– Это было ужасно, – тихо произнес он.

– Знаю, я была там, – так же тихо ответила Николь.

Он удивленно посмотрел на нее:

– Где?

– На поле боя, в тылу у «круглоголовых».

– И что же ты видела?

– Многое. Потом я потерялась среди трупов, и если бы не Карадок, я была бы там до сих пор, – она печально отвернулась, – Джоселин погиб, Карадок видел, как он упал.

– Слава Богу! – прошептал Руперт, сжимая кулаки так, что побелели костяшки пальцев. – Теперь никто не будет мешать нам! Ведь этот благородный человек, которому я так завидовал, мертв.

– Замолчи! – яростно крикнула Николь. – Замолчи немедленно! Я не могу даже думать об этом.

– Когда я уходил с поля боя, при свете луны я считал наши потери. Мы потеряли, по крайней мере, три тысячи, а может, и больше.

– Противник тоже понес большие потери.

– Знаю. Но те, кто спаслись, гнались за мной, они жаждали моей крови, грозились разрезать меня на куски и бросить их толпе. Мне пришлось несколько часов прятаться на гороховом поле, пока преследователи не успокоились. Они захватили знамя и разорвали его. Но что самое страшное, Арабелла, самое ужасное…

Она подняла глаза и увидела, как по лицу Руперта беззвучно текут слезы.

– Что?

– Они убили Боя и поймали Шейда, моего красавца Шейда, которого я назвал в память о тебе, дорогая. Они взяли его в плен, отрезали ему уши и зовут теперь Круглоголовый!

– Не может быть! – воскликнула Николь и поднесла руку к губам.

– Да, да. Они убили не только почти всех моих друзей и моих лучших солдат, они расправились даже с моими собаками! Боже мой, Арабелла, они чуть не убили меня этим!

Она снова обняла его, и они оба горько заплакали.

– Я не могу уйти отсюда без Джоселина. Я люблю его, Руперт, ты понимаешь? – в ужасе произнесла Николь.

– Я знаю. Как ты можешь думать, что я тебя не понимаю?

Николь нетерпеливо поднялась:

– Я должна вернуться и отыскать его. Мне нужно одеться и вернуться в Мур.

Руперт покачал головой:

– Там уже наши враги. Они раздевают трупы и хоронят своих. Всякий, кто окажется поблизости, рискует попасть в плен.

– Но там Карадок, он ищет своего хозяина.

– О, этот выберется невредимым откуда угодно. А что касается тебя, ты не можешь снова рисковать своей жизнью. Я запрещаю тебе.

– Мне никто никогда ничего не запрещал, – машинально ответила она.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – устало произнес принц, – но при сложившихся обстоятельствах, ты должна подчиниться, ибо это – военный приказ.

Они молча смотрели друг на друга, и вдруг Николь спросила:

– Когда ты в последний раз ел?

– Я завтракал перед сражением.

– И все?

– Да.

– Я распоряжусь насчет еды, или попросим маркиза? Он здесь?

– Маркиз ушел, – ответил Руперт, изобразив на лице подобие ухмылки, – они оба, он и лорд Эйсин, это жалкое ничтожество, не вступили в бой до самого полудня, я это точно знаю. Они оба не выполнили мои приказы, во всяком случае, мне так показалось. А теперь они направляются в Скарборо, где их ждет корабль, на котором они сбегут. Вот так закончилась история о «самом преданном мне человеке».

– А что слышно о Ферфаксе? – она вспомнила, как этот человек выбивал оружие из рук своих же воинов, рубивших на куски отряд «белых накидок».

– Он думает, что проиграл сражение, и отправился в Кавуд, он понес большие жертвы, даже потерял брата.

– Он пытался спасти «белые накидки».

– Мне говорили об этом. Но они все равно погибли все до единого, прямо там, где стояли. Когда все закончилось, их накидки стали красными, – с горькой иронией добавил он.

Николь встала.

– Мы больше не должны об этом говорить. Мы должны быть мужественными, как те, кто пережил последнюю войну, – сказала она.

– Какую войну?

Она грустно покачала головой:

– Это не имеет значения. Разреши мне накормить тебя.

Руперт поджал губы:

– Нет. Сначала я напьюсь, чтобы у меня хватило мужества вернуться обратно.

– Куда, на поле боя?

– Нет, к своим кавалеристам, которые остались живы. Северный полк Горинга прячется где-то поблизости. Я должен разыскать его и привести сюда.

– Чтобы продолжать борьбу?

– Конечно. Говорят, мое войско разбито, и так оно и есть, но им не удастся добраться до моего дяди, пока я не доберусь до каждого из них. Дай мне выпить, а потом распорядись насчет ванны. Я с ног до головы запачкан кровью и смертью, – перехватив тревожный взгляд Николь, он добавил: – Обещаю тебе обязательно поесть вечером.

«Теперь я знаю, – думала Николь, – что чувствовали вдовы во время второй мировой войны. Кровавая бойня продолжается, каждый день кто-то гибнет, и нужно думать о живых».

Позвонив в колокольчик и объяснив все слуге, она торопливо поднялась наверх и переоделась в то, что смогла отыскать для нее служанка: довольно линялое платье с пышной юбкой и приталенным лифом, украшенное, правда чистыми воротничком и манжетами. Потом она вернулась к принцу. Выполняя свое обещание, он накачивался бренди, на его щеках уже появился обычный румянец, лицо ожило, и на нем заиграла одна из его ленивых ухмылок. И все же Николь заметила, что глаза его блестят неестественно ярко, в их глубине притаилось отчаяние, так что малейшее расстройство может вернуть его в прежнее состояние депрессии.

В два часа дня, приняв ванну и переодевшись в какие-то вещи Ньюкасла, он отправился исполнять свой долг, пьяно дыхнув на Николь перегаром и пообещав вернуться до темноты. Николь осталась стоять, прислонившись к стене, стараясь осознать, что же произошло, и никак не веря в это и не позволяя внутренней тоске завладеть ее сердцем.

Через час вернулся Карадок, грязный как черт; сзади ковыляла его совершенно выдохшаяся лошадь. Глядя на него, Николь поняла, что больше не испытывает неприязни к слуге Джоселина. Она распорядилась, чтобы его накормили и дали выпить. Только после этого она осмелилась задать роковой вопрос, ответ на который без труда читался на его лице, ибо Карадок был просто в отчаянии.

– Ты нашел его? – решилась спросить она, наконец.

– Нет, его я не нашел. Он все еще лежит там. Но я принес вам вот это, – с этими словами он вынул из кармана кольцо с печаткой, принадлежавшее Джоселину, и осторожно положил его на ее протянутую ладонь.

Она в изумлении смотрела на него:

– Что ты хочешь этим сказать? Он умер или попал в плен? То, что ты не нашел его тела, дает ли это нам какую-нибудь надежду?

Слуга был мрачен:

– Боюсь, что нет, мадам. Лорд Джоселин никогда бы не расстался с кольцом, будь он жив. Вы помните случай с сэром Эдмундом Верни?

– Главный королевский знаменосец? – Николь побледнела. – После Эджгилла было найдено его кольцо, но его тела так и не нашли. Ты это имеешь в виду?

– Да.

Незаданный вопрос повис в воздухе.

– Ты хочешь сказать, что Джоселина разрубили на куски? – наконец произнесла Николь.

– Я его не нашел, – повторил Карадок хриплым голосом.

– Значит, он жив. Если, конечно, его не похоронил кто-то другой.

– «Круглоголовые» уже похоронили всех своих покойников. На поле остались только роялисты.

– Хватит, – отрезала Николь, – замолчи, Карадок. Если я услышу еще хоть одно слово о мертвых, я не смогу остаться с теми, кто еще жив. Ты понимаешь меня?

Он кивнул и поцеловал ей руку:

– Вы – хорошая женщина, леди Аттвуд. И сильная. Сначала я подумал, что вы просто глупая красивая кукла, но теперь я увидел огонь, горящий у вас внутри. Теперь я не удивляюсь тому, что мой хозяин так любил вас.

Только сейчас, выслушав добрые слова Карадока и осознав, что даже он говорит о своем хозяине в прошедшем времени, Николь не выдержала и разрыдалась. Она впервые плакала по мертвому мужу, только по нему, и ей не было дела до страданий принца Руперта, и ни одна жертва этой ужасной войны ее больше не интересовала.

– Вы должны отдохнуть, – превозмогая душевную боль, произнес Карадок, – пойдемте, миледи.

Несмотря на то, что он был сам до смерти измучен, он подхватил легкое тело Арабеллы и, позвав служанок, отнес ее наверх и уложил в постель, где вокруг нее тут же засуетились женщины, успокаивая ее. Они тут же напоили ее снотворным, и Николь быстро уснула, благо в этом она в тот момент нуждалась больше всего.

* * *

Николь снова была на поле боя, сейчас там было пусто и тихо, только птицы пели над головой. Трупов не было, но вокруг было множество могил, аккуратных и поросших молодой травкой, которая всегда быстро вырастает на болотистой почве. Еще там был Уильям Добсон, его темный силуэт четко выделялся на фоне светлого неба, он стоял у холста и был полностью поглощен своей работой. Николь окликнула его по имени, он сорвал шляпу и помахал ей в знак приветствия.

– Что вы рисуете? – прокричала она.

– Идите и посмотрите! – прокричал он в ответ.

Она побежала к нему через поле, чувствуя себя совсем как Кэти из романа Бронте «Грозовой перевал». «Глупо, конечно», – сказала себе Николь, ведь она всегда считала, что главная героиня этого романа не только ужасно раздражительная, но и безобразно толстая.

– Это портрет, – сказал художник, когда она подошла к нему.

– Чей?

– Меня просили держать это в тайне, но вы застали меня врасплох, – ответил Добсон.

Тут он отошел, чтобы ей было удобнее смотреть. Это был Джоселин, он смотрел на нее с холста как живой. Она внимательно вглядывалась в его блестящие черные кудри, сияющие золотистые глаза, нежные чувственные губы.

– Неужели он действительно умер? – тихо спросила она.

Но Добсон, казалось, не расслышал, он рассеянно проговорил: