И все бы ничего, я бы даже с легкостью посетила любого эскулапа, даже голова сегодня не болит. Но как только представлю, что врачом может оказаться мужчина, меня начинает тошнить в прямом смысле слова. И не поехать тоже не могу. Вызывать к себе повышенное внимание своим отказом — не хочу. Забавно, хотела когда-то внимания к своей персоне, а сейчас избегаю. Наверное, от того и согласилась поехать, в очередной раз вспомнив известные мне молитвы. Мда…какая же человек сволочь, когда что-то нужно и про Бога вспомнишь.

На мою удачу неврологом оказался… дедушка. Причем реальный такой дедуля. Я бы дала ему лет восемьдесят, а то и больше. Очень позитивный и, несмотря на возраст, продвинутый в плане сленговых молодежных словечек. Этакий добрячок с седой бородой. Такой уж точно не будет об тебя тереться чем не стоило бы.

Я не вникала в суть осмотра. А он ничего и не говорил медицинского. Болтал он со мной исключительно о модельном бизнесе. Или заговаривал язык, я толком так и не поняла. Думала я только о предстоящей пятнице. Для кого-то это день для гуляний, а для меня — приход Сережи. Не знаю почему он выбрал этот день для посещения нашего дома, ну и, собственно, меня. Мне все равно. Главное придет. Остальное неважно.

А вот терапевтом оказалась чопорная дама лет пятидесяти. Она со мной не любезничала. Зачем-то отправила меня на анализы, которые я всегда сдавала только натощак. А тут после жирного, и, надо сказать, вкусного бекона.

Из клиники я выходила в благодушном настроении, даже несмотря на назначенные на завтра УЗИ и прочую фигню. Главное не смотреть мою голову. Нет диагноза — нет проблем. И даже то, что нас с Варей на выходе встречал Бестужев, меня не смутило. Правда, немного смутил его вид. Я бы сказала небрежно-легкий. Джинсы и белая футболка. Никогда его не видела таким. Очень непривычно.

— Задам вопрос не с целью тебя побесить. А хотя от греха подальше спрошу лучше у Вари, — переводит на нее взгляд. — Вы сходили в туалет перед выходом?

— Эмм…, - конкретно так притормаживает Варя, переводя на меня взгляд.

— А ты с какой целью интересуешься? — спрашиваю я, копируя точь-в-точь ровную интонацию Бестужева.

— Мы поедем на пару часов в одно место. Там, конечно, есть туалеты, но для тебя они неудобные. Поэтому надо бы облегчиться тут ради подстраховки.

— Какой ты предусмотрительный, просто загляденье, — демонстративно прикладываю руку к груди. — Просто какой-то бородатый клад, а не мужчина. А вообще мой мочевой пузырь опорожнен, Глеб Александрович. Будьте спокойны.

— Замечательно. Варя — ты садишься в вашу машину, езжай с водителем за нами. Тебе надо тоже воздухом подышать. Будешь недалеко от нас, в случае, если Соне нужна будет помощь. А ты, Соня, — переводит взгляд на меня. — Поедешь в моей машине. Ну что, по железным коням, девочки.

Не надо быть провидицей, чтобы понять, что в машину Бестужева мне поможет перебраться не мой водитель, а сам Глеб. Он достаточно легко приподнимает меня с кресла и пересаживает на заднее сиденье своей машины. Хотя, я бы не сказала, что такой автомобиль может принадлежать Бестужеву. Он скорее для большой семьи и совсем не презентабельный для такого как он.

Глеб садится рядом со мной на заднее сиденье и дает знак отъезжать своему водителю.

— Есть хочешь?

— Нет, спасибо, — спокойно произношу я, выдавая в ответ улыбку.

— Теперь у тебя хорошее настроение. С чего вдруг такие перемены?

— Ну а чего бы не порадоваться? Завтра приходит Сережа. Люблю пятницу. Как и Сережу. Точнее, пятницу люблю, потому что приходит Сережа. Потому что люблю Сережу. Ой, я прям запуталась. Ну ты понял, — весело произношу я, поправляя волосы.

Да, пожалуй, точно такую же радость я испытываю, когда в реале приходит Сережа. А сейчас еще и какое-то удовлетворение. Мне даже нравится смотреть на Бестужева, правда, он, к моему сожалению, по-прежнему невозмутим. Я не знаю, где этот мужчина достает лекарство под названием «невозмутин», но то, что он его принимает — это факт.

— Я наивно думал, что ты поумнела за такой срок. А ты снова наступаешь на те же самые грабли. Дура, — все также спокойно бросает он, переводя взгляд на водителя.

— А ты самовлюбленный и самоуверенный индюк. И почему-то этот самый индюк решил, что все будет так, как скажет он. Отстань от меня, Глеб, — после продолжительной паузы вновь произношу я.

— Обязательно отстану, — вполне серьезно произносит он, вновь переводя на меня взгляд.

— Когда?

— Когда ты полетишь отдыхать на море вместе со своей семьей. Твой отец сказал, что ты против поездки, но, чтобы меня не видеть — думаю, теперь согласишься. Там тебе будет оказан должный уход. Не бойся.

— Нет, не полечу.

— Значит все же желаешь моего общества.

— Нет, конечно. Просто путем несложных подсчетов, могу дать мизинец на отсечение, что ты в это время крайне занят, собственно, как и сегодня, поэтому так сорвался сегодня утром. И именно поэтому со спокойной душой и совестью хотел меня отправить на море.

— И все-таки я был прав тогда. В тебе определенно есть потенциал.

— Ну да, я же дура с потенциалом.

— А если серьезно, Соня, у тебя будет достаточно много свободного времени до переезда. Будешь мало меня видеть именно по озвученной тобой причине. У меня действительно очень много дел. Раздвоиться я не могу. Пока еще не научился. А сделать хорошо может только тот, кто в этом сам заинтересован, то есть — я. Поэтому не думай, что в это время я буду как-то ограничивать твою свободу.

— Потом за меня крепко возьмешься?

— Да, — как ни в чем не бывало произносит Бестужев.

— Ты меня сегодня к врачам отправлял, а сам не пробовал обследоваться у психиатра?

— Спасибо, что заботишься обо мне. Я — здоров.

Не бывает! Ну просто не бывает таких людей. Ну как можно быть таким…таким…Господи!

— Я никуда не перееду и не будет у нас никакого брака даже оформленного только на бумагах. Понял?!

— Будет. Уверяю тебя, настанет день, когда ты будешь мне не только благодарна, но и как в самом банальном кино — будешь по мне сохнуть. Так сохнуть, что некоторые не только отойдут на задний план, но и вовсе забудутся. Жаль, что я об этом узнаю не сразу, просто потому что тебе гордыня помешает. Но… думаю уловлю, пусть и позже.

— Да… тяжелый случай. Я бы сказала, тяжелее, чем мой.

— Запущенный, я бы сказал, — подытожил Бестужев, переводя взгляд на окно.

— Слушай, а раз ты такой герой и решил взять меня вот такую снова в жены, чего ж ты раньше не пришел? Где ты был два года?

— Устраивал мир во всем мире.

— Нет, я так не играю. Это мой ответ.

— Значит кормил голодных детишек.

— И это тоже мой ответ.

— Тогда не знаю, что тебе сказать.

— Правду. Не находишь это забавным? Когда-то ты меня именно в машине допрашивал на наличие правды. А теперь — я. Ну так что, где ты был два года? — допытываюсь я.

— Сидел, — в своей типичной манере безэмоционально бросает Бестужев, устремляя на меня свой взгляд. — Точнее так, отбывал срок.

Кажется, я открыла рот или выпучила глаза. Или то и другое. Понятия не имею. Просто… просто «сидел» это вот совсем не вяжется с таким как Бестужев.

Глава 10

Пауза непозволительно долгая. Такая долгая, что я успела рассмотреть каждую черточку его лица. И ничего. Ничегошеньки не указывает мне ни на то, что он говорит правду, ни на то, что шутит.

— Олег, включи, пожалуйста, что-нибудь из моего любимого, — неожиданно произносит Бестужев, поворачиваясь к водителю. И когда через несколько секунд из динамиков звучит какая-то оперная лабуда, до меня вдруг доходит. Он меня просто разводит в своей типичной манере.

— Сидел — это значит сидел и слушал оперу? Сидел на диване и думал? Отбывал срок на работе? Ну что там еще придумает твоя изощренная фантазия?

— Ну в принципе, можно сказать и так.

— Ты издеваешься?

— Нет. Технически я действительно сидел и иногда слушал оперу, равно как и отбывал срок, проводя в голове очень большую работу. Даже больше, чем обычно. Ну и на диване, конечно, тоже сидел. У меня были очень комфортные условия. Это один из плюсов больших денег. Даже в СИЗО и других местах можно получить все, что хочешь.

— То есть ты не шутишь? Ты действительно сидел? За что?! Такие как ты не могут… не могут.