— Гнусная клевета! Черное платье для коктейлей! Декольте! И колье с бриллиантами!

— Слушай, где ты пряталась до сих пор?! Да знаешь ли ты, что испортила мне лучшие годы жизни! Сколько я не написал из-за тебя!

— Вот-вот! Переложить ответственность на женщину! Очень по-мужски.

— Не придирайся. Теперь главное — успеть наверстать упущенное!

— Можешь сесть за машинку прямо сейчас.

— В данном случае я имел в виду другое…

Мы серьезно занялись делами. Мы рьяно включились в организацию журнально-издательского процесса. Мы обзвонили весь авторский состав «Литературного цеха» и обязали:

Жоржа — строго и придирчиво просмотреть рукописи, претендующие на место в редакторском портфеле;

Чизбургера — еще раз тщательнейше проработать композицию своей новой повести — той самой, где не хватало «мяса» на сюжетных «костях»;

молодых поэтов-мужчин — перестать дразнить Метелкину и Лизу ЖЕПОЙ, то есть женской поэзией, и активнее возделывать свои собственные творческие участки;

Томика — предварительно ознакомиться с сюжетами предназначенных для второго номера произведений и приступить к наброскам иллюстраций.

Сам Валерий твердо обещал мне подготовить для второго же номера не менее трех глав нового романа.

На всю подготовку мы отвели приблизительно месяц.

Возможно, мы управились бы и быстрее. Но мы были еще слишком неопытны в издательском деле. Да к тому же и Сам все еще пребывал в Москве и, как выразилась по телефону прекрасная Диана, не определился с датой возвращения.

Поэтому мы решили показать пока что часть оригинал-макета хотя бы ей.

— Я слушаю вас! — объявила она.

Мы озадаченно молчали. Диана смотрела на нас, порхая ресницами, деловито-приветливо, даже любезно. Но… КАК НА НЕЗНАКОМЫХ! Ее пальчики с французским маникюром зависли в воздухе над компьютерной клавиатурой. Было ясно, что наше общение не должно затянуться.

— Мы по поводу оригинал-макета второго номера, — наконец нарушила молчание Томик.

— Второго номера — чего именно? — так же любезно уточнила Диана.

Последовала новая изумленная пауза.

— Второго номера. Журнала. «Литературный цех», — отчеканила Томик.

— Журнала! Да-да… Но дело в том, что Анатолий Петрович не давал никаких распоряжений, — сообщила Диана. И улыбнулась чуть сконфуженно — словно фея, забывшая начало заклинания.

Мы переглянулись, вернее, тупо посмотрели друг на друга.

В это время Диана кинула беглый взгляд на экран монитора, и ее пальчики пришли в движение и легко пробежались по клавиатуре. И в тот же миг Славик (с перевязанной после укуса собаки рукой) воскликнул, протягивая ей папку:

— Нет, но вы хоть сами просто гляньте! Может, здесь что-нибудь не так?

Она коротко качнула головой — все еще любезно, но явно отрицательно, — продолжая стучать по клавишам. Точнее, это был не стук, а чуть слышное постукивание или даже что-то вроде легкого шуршания. Выглядело это изящно: блестящие сиреневатые ноготки не утопали в клавишах, а лишь чуть прикасались к ним. Ничего похожего на машинку. Мне было видно, как на экранчике монитора появляются и тут же исчезают какие-то квадратики и прямоугольники с надписями.

— Но ведь вы понимаете… существует определенная договоренность! — раздался вкрадчиво-недоумевающий голос Валерия. — И мы со своей стороны…

Тут она, более не церемонясь, досадливо дернула плечом. Она даже разомкнула губы в блестящей помаде, чтобы сопроводить свой жест соответствующей репликой, но в этот момент что-то на экране приковало ее внимание, и она удивленно вытянула шею, позабыв закрыть рот.

— Пошли, — негромко скомандовал Жорж.

— Но! Все-таки! В чем дело? — с вызовом начала было Томик, но он уже увлек ее к выходу. И все мы разом вдруг оказались снаружи, за серой дверью. Отошли на несколько шагов и только здесь остановились.

Посмотрели друг на друга: то ли осмысливая произошедшее, то ли чего-то ожидая. Но дождались лишь того, что Чизбургер одним прыжком вернулся назад и, громыхнув серым металлом, распахнул дверь и прокричал с угрозой:

— Вы!! Еще пожалеете!

— Дурак, Федька… — пробормотал Жорж. Сегодня ему можно было дать лет шестьдесят: лоб в морщинах, тусклый взгляд исподлобья… Неужто это и был тот самый франт со шнурками вокруг щиколоток? Неужто он танцевал с Томиком ламбаду?

— Это называется — мальчик наигрался, — вяло сказал он. — В Москве у него другие забавы. А когда вернется, скажет — пока нет возможности финансировать. Или — добавьте общественно-политическую рубрику, тогда посмотрим. Или — переезжаем в новый офис, не до того… Или срочная командировка в Испанию… И это уже навсегда. Как все они …

Не закончив фразы, он как будто поперхнулся, резко повернулся и не оглядываясь зашагал прочь. И остальные ошеломленно двинулись за ним.

— Подождите… Как же так? Ребята! — рванулась я вслед.

Но кто-то властно удержал меня за руку. Валерий стоял позади. Он медленно и молча покачал головой.

— Ты думаешь, это… — в горестном изумлении начала я, и голос мой поник.

— Конец, — подтвердил он. — Теперь только искать нового спонсора… если, конечно, Жорка захочет. Он их уже видел-перевидел…

Мы постояли молча, опустив головы. Мне все еще не верилось, что последняя надежда рухнула.

— А что, если еще раз поговорить с ним? Всем вместе? — неуверенно предложила я.


Валерий вздохнул и обнял меня. И тут, посмотрев друг другу в глаза, мы убедились, что наша жизнь, несмотря ни на что, продолжается! А также и в том, что она, несмотря ни на что, сулит нам удачу! Он приподнял брови, заговорщицки улыбнулся, прижал своим локтем мою руку, и мы решительно двинулись в другую, чем все, сторону.

— Ну, купи морковки… наверное, пару килограммов. Свеклы штуки три, только небольшие… и, я не знаю, — может, сельдерея? — жалобно спрашивает мама.

Сегодня она приболела — давление. Видимо, сказываются магнитные бури. А когда мама болеет, ее охватывают сомнения и страхи самого разного рода. Например — смогу ли я самостоятельно сварить борщ, отличу ли на базаре белую капусту от зеленой. А также достаточно ли у нас в доме продуктов на случай какого-нибудь стихийного бедствия, если наш дом номер двести семьдесят восемь вдруг окажется загадочным образом отрезанным от всего мира. Кроме того, ее терзают самые худшие мысли по поводу своего возможного диагноза. Это не паника — просто мнительность. Такое врожденное свойство.

Все это я понимаю, но, когда мама начинает разговаривать таким вот жалобно-укоризненным голосом, не могу подавить в себе раздражения. Сразу вспоминаю: когда я была маленькая, мне не позволяли хныкать! Говорили, что от хныканья в детском организме развивается какой-то опасный микроб.

— Мам, ну вызови врача!

Она задумывается над этим предложением, но через минуту, готова я поклясться, скорбно качает головой. Ее охватывают новые сомнения: может, давление вот-вот пройдет и она только зря побеспокоит доктора? Или, наоборот, ее состояние таково, что придется немедленно ложиться в больницу, а способна ли я вести домашнее хозяйство?

«Все-таки старость — ужасное испытание! — в тоске думаю я. И тут же обрываю сама себя: — Это кто же старуха — мама? Папа — старик?!»

— Кстати, ты знаешь, в каком возрасте вышла замуж Элизабет Тейлор? Якобы последний раз? И сколько лет ее мужу? — невинно интересуюсь я.

— А сколько? — тут же попадается на приманку моя во всем сведущая мама.

И голос ее сразу молодеет. Лет как минимум на семь.

— К вашему сведению, слово «старость» вообще нельзя произносить! — объявила Римус.

Сегодня она была в оранжево-красной блузке с воланами на рукавах — вся такая Кармен.

— Тот, кто поймет это в сорок, будет выглядеть человеком как минимум до шестидесяти! Потому что слова имеют власть. Мамина сестра тетя Сусанна говорила, что, если бы она вовремя услышала какую-то там песню Магомаева, она совсем по-другому построила бы свою жизнь!

— Слово — это вещь, — согласилась Людасик. — Вот мой девятый в прошлом году вздумал ехать на море. Я им, конечно, сразу говорю — даже не мечтайте! Но все-таки уломали меня позвонить в какую-то фирму насчет автобусных поездок. И верите, как только я сказала по телефону: «Ориентировочно на двадцать человек», — я поняла — этого моря мне не избежать! И вся поездка так и выстроилась в уме по кадрам, как учебный диафильм! И как мы шашлык замаринуем, и как я всех девчонок заставлю взять по два купальника, чтоб мокрыми не сидеть…

— И как они от тебя на катамаране уплывут, а ты будешь с воплями метаться по берегу? А потом сама тащить кастрюлю из-под шашлыка к автобусу? — подсказала Римус. — Да еще и радоваться — слава Богу, никто не утонул!

— Н-ну вообще-то не без того…

— А я своим сказала: ребята, хотите обижайтесь, хотите — нет, но я вам не туристский инструктор и не экскурсовод. Желаете в горы — вперед, с родителями! Или в альпинистской секции. А моя задача — дать вам знания по предмету! Такой уж я ограниченный человек.

— А как же Инка? Помните, физкультурница у нас была? — вспомнила я. — Каждые каникулы со своими — в поход!

— Она и до сих пор так! — пожала плечами Римка. — Потому что это ее компания. Дни рождения вместе отмечают, свадьбы… У них и разница всего-то лет десять!

— Нет, но бывают же такие! Вот у нас была по пению Татьяна Викторовна. Мы с ней на все самодеятельные конкурсы ездили! — не уступала Людасик. — Верите — занималась с нами часа по два, по три, без всякого расписания! Кормила даже, сама пекла печенье на весь хор, человек пятнадцать. Мы ей всякие девчачьи тайны доверяли… А у самой семья, муж и сын. Честно, я сейчас иногда сравню себя с ней и думаю — вот такие люди и есть настоящие святые!