Юлия Павловна же не замечала ничего, кроме игры. Укороченный крестьянский сарафан, который она надела по настоянию Даши, удивительно шел ей. Сарафан был темно-зеленый, из-под него выглядывала нижняя юбка, отороченная белым кружевом. Когда барышня подпрыгивала или наклонялась, метая, среди кружев мелькали ее стройные ножки, обтянутые французскими чулочками. Ради игры она сменила и туфельки. Прежние, атласные, так пленившие Василя, были забыты. Теперь на ней были Дашины уличные башмаки — из тонкой кожи, на крепеньком каблучке, украшенные пряжками. Все это придавало девушке такой земной и милый вид, что Василь задыхался от нежности, глядя на нее.

Но больше всего, по мнению Василя, Юлии Павловне шла крестьянская кофта. Ворот застегивался на медную пуговку, которая выглядела особенно темной на фоне белоснежной кожи. И если встать за барышней и чуть опустить глаза… Василь помотал головой, чтобы прогнать непристойные мысли, и дал себе слово никогда не поступать так низко.

— Теперь третья слева! Та, что с красной меткой! — крикнула в азарте Юлия Павловна.

Василь смотрел на девушку против солнца, сидя на корточках возле прочерченной на земле черты, с которой они бросали. Пепельная коса барышни скользнула змеей и ударила его по лицу. Юлия Павловна ничего не заметила, а Василь на мгновение задохнулся. Ему даже пришлось опереться о землю, потому что ноги стали ватными. Вдруг представилось, как Юлия Павловна падает в стог сена, опуская ресницы, а кофта, слишком широкая для ее фигурки, сползает с плеча… А потом он целует ее в губы, и приникает всем телом, расстегивая незаметно медную пуговку…

— Вася! Вы уснули, что ли?

Василь встрепенулся, и вернулся на землю. Барышня выбила очередную фигуру и от радости подпрыгивала на месте.

— Ну и ручка у вас! — восхитился Василь. — И удар железный. А поглядишь — и не подумаешь.

Юлия Павловна нарочито скромно потупила глазки и сделала маленький книксен, рассмешив не только Василя, но и Дашу, которая, казалось бы, на молодых людей и не смотрела.

Обед они провели вместе. Василь сидел на скамеечке у входа и с удовольствием наблюдал, как Юлия Павловна пробует то одно кушанье, то другое. Чтобы развлечь ее, он рассказывал, какие цветы растут в округе. И, конечно же, она сразу захотела пойти в лес, а потом на луг, а потом покататься на лодке, чтобы нарвать кувшинок.

Лодочную прогулку решено было перенести на завтра. Даша наказала барышне отдыхать. Веселье — весельем, а доктора говорили…

Утро следующего дня выдалось солнечным и ясным. К обеду обещалась жара, но пока ветер нес прохладу из леса.

Василь и Юлия Павловна шли к реке, разговаривая о музыке. Василь напевал вполголоса популярные арии, а барышня слушала его, приоткрыв от восхищения розовые ротик. Она несла зонт, призванный защищать от палящих лучей солнца. Что касается Василя, он даже шапку не взял. Бегал взад-вперед перед барышней, дурачился, как двенадцатилетний мальчишка — только, чтобы она засмеялась.

Озеро было в половине версты от усадьбы, но Юлия Павловна одолела путь на одном дыхании. Казалось, усталость и томность окончательно покинули ее.

Спустившись по деревянным мосткам, Василь помог ей усесться в лодку-долбленку, потом оттолкнул лодку от берега и ловко перемахнул через борт. Ряска расступалась перед утлым суденышком медленно, приоткрывая стоячую темную воду и смыкаясь за позади зеленым ковром. По этому зеленому ковру тут и там лежали на листьях-тарелках кувшинки. Цветы казались восковыми — с непрозрачными лепестками и желтыми сердцевинками-пестиками. Юлия Павловна потянула один цветок, и показался стебель толщиной в палец. Василь протянул нож, и она благодарно кивнула ему.

Сбор букета стал для Василя непосильной мукой. Каждый раз, когда девушка наклонялась за очередной кувшинкой, он мог видеть краешек белой груди в облаке кружев. Зрелище было настолько соблазнительным, а мысли о том, что скрывается за корсетом, настолько непристойными, что Василь почувствовал, как внизу живота наливается тяжестью его мужское достоинство. Юноша призывал себя к благоразумию, пытаясь унять возбужденье, но определенная часть тела жила по своим законам.

Прелестница даже не подозревала о его страданиях и продолжала весело щебетать, показывая каждый цветок по одному, и все вместе в букете. По мнению Василя, цветы внимания не заслуживали, но он вежливо улыбался.

Срывая очередную кувшинку, Юлия Павловна наклонилась, оперевшись ладонью о колено Василя. Легкое, как перышко, прикосновение стало для Василя последней каплей. Юлия Павловна вскрикнула, потому что ей показалось, что Василь потерял равновесие и рухнул в воду. Оцепенев от ужаса, она смотрела, как по поверхности озера пошли круги. Они качнули лодку раз, второй, потом пропали, а Василя не было видно.

— Вася? — позвала Юлия Павловна, не смея пошевелиться. — Вася?

Она взвизгнула, когда он выскочил из воды с другой стороны лодки, и шумно зафыркал, отряхивая кудри и цепляясь за борт.

— Я думала, вы утонули! — крикнула она, не зная, сердиться ей или смеяться. — Что за грубые шутки!

— Простите, Юлия Павловна, — Василь обнажил в улыбке все зубы. — Жарко сегодня, вот, захотелось освежиться.

— Вы меня испугали, — сказала Юлия Павловна уже тише. — Озеро такое глубокое…

— Тю! Что я, плавать не умею! Да и разве здесь глубоко? Вот речка — это другое. Плывешь по реке и не ведаешь — или ты плывешь, или она тебя своими водами несет. Сидите-ка смирненько, да отодвиньтесь к бортику, чтобы я вас не забрызгал…

Юлия Павловна послушно замерла и даже прикрылась зонтиком, пока Василь навалившись животом на борт, лез в лодку. Каждый раз, когда лодка покачивалась, барышня взвизгивала. Василь незаметно улыбался и специально раскачивал лодку, чтобы послушать ее голосок. Чудо, как хороша! Холодная вода остудила тело, и он снова повеселел. Сев на скамейку и выловив весло, он отжал жилетку и бросил на дно лодки.

— Что вы так боитесь, право слово? Плавать не умеете?

Барышня помотала головой.

— А хотите, научу?

Она закусила губку, подумала и снова покачала головой:

— Дашенька не позволит…

— А мы не скажем! — таинственно предложил Василь. — Сбежим ночью из дома — и на речку! И никто нас не увидит. Хорошо?

Она замялась, и было видно, что подобная таинственность страшила ее, но и отказать Васе вот так, сразу, она не могла.

— А ночью на реке — как в волшебной сказке, — продолжал искушать Василь. — Да мы недолго будем. Даша ничего не заметит.

— Не знаю… — шепнула неуверенно Юлия Павловна.

— Вы только с собой возьмите… во что переодеться после купания. А об остальном я позабочусь.

Головы их сблизились, и они зашептались, забыв и о цветах, и о веслах. Лодка застыла на месте, вокруг постепенно стягивалась ряска.

— А как мы уйдем?.. Даша спит чутко, я мимо не пройду…

— А вы через окно…

— Через окно?..

— Я стукну, вы и выпрыгнете. А я внизу подхвачу…

— Но… там цветы на подоконнике…

— А цветы на пол поставьте…

— Во сколько же мы пойдем?..

— Как луна подымится, часов в одиннадцать… Вы спать ложитесь, а когда Даша уйдет, оденьтесь и ждите. Не усните только…

— Нет-нет! — шепотом вскричала Юлия Павловна и покраснела до слез. И опустила пепельную головку, чтобы Василь не заметил ее улыбки. Все казалось ей таким восхитительным, таинственным… Луна, река, и она с Васей…

Кувшинки она поставила в своей комнате, опустив восковые цветы в чашку с водой. К вечеру они завяли и стали грязно-желтыми.

День тянулся для молодых людей мучительно медленно. Они поужинали — она в своей комнате, он — в людской, потом под присмотром Даши побренчали на рояле, бросая друг другу многозначительные взгляды. Потом попрощались и разошлись.

Когда луна выкатилась из-за кромки леса, Василь, воровато оглядываясь, прокрался к окну спальни барышни и тихонько стукнул в стекло. Прошло несколько томительных минут, пока окно не приоткрылось.

Василь подхватил Юлию Павловну на руки и в одну секунду вытащил из спальни. Она показалась ему легким, душистым облаком. Даже в этот раз она не сняла корсет. Несколько пуговок на спинке платья были расстегнуты. Василь улыбнулся, представляя, как она одевалась сама. Она держала в руках какой-то мягкий, белоснежный сверток. Василь понял, что там. Забрал и сунул в корзину, которую приготовил с вечера.

Дорогу до обрыва они прошли медленно, прячась в тени деревьев, и то замирая от любого шороха, то прыская со смеху.

Возле реки Юлия Павловна остановилась. Василь почувствовал ее страх и смущенье. Лунная дорожка прочертила воду, было слышно, как журчал родник в овражке.

Василь взял Юлию за руку, нежно сжимая ладонь.

— Не бойтесь, я ведь рядом, — сказал он настолько ласково, насколько мог.

Юлия Павловна тихо засмеялась, уткнувшись ему в плечо.

Вытолкнув лодку, Василь помог девушке сесть, старательно отведя глаза от мелькнувшей из-под кружев нижней юбки ножки.

Они переплыли на другой берег. Здесь спуск к реке был пологий, покрытый мелким белым песком.

— Вася, смотрите, берег светится! — восхитилась Юлия Павловна, выпрыгивая на берег. — Как мне нравится!

Василь привязал лодку и скинул рубашку.

Юлия Павловна захлопала глазами, увидев его мускулистый торс. Она никогда не видела обнаженных мужчин. Только статуи в отцовском парке. Василь медленно обернулся, ощущая нарастающее возбуждение. Но Юлия Павловна уже стояла к нему спиной.

— Я расстелю одеяло, а вы снимайте платье, — сказал он, стараясь говорить как можно равнодушнее.

Юлия Павловна нервно кивнула.

Посмеиваясь про себя, Василь наблюдал, как она безуспешно пытается расстегнуть пуговки, расположенные сзади. Расстелив лоскутное одеяло, он достал из корзины припасенные полотенца, шаль, смену белья, взятую барышней. Он украдкой погладил что-то шелковое, кружевное. У крепостных нет кружевных панталончиков и атласных корсетов. Такие бывают только у московских барышень.